Я захватываю замок - Баканов Владимир Игоревич

— Передай папе привет. Объясни ему, мы хотели как лучше! — От счастья мне хотелось обласкать всех и каждого.

И мы тронулись. Миновали сарай, где я подслушала разговор Саймона с братом. Проскочили перекресток, где хором читали стихи первого мая. Промчались мимо деревенского луга, где пересчитывали звуки и запахи.

Вот и каштан у гостиницы! Мне стало больно за Саймона: вдруг он вспомнил золотистые волосы Роуз на фоне зеленой листвы?

«Я сделаю его счастливым! — пообещала я себе. — Клянусь! Руки у меня теперь развязаны».

В начале пути мы чуть-чуть поговорили об отце. Коттон не согласился с моим предположением, что найденные в башне черновики — пустое бумагомарание, и захотел взглянуть на них сам.

— Хотя, конечно, это и в самом деле необычно, — добавил он. И замолчал.

Когда мы отъехали от годсендской дороги на несколько миль, Саймон неожиданно спросил:

— Вы знали об истинных чувствах Роуз ко мне?

Что тут ответишь? Я задумалась. Надолго.

— Ладно, неважно, — бросил он. — Разумеется, я не имел права спрашивать.

— Саймон… — начала я.

Но он меня перебил.

— Оставим эту тему. Лучше сначала выяснить, действительно ли она думает так, как написала.

Затем Саймон предложил надвинуть крышу, чтобы я не замерзла: убрать ее попросила Топаз — в Лондоне стояла духота. Я отказалась. Воздух был по-утреннему прохладный, но приятный.

До чего же странная атмосфера в сонных деревнях! И мотор там рокочет громче, и фары светят ярче…

У домов Коттон сразу сбрасывал скорость. А ведь другие в его состоянии мчали бы сломя голову. В одном коттедже на верхнем этаже мерцал огонек свечи, у калитки стоял автомобиль.

— Наверное, доктор, — сказала я.

— Кто-то при смерти… Или вот-вот появится на свет… — отозвался он.

Темно-синее небо поблекло, стало дымчатым. Деревня напоминала бесцветную картинку, нарисованную мелом на серой бумаге, — на мили вокруг ни единого яркого мазка. Ни день, ни ночь, ни рассвет… Скорее сумерки. Я поделилась наблюдением с Саймоном. Оказывается, этот странный свет, окутывающий мир перед восходом солнца, он называет расплывчатым!

Вскоре мы остановились свериться с картой. По обе стороны дороги расстилались покрытые туманом заливные луга, там и сям темнели подстриженные ивы. Вдалеке прокукарекал петух.

— Жаль, рассвет сегодня не удался, нечем вам полюбоваться, — сказал Саймон.

Как же он ошибся! Прекраснее рассвета я не видела: на наших глазах густой серый туман превратился в золотистую дымку.

— Поразительно! — заметил Коттон, наблюдая за волшебным преображением. — И ведь солнца, как будто нет…

Ну, разве не символично? Так, за туманом тревог он не видит пока счастья, которое ждет его со мной.

— Перекусим? — спросила я.

Бутерброд Саймон взял, наверное, только за компанию, зато разговор поддержал охотно: о том, как трудно описать светящуюся дымку, и почему вообще хочется описывать красоту.

— Может, это попытка подчинить ее себе, — предположила я. — Или, наоборот, подчиниться ей… Возможно, это одно и то же. Полное слияние с красотой, которая каждому так нужна.

Туман золотился все ярче. Смотрела бы на него и смотрела!.. Однако Саймон аккуратно спрятал бумагу из-под бутербродов в канаву, и мы снова тронулись в путь.

Вскоре запахло морем. Пробиться сквозь густой туман над солончаками солнцу оказалось не под силу, но белизна плотной завесы слепила не меньше полуденных лучей. Настоящее путешествие сквозь облака!

— Вы уверены, что мы приезжали сюда? — спросил Саймон, оглядывая главную улицу. — По-моему, тут все иначе…

Я объяснила, что дело в летней праздной атмосфере. В мае приморский городок ничем не отличался от обычной деревни, а теперь у дверей стояли детские ведерки с совочками, сети, на карнизах сушились купальные костюмы.

Почему я не ребенок? Просыпаешься в чужой, странной спальне, весь день резвишься на пляже…

Нет! Бог свидетель, то утро я не променяла бы на все сокровища мира.

