Светоч (СИ) - "Тенже"

Поправлять светоча и говорить, что завтра утром его заберет Второй, Хельм не решался, несмотря на отсутствие лишних глаз и ушей вокруг флаера. Он подозревал, что Эрлих их путает — по прихоти судьбы все четверо пилотов были похожи, как братья. Высокие, плотно сложенные блондины, квадратные челюсти… Только цвет глаз разнится. Но пилот-то обычно в шлеме, как это разглядишь?

Иногда роль «винтика в механизме» и неприметной мелкой сошки огорчала. А иногда — радовала. Вечерние и ночные полеты подарили Вильхельму возможность словно бы невзначай задевать ладонью ладонь Эрлиха — кабина флаера была относительно тесной — и поддерживать под локоть, помогая выбраться на плац. В те моменты, когда светоч оказывался практически у него в объятьях, Хельм с трудом сдерживал предательскую дрожь вожделения. Хотелось подмять добычу, заставить распластаться на крыле, вцепиться зубами в загривок, чтобы подавить сопротивление, и…

Усмирив желание, Вильхельм каждый раз утешал себя: «Да не замечает он, что у пилота на него стоит. А если и замечает — не вникает, у кого именно. У половины Корпуса на него стояк — симпатичный же…»

Полеты в дивизию позволили ему пробраться в жизнь Эрлиха чуть дальше официальной черты. Пару раз Хельм относил в жилые помещения пакеты с покупками, и воочию лицезрел знаменитую пальму, которую прежде видел лишь на фотографиях в блоге. Цветок жил на той самой веранде, где в хорошую погоду завтракали светоч с любовником — виртуальные декорации обретали объемность и осязаемость. Одно было плохо — кроме пальмы в реальности существовал еще и Юрген, который однажды встретил их возле флаера, по-хозяйски притянул Эрлиха к себе, поцеловал в висок, забрал пакеты и ноутбук и процедил Вильхельму: «Свободен».

Тон приказа напомнил Хельму о принце Рудольфе и он, отгоняя флаер в ангар, долго и качественно ругал Юргена за обезьянничество. Ясное дело, мысленно, опасаясь ляпнуть лишнее слово в эфир. Сцепляться с Ланге ему не хотелось, несмотря на отличную боевую и магическую подготовку, хорошую реакцию и присущую молодости выносливость. Вильхельм самому себе напоминал пса, который побаивается матерого медведя, злился, но возможность дуэли отметал даже в мыслях. Эрлих-то ему все равно не даст, хоть сто раз Юргена в поединке победи.

«Вон сколько аристократов вокруг него крутится… выбирай любого. Зачем ему дворняжка-пилот?».

К очередному вечеру смены, который надо было коротать в флаере под клубом, Вильхельм подготовился основательно — запасся булочками, коробкой плавленых сырков, бутылкой газировки и сборником кроссвордов. Проследив, как охранник провожает Эрлиха к дверям, он поколебался — «ужинать или подождать?» — проверил сообщения в телефоне, удалил пяток рекламных смсок и все-таки взялся за кроссворды. Через десять минут выяснилось, что выбор он сделал правильный. Светоч вылетел из клуба, словно за ним гналась стая злых собак, юркнул в флаер и застыл на переднем сиденье, прижимая к себе ноутбук, с которым никогда не расставался.

Хельм, спрятавший кроссворды под задницу, подождал указаний, не дождался и осторожно проговорил:

— Пристегните, пожалуйста, ремень, хаупт.

Эрлих повиновался, глядя в обзорное стекло пустым взглядом. Вильхельм выждал еще пяток минут, отправил флаер по накатанному маршруту, в дивизию, и завис у запрещающего сигнала — семьдесят восьмые летные Врата пропускали грузовую флотилию.

Остановка вывела принца из ступора. Он завозился, вытащил из кармана телефон, позвонил какому-то Кевину, спросил, на месте ли ключи, и похоже, получил положительный ответ.

— Давай в облет к пятьдесят шестым, — приказал он Хельму. — Прыгнешь в заповедник, на Флору, там найдешь шестнадцатую зону.

— Так точно, хаупт. Минутку, я только доложу об изменении маршрута и вызову охранника.

— Это открытая зона, туда не нужны разрешения! — взвился светоч. — Нечего докладывать! Вали к пятьдесят шестым, живо! Перечить мне вздумал!

Вильхельм слегка оторопел — от крика, от плескавшегося в темных глазах бешенства. И впервые понял, что Эрлих очень и очень похож на Рудольфа. Тот же фамильный норов, то же высокомерие, та же готовность стереть в порошок любого, кто осмелится перейти ему дорогу в неподходящий момент.

— Так точно, хаупт, — повторил он и повел флаер к пятьдесят шестым Вратам, не докладывая в центр ни о вылете, ни об изменении маршрута.

Чутье подсказывало — Эрлиха сейчас лучше не доводить до греха рукоприкладства. А вот потом, когда отойдет — Хельм был уверен, что через часок светоч вернет себе обычное спокойствие — надо выяснить сроки пребывания в заповеднике, и доложиться начальству.

Глава 2

Эрлиха трясло — злость, бессилие и страх смешались в кипучий напиток, бивший в голову сильнее самого забористого коктейля. Он с трудом сдерживал крик — хотелось накинуться на медлительного пилота, вышвырнуть из флаера, сесть за штурвал и рвануть, куда глаза глядят, наплевав на летные коридоры и ограничение скорости. Поможет ли это избавиться от обжигающего взгляда Рудольфа, от его ухмылки, в которой читалось обещание смерти — возможно, быстрой и легкой, но неумолимо надвигавшейся смерти?

«Что бы он там отцу ни наобещал по-братски, выполнять он это не собирается!»

Эрлих Виктор Август Веттин-Кобург, принц Утрёхт, третий заместитель начальника Генерального Штаба воздушно-десантных войск, ударил кулаком по пластиковой панели, едва не проломив крышку «бардачка», и скрипнул зубами. Он понимал и не понимал отца. Императора, которому он присягнул на верность после окончания училища. Рудольф был единокровным братом, надежной опорой, верным помощником, жестким соправителем, державшим армию в «железном кулаке» и беспощадно подавлявшим волнения в колониях. Но он, Эрлих, был сыном! Пусть не самым почтительным, даже строптивым, вышвырнутым из семьи за лживость и пакостность, и призванным во дворец только после смерти братьев. Но сыном.

«Ради какого Пламени он меня тогда возвращал? Поиздеваться?»

Слова пилота дошли до него с трудом.

— Квадрат? Шестнадцатая зона, шестнадцатый квадрат. Там есть посадочная площадка на берегу озера. Увидишь.

Неприятный внутренний голос, уцепившийся за собственный вопрос: «Поиздеваться?», ехидно прошипел: «Они просто платят тебе той же монетой. Ты им крови попортил немало, теперь пришло время узнать на своей шкуре — как это…»

«Я был молод и глуп», — мрачно ответил Эрлих.

Он понимал, что это жалкое оправдание. Но ведь честное! Неужели судьба решила вернуть ему все свершенные мерзости в двойном размере?

«Мне или не только мне? Нашу ветвь словно преследует невидимое Пламя, пожирающее побеги, и обращающее тела в пепел. Хотя, есть одна поправка — смерть забирает только стерильных отпрысков. Говорят, что это к миру и благоденствию. Хм… поживем… если поживем — увидим».

Волна гнева схлынула, оставляя беспомощность и тоскливое отчаяние. Эрлих выбрался из приземлившегося флаера и побрел к охотничьему домику своего приятеля Кевина Арни. Обитель была ему хорошо знакома — в грешной молодости он неоднократно заманивал сюда Юргена, да и мимолетных любовников привозил. А теперь вот прибыл, чтобы урвать хотя бы несколько часов одиночества.

«Одиночества».

— Улетай, — приказал он пилоту, следовавшему за ним по пятам. — Утром заберете меня отсюда. Я хочу выспаться в тишине.

— Не имею права, хаупт, — бесцветно отозвался тот. — Вообще-то, по инструкции я должен вызвать сюда еще и охранника.

Тратить время на препирательства Эрлих не стал. Нашел ключи, припрятанные под порогом, отпер замок, вошел в дом и захлопнул дверь перед носом у пилота. Эхо гулко прокатилось по коридору, словно завершающий аккорд бравурной песенки про бравого десантника. Он заставил себя двинуться вперед, сделал шаг, другой. Ноги сами понесли в спальню — привычным маршрутом. Эрлих дошел до большой кровати, осторожно опустил ноутбук на пол и повалился на покрывало, не снимая обуви.

«Даже не проверил. Хотя, змею второй раз подсовывать не станут. Рудольф изобретательный».