С волками жить...(СИ) - "Ores"

— Предчувствие плохое не перед охотой, а в целом. Нагнетает. Как перед бурей. Гром гремит, тучи, а где молния шибанет, не знаю.

— Всегда будет и молния, и град, Дан, особенно с тобой, и если будем сидеть на одном месте, она точно ударит именно по нам. Я стараюсь обезопасить хотя бы те части нашей жизни, которые могут отвлечь, если реально ударит.

— У меня аж встал от твоей философии!

— У тебя он встал, когда я нагнулся за полотенцем, я всё видел, — через плечо возвращаю ему улыбку. И все вроде бы хорошо, но его подозрительность воздушно-капельным путём передаётся мне, останавливаюсь, прислушиваясь к себе. Разом зачесалось всё тело.

— Чувствуешь?.. — шепчет едва слышно, так серьёзно, что и сам перехожу на шёпот.

— Что?.. — по телу прошёлся холодок, словно сквозняком обдуло.

— У тебя тоже встал…

Хлопаю глазами, пока доходит.

— Да твою ж! — реально встал, — Волков, ты — пиздец! — стою, руки раскинув, смотрю на бугор под штанами и ничего же теперь сделать не могу, всё, в голову ударило.

Инкуб нагло ржёт, катаясь по одеялу, знаю, его рук дело, сам-то занят был иными мыслями, но когда Дана это волновало?..

Несмотря на всю расслабленность и лёгкость кожей чувствую надвигающуюся бурю. Волков улыбается мне, когда выхожу за дверь, улыбается так отчаянно, что в какой-то момент решаю остаться с ним. Беда на пороге, она уже дышит в спину, и он это чувствует первый, словно прикрыв собой, но в бок мне уже тычутся холодным носом, подгоняя, пищит молодняк, разнося на бегу сугробы. Бросить их в таком состоянии было бы нечестно.

Но это проклятое чувство тревоги…

====== Часть 6 ======

От Авторов

Пара взрослых волков перекинулись, тяжело и шумно дыша. Из их ртов валили клубы пара, пока они, остыв и набросив лёгкие куртки, не вошли в дом Вика. Доложив вожаку, что большое стадо косуль ненадолго задержалось в восьми километрах от Салана в валежнике, месте не особо популярном у волков, на ночлег. Оборотни подошли с подветренной стороны и, прикинув размер поживы, остались очень довольны. Если так же повезёт с кабанами — сезон перезимуют сыто. Виктор на карте отметил расположение животных и начал прикидывать план охоты. Гонять и пугать зверьё по уснувшему до весны лесу, ломая деревья, недопустимо. Бить живность бездумно и помимо потребностей питания — против законов природы. Тут высчитать просто — оборотни не одним мясом питаются, но и без него будет физиологически тяжеловато. Кроме того сам процесс охоты необходим для развития навыков у молодняка, выброса лишнего адреналина и просто освобождения «внутреннего зверя». Жажда охоты и крови у волков в генах. Но не путайте с алчностью и какими-то дикими ритуалами. Оборотни по природе своей — охотники, и кровь раз в месяц закипает не просто баловства ради. Лес зовёт запахами и звуками, тёплой плотью и неутомимым бегом за ней. Тогда особенно трудно удержать молодняк. Срываются, беснуются, надолго разгоняя зверей и птиц от посёлка, лишая возможности нормальной грамотной охоты. Поэтому с малых лет волчатам объясняют цену любой жизни и как уберечь равновесие в пищевых цепях. Мясо можно в конце концов и закупить. Но радость первой охоты, весь спектр ощущений, не приобретешь ни за какие деньги, пока не проживёшь всё это сам.

Итак, неугомонный молодняк в предчувствии бега скакал по главной площади около Управы, визжал, игриво покусывая друг друга за шеи и хвосты. Волки постарше снисходительно смотрели на это, вспоминая себя в таком же возрасте. Время было другое, другой вожак. Но Вик, несмотря на доброту и молодость, оказался достаточно опытен и строг, это трудно не признать. Все обитатели Салана ощущали его влияние и силу, слышали зов и подчинялись. Это было основой крепкого клана, разумной стаи, без иерархии не прожить тому, кто наполовину дикий зверь. Тут иногда когти и клыки весомее голоса, но не для Вика Бойко. Близнецы всем рассказали, как вожак позволял себя рвать молодняку, пытаясь их вытащить из лап безумия; не калечил, не убивал, хотя мог и имел полное право сильнейшего. В Викторе волки видели свои надежды на спокойное будущее, а не просто изоляцию от внешнего мира с медленной деградацией. Оборотни не особо любят шумные многовидовые компании, запахи людей, животных и нечей, они чувствуют острее. И ложь, и агрессию, и…

Виктор взглядом выхватил из толпы заводную парочку. Эти друзья были крайне несдержанны, раздаваемые направо-налево укусы мало походили на игру. За ними присматривали многие из Салана, и часто потасовки заканчивались в изоляторе.