На улице не было ни души, лишь в вестибюле гостиницы намывала пол уборщица — мы увидели ее в открытую дверь. Женщина позволила нам просмотреть книгу записи постояльцев.

Имени Роуз мы не нашли.

— Подождем, когда люди проснутся, а затем проверим каждый дом, — предложила я.

— Вряд ли она в «Лебеде»… — задумчиво проговорила уборщица. — Это не гостиница, но иногда они пускают одного-двух постояльцев.

Точно. Крошечный дом у моря, в миле отсюда. Мы видели его, когда приезжали на пикник. Едва ли Роуз там поселилась.

— Думаю, можно заглянуть и туда. Пока все спят, — сказал Саймон.

Автомобиль катил по пустынной прибрежной дороге. От тумана не осталось и следа. Бледно золотилось море; лениво накатывали на берег волны, оставляя на песке кружевные разводы.

— Смотрите! Вон место нашего барбекю! — обрадованно воскликнула я.

Саймон только кивнул.

И правда, нашла время для воспоминаний… Я прикусила язык.

Одинокий домик на берегу мы увидели издалека. Гостиница «Лебедь». Старая-престарая, как «Ключи» в Годсенде, но еще меньше и проще. В окнах сверкало отражение восходящего солнца.

Коттон остановился у самой двери.

— Кто-то уже проснулся! — Он взглянул на открытое слуховое окошко, где на подоконнике стоял кувшин и тазик для умывания — точь-в-точь как в «Ключах». Из окна неслось звонкое пение. «Ранним утром».

— Роуз! — прошептала я.

Саймон удивленно вскинул брови.

— Вы уверены?

— Совершенно.

— Не знал, что она так поет.

Он вслушивался в ее голос, глаза его сияли. А Роуз принялась мурлыкать мелодию без слов. Ходила по комнате, хлопала ящиками.

— Так поют лишь счастливые люди, — сказал Коттон.

— Наверное, все и правда в порядке, — через силу промямлила я. — Наверное, Топаз права — дело в нервах. Мне подняться?

Не успел он ответить, как наверху в дверь номера постучали.

— Доброе утро! — весело поздоровался мужской голос. — Идем купаться?

Саймон издал сдавленный хрип…

Спустя мгновение мы на всей скорости мчались прочь.

— Что это значит?! — растерянно воскликнула я. — Это же… Нейл!

Он кивнул.

— Давайте помолчим.

Через несколько минут мы остановились. Коттон закурил.

— Все нормально. Расслабьтесь, ни к чему ужасаться. Теперь мне кажется, я всегда это знал.

— Но ведь они ненавидят друг друга!

— Куда уж сильнее, — мрачно усмехнулся он.

В городок мы вернулись другой дорогой — проезжать мимо гостиницы не хотелось. Саймон почти не разговаривал. Впрочем, о Нейле рассказал. Оказывается, Роуз ему понравилась с самого начала.

— Но потом он в ней разочаровался. Якобы она манерная и корыстная. По крайней мере, так он утверждал. Я тешил себя мыслью, что он просто злится, — ведь Роуз предпочла меня. Также я тешил себя мыслью, что она и правда меня любит. То есть сначала. В последние недели у меня появились сомнения, но я надеялся, что после свадьбы все наладится. Бог свидетель, мне и в голову не приходило, будто она влюблена в Нейла! Или он в нее. Они могли бы честно мне сказать. Да и Нейл не такой…

— Никогда бы не подумала, что Роуз такая… — с несчастным видом отозвалась я.

Мы ехали домой. Ясное летнее утро вступило в свои права. Потихоньку пробуждались деревни, весело лаяли по дворам собаки. Над лугами, где мы любовались туманным рассветом, еще витали тонкие белесые клочья. Здесь же я мысленно пообещала сделать Саймона счастливым… Даже не верится. Будто и не мои слова. Как же долго я кормила себя глупыми сказками! Мне не заменить ему Роуз. Впервые я это поняла у гостиницы, по его просветлевшему лицу, когда он прислушивался к пению. И по нашему разговору на обратной дороге: Саймон был тих, спокоен, не выказал ни злости, ни горечи, не бросил ни единого упрека в адрес Роуз. Но окончательно мне раскрыл глаза переворот в моей душе. Наверное, страдания любимого человека учат нас большему, чем собственные.