Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL"

— Хорошо, что его заменили, — поделился разумной мыслью Антон. — Судя по твоему рассказу, деревянный мосток был опасен для жизни.

— Да…

…но от этого не легче…

====== Глава 117 ======

Перейдя большой мост, мы оказались в части города, родной моему страдавшему от расставания с ней сердцу. Конечно, за прошедшее время некоторые штрихи городского пейзажа не могли не измениться: слева от нас, сошедших с моста на дорогу, возвели трехэтажный магазин, похожий на бело-синие пачки бумаги, сложенные стопкой. Впереди, среди типичных совковых разноразмерных рыжих и белых кирпичных коробок, выросших не выше шестого этажа да накрытых небесной темно-сизой крышкой, небольших, как и десять лет назад одиноких, затерялся большой перекресток: пересечение широчайших дорог не было заполнено машинами, разве что некоторые стояли у жилых домов да магазинов; по проезжей части гуляли немногочисленные прохожие, одетые легко, по-простецки, без изысков, в удобное, по-летнему красочное. Ближайшая к нам молодая пара неспешно выгуливала маленького ребенка — жизнерадостного щенка, рвущегося изучать мир вокруг! — и эта ассоциация заставила меня взгрустнуть, напомнив о Везунчике: Кате-то удалось объяснить, что я уезжаю ненадолго, а не бросаю ее, но псу разговоры чужды — до сих пор, небось, считает, что я скинул его на материны плечи за плохое поведение… Усаженная пышными деревьями дорога впереди, на которую я уставился слепо, погрязнув в мыслях, поднималась на холм. Из-за верхушек черных крон выглядывали две высокие церковные башни со стальными колпаками крыш да позолоченными куполами, точь-в-точь вишенки на кексах. На дальнем правом углу перекрестка возвышалась старая четырехэтажная гостиница из персикового кирпича: широкие деревянные белые оконные рамы придавали ей максимальное сходство с какой-нибудь старенькой школой, со слезами умоляющей о капитальном ремонте. Так что, пожалуй, к счастью! — нам было не туда.

Повернув направо, мы поспешили мимо одноэтажных сельских магазинчиков, череды зараженных ржавчиной гаражей по правую руку и четырехэтажным белокирпичным жилым домом по левую, протянувшимся на половину улицы, как удав. Лента тротуара была так тонка, что идти по ней парой не вышло бы при всем желании; с двух сторон ее окружали газоны — трава и кусты, запросто скрывающие человека в полный рост. Последний фонарь, чуть ли не единственный на том перекрестке, остался далеко за нашими спинами, возле старой гостиницы, других источников света не было, а вот источник шума один нашелся — ведущая глумливую беседу мужская компания с другой стороны гаражей, наверняка под душевное распитие пива. Внешне я строил из себя безэмоциональность, тогда как на душе разливалась тревога: в этих местах я в сумерках не бывал; со встречей с дикой собакой, конечно, ничто не сравнится, но как объяснить это излишне яркой фантазии, рисующей опасность на каждом шагу? Тарахтение колесиков чемодана Антона подбадривало, оттеняемое далеким стрекотанием сверчков и тишиной всеобщей, необычайно наполненной неразличимыми звуками, складывающимися в непрестанный белый шум.

Даже в обесцветившей все вокруг полутьме мы смогли различить оригинальную покраску двухэтажного здания, к которому и держали путь. Внешность гостиницы «Светофор» полностью соответствовала названию: первый этаж с дверью, спрятавшейся под веселеньким трехцветным козырьком, и тремя арками автомойки-автосервиса был выкрашен в зеленый; второй, жилой, глядящий на улицу шестеркой квадратных, «кукольных» окон — в желтый; крыша же — красная черепица. Столь не похожее на своих невзрачных соседей яркое строение, состоящее словно из глянцевых кирпичиков «Lego», из-за тех самых арок выглядело как игрушечная пожарная станция.

Из окружения подозрительно перешептывающихся кустов мы попали в уютный маленький холл с массивной черной стойкой ресепшна. На стене висели часы, показывающие время в Лондоне, Москве и Нью Йорке; стальные прутья-перила уходящей наверх лестницы сияли, сражаясь в интенсивности бликов с большим зеркалом в золотой раме; мебель, будто только что из «IKEA», евроремонт — ни одна деталь здесь не напоминала о деревне, чем по сути во многом и являлся Льгов, который я запомнил; является до сих пор, судя по обрывкам пейзажей, что попадались нам по пути, — «поселок городского типа». Так что переступив порог гостиницы, десять лет назад здесь не стоявшей, я словно переместился обратно в город, откуда сегодня в полночь сбежал. Попал в «городское посольство» на деревенской земле.