Вик

Надувшийся Дан курил на кортах метрах в пяти, вытоптав между сугробов небольшую площадку. Я говорил с Леоном и Миррой о маршруте, они одобрительно кивали, советы были излишними, охотиться я мог и любил. Десять взрослых волков и двадцать молодых — неплохой отряд, чтобы вернуться с достойной добычей. Настрой бодрый, подходящий, ещё бы эти двое щенков не перегибали с рвением. Все охотники прошли оборот и теперь ждали меня, не скрывая нетерпение, тромбуя под собой снег.

Рядом с Леонидом немного напряжённый Шейн смотрел на меня, не мигая, словно гипнотизируя. Я уже дымился: справа Волков жарил, слева — араб. Топаю направо. Выпрямляется с довольной лыбой победителя и принимает от меня длинный пуховик. Оборотни — не пуритане, но стоять так долго голышом всё же не комильфо — в партере молоденькие женщины и дети.

— Смотри, не жри там много сырого мяса, — тычется носом в ключицы, не стесняясь присутствующих, вдыхает мой запах. — Глистов травить будешь сам.

— Постараюсь не много, — пробивает на ржач. Неужели инкуб мне бросился верить? Зачем вообще попёрся провожать? Вроде бы обо всём поговорили.

— И не рвись там из шкуры вон, гарцуя перед молодыми.

— Да, милая, — хватаю затрещину, всё-таки заржав, и делаю переворот почти мгновенно. В волчьей шкуре реально как в броне, он обнимает за шею, чуть придушив, но этот порыв даже приятен, если учесть, что я чаще выбешиваю. Дан мнёт мне хол­ку, по­том пи­ха­ет в сто­рону при­тих­шей стаи. Не­кото­рые до сих пор мед­ленно пе­рева­рива­ют на­ши слож­ные от­но­шения. Но это их пробле­мы. Из­даю ко­рот­кий звенящий вой, зад­рав мор­ду вверх, и бе­гу к во­ротам, стая за мной, выстра­ива­ясь кли­ном: стар­шие — по бо­кам, млад­шие — в се­реди­не.

Взрослые щёлкают зубами, призывая к порядку, но сдерживать бег всё сложнее. Звенящий от холода лес обступает. Мороз трещит по веткам, как микроразряды тока, до мозга костей… Первобытная сила растёт, и уже лапы едва касаются земли. Лёгкие хватают обжигающий воздух, греются тела. Жар крови, бурлящей в жилах, ощутим на расстоянии. Когда жажда охоты выводит инстинкты и навыки на новый уровень, взрослеют в разы быстрее, потому что знакомы со смертью.

Из пасти валит пар, ошметки сорванного с земли снежного наста летят из-под неистовых лап. Волки бегут! Я веду стаю на охоту. Острые взгляды скользят по моей спине и холке. Вожаку на охоте ошибаться нельзя, от его действий зависит успех всего задуманного. Оборотни, конечно, не совсем волки, но в такие моменты, когда мозг сгорает в лаве адреналина, часто необдуманно бросаются глупые вызовы.

Я свожу на нет любые попытки молодняка схватить меня за пятки. Яйца ещё не отросли оспаривать своё «фэ». Вот прибавится мозгов и ответственности, тогда порычим друг на друга на равных.

Но вот уже ноздри наполняются сладким запахом оленьего мускуса и ароматом молочных телят.

На месте.

Стадо косуль шарахается влево с испуганными криками, когда мы внезапно врезаемся в них. Хватаем ослабевший молодняк, который не переживёт суровую зиму, взрослых самок, уже не способных дать потомство, мнительных самцов, которых по весне с позором прогонят с поля битвы за даму, оставив на песочной шкуре отметины от рогов. Мы чувствуем их всех. Их слабости. Не судим, но принимаем меры. Да, мы — хищники, но хищники разумные, потому что наполовину люди. На лучшую свою половину.

Первая осечка досадна, хоть и ожидаема. Двое проблемных пацанов режут сильного здорового оленя, молодого, полного сил для продолжения рода. Это и вызов, и выпендрёж, и элитная добыча браконьера. Косулю уже не спасти, но я вышибаю обоих идиотов на границу поляны, оскалив смертоносные клыки. Сейчас только последнее внушение и демонстрация гнева вожака. А дальше — выбор борзой пацанвы. Оба опускают морды и прижимают уши, но хвосты, как струна. Но меня не обмануть их «якобы повиновением», выплюнутым на окровавленный снег.