Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL"

Существовала всего одна фраза, уместная в этом и только в этом случае.

— С наступающим днем рождения, — поздравил я Антона, с очаровательно скромной улыбкой взглянувшего на меня. Как после такого ему удается выглядеть настолько невинно, скажите на милость?..

Спицы в колесах свистели все громче, яростнее шумел тротуар под шероховатостью шин. Удалой трюкач на кислотно-зеленом велосипеде резко завернул с асфальта на лестницу и с радостным улюлюканьем покатился вниз. Чудом я успел вовремя дернуть в сторону Антона, чтобы недоделанный каскадер не задел его рулем. Пятки моих ботинок нависли над нижней ступенькой. Потеряв равновесие, я качнулся назад и кубарем устремился к последней ступени! Небо, камни, рыжие стены и потолок перехода сменяли друг друга в лихорадочной мешанине! Где-то у самого конца меня настиг тупой удар, я развалился на водосточной решетке, раскинув руки. Мысли и чувства, похоже, падали куда медленнее.

— Господи, как ты?! — воскликнул Антон, присев рядом с моей головой. Он бегло окинул взглядом все мое тело, словно проверяя, не растерял ли я какие-нибудь кости.

— Без… понятия… — гулким эхом откликнулся я.

Вокруг собиралась группка зевак, лежать и дальше у всех на виду у меня не было никакого желания. Бодро приподнявшись, я двинул правой ногой, чтобы встать, — но боль швырнула меня обратно на грязную решетку и громким рыком распространилась по всему переходу.

— ЧТО?! ЧТО ТАКОЕ?! — запаниковал Антон.

— Н-нога…

Комментарий к Глава 65 Сколько же моей пылающей от простуды кровушки выпила эта глава… Но я — «паровозик, который смог»=3

И, кажется, это самая долгая постельная сцена, которую только можно было написать. Понятия не имею, как так получилось.

====== Глава 66. Глазами Антона ======

В том злосчастном подземном переходе нам дико повезло напороться на чужую доброту: незнакомец средних лет, ставший свидетелем падения Марка, помог мне дотащить его до серой легковушки и на ней подбросил до ближайшей больницы. Прикрывший покрасневшие глаза рукой, Марк лежал на заднем сиденье, в то время как я сидел на переднем пассажирском. Я хотел бы оказаться там, предоставить ему свои ноги в качестве подушки, касаться пальцами его волос и лба — даже не знаю, больше для чьего успокоения — моего или его. Изо всех сил, коих было не так-то уж много, я играл безэмоциональную взрослость, но каждую минуту приходилось украдкой вытирать влажнеющие пощипывающие глаза. Внутри звенели натянутые нити нервной паутины, звонко, точно струны, разрывались истощенные волокна. От вины.

Стой я не на пути того придурочного лихача, Марк бы не пострадал… Не возьми я его сегодня, быть может, он был бы хоть самую малость ловчее и не страдал бы сейчас от боли, представить которую я могу лишь с трудом: да, я часто отхватывал в драках, но никогда ничего не ломал — а он, уверен, не просто ушиб при падении ногу…

Если бы я не искушал судьбу, не испытывал дурные приметы, о которых он так часто говорил… Нет, я по-прежнему не верю ни в Бога, ни в сглазы и прочую мистическую чушь. Но ловлю себя на мысли, что если следование глупым, бессмысленным, изжившим себя обрядам могло в одной тысячной процента повлиять на ситуацию, — ради него — я бы изменил собственным взглядам…

Когда-то, не так давно, мне было столь же досадно, больно и страшно…

Щелкнула задвижка на двери кабинки, и вымотанный я сел на опущенную крышку унитаза. Школьный туалет был пуст и тих — только из ржавого крана изредка капала вода и разбивалась о покрытый разводами фаянс. Через приоткрытую форточку теплеющий весенний ветер врывался в царство кафеля и дешево покрашенной древесины, служащей перегородками и скрипучими дверями.

Стерев ладонью с лица кровь, я взглянул на дрожащую от адреналина руку. Теперь алыми мазками она была покрыта с двух сторон: и разбитые костяшки тоже…

Как я пойду домой в таком виде? Что скажу отцу? Когда Паши нет рядом, он вечно слетает с катушек, душит родительской заботой, будто я ребенок неразумный… Он любит меня, волнуется — я не идиот, понимаю. Но он ведь тоже когда-то был вспыльчивым и молодым?.. Маловероятно. Подобное можно сказать про Пашу, но не про моего отца. Интересно, остался бы он таким же святым и рассудительным, услышь он то, что от этих тупорылых уродов услышал я?.. За такие слова нужно морды бить, что я и сделал. Плевать, что не без урона для себя…

Коридорная дверь распахнулась с шумом, и по кафельному полу, к моему глубочайшему удивлению, застучала пара невысоких каблуков. Это же мужской туалет… Мужской же?.. Да нет, точно мужской: я такой глупой ошибки бы не допустил, даже будь у меня сотрясение. Беззвучно я привстал и приник глазом к узкой щели между дверцей кабинки и косяком. У окна замерла моя одноклассница. Обычно лоснящиеся длинные бронзовые волосы ныне поблекли, и два хвоста издали смотрелись жалобно опущенными ушами кокер-спаниеля. Ее узкие плечи подрагивали, как и вся спина, из-за чего локоны волновались, двигались будто сами собой.

Привязчивая мелодия донеслась из кармана школьного пиджака. Она грохотала вперемешку с эхом, посему через пару секунд, когда ее заменил тихий расстроенный голос, тот показался едва различимым:

— Да… На втором этаже, в мужском туалете… Ладно, я подожду…

Не оборачиваясь, практически не шевелясь, она спрятала умолкшую трубку обратно в карман и, как и пообещала кому-то, ждала. Стояла у холодного стекла под нисходящими потоками весеннего ветра.

На этот раз дверь открылась медленно. Она скрипела протяжно и натужно, как если бы выдавливала извинения за вторжение в чужую тишину. Я слышал тяжелые неспешные шаги, видел в щелку темные брюки и серую куртку — приготовился утолить