Усталый, выжатый всеми этими мелкими разочарованиями досуха, я переложил разговор о номере на Антона, кратко объяснив ему, какую бронь делал, плюхнулся на диван. Спину неприятно изогнул рюкзак, так что пришлось наклониться вперед, грудью прижаться к коленям; снять рюкзак сил не осталось совсем… Через пять минут я уже ступал за Антоном, бездумно, как за пастырем, что держит единственный фонарь в кромешной темноте. Мы поднялись на второй этаж, где на стене рядом с картиной «Охотник на привале» висел телевизор — метафоры сосуществования в этом месте двух крайностей лучше и не найти! Вгрызшись в дверь цвета темного шоколада, ключ озвучил привычные щелчки, уху куда более приятные, чем писк карты в поезде, и, чуть посторонившись, Антон ввел меня в комнату, потянул за лямку рюкзака, точно бы без этого я остался спать на диване в коридоре.

Я взял люксовый номер не ради понтов. Во-первых, это был единственный комфортный номер с двумя кроватями из пары предложенных (во втором, судя по фото, маловато оставалось места вокруг упомянутых кроватей, на которые давили стены). Во-вторых, я чувствовал ответственность и долю вины за то, в какие условия тащу Антона, привыкшего сперва к жизни в просторной родительской квартире, а после — в Лондоне, где жилье явно было не хуже. Люксовость ограничивалась наличием таких бессмысленных вещей, как камин, торчащий меж двух занавешенных кремовыми шторами до пола окон, два кресла, вместо которых пригодился бы хотя бы один стул, чтобы посидеть за столом, а также диван, занимающий места больше, чем названная троица вкупе. Светлые стены визуально расширяли пространство, темная напольная доска была покрыта ковриком — островком травы асфальтного цвета посреди скользкого паркетного льда. Вынести бы вон хотя бы просто диван — и номер перестал бы напоминать выставочный уголок в мебельном магазине, уголок дизайнерский, приятный глазу, но все же слишком вычурный.

Рюкзак упал на пол у одной из одноместных кроватей, я почти сделал то же, освободившись от ноши, но все же устоял и бездумно, как зомби, направился в предполагаемую ванную. Подумать только, ванная во Льгове…

— Надо же, здесь горячая вода есть, — не удержался я от выкрика в сторону спальни, едва сунутые под кран руки оросило райски приятное после долгой дороги тепло парного молока. Уж кичиться вслух наличием унитаза, ванны, раковины и водопровода в целом я не стал.

— Прости, а что… собственно, в этом удивительного?.. — откликнулся Антон, вольготно разместившийся на диване с телефоном у глаз.

— В доме, где мы жили, не было не то что горячей воды — никакой воды в принципе, как и самой ванной комнаты. — Наскоро вытерев руки, я вернулся в комнату, и только тогда Антон оторвался от телефона. — Воду приходилось приносить в ведрах, чтобы мыть хоть что-нибудь. Или пить! Многие-многие люди не имеют доступа к водопроводу и даже канализации, что летом еще терпимо, но зимой в морозы превращает жизнь в пытку, тем более для пожилых…

Искренне шокированный моим рассказом, Антон даже отложил смартфон на тумбочку под узким высоким зеркалом. «Городской мальчик, не видавший тягот жизни в регионах…» — с нежной полуулыбкой подумал я.

— Подожди, а как — где вы мылись тогда?..

— Кипятили воду прямо в ведре, выходили во двор: в одном ведре — ледяная вода, во втором — кипяток, в третьем приходилось ковшиком их смешивать. И из этого же ковша поливать себя — голого, стоящего посреди двора на плитах дорожки в окружении зелени, свежего воздуха, летнего зноя! Звучит романтично, но у нас в то время забор был еще не сплошной шиферный, а деревянный с частыми зазорами, так что взрослые меня учили поворачиваться всегда к забору спиной, ведь, исходя из их философии, задница в качестве бесплатного шоу для любопытных прохожих — меньшая жертва с моей стороны, чем «передница». Житейская мудрость, уясненная с детства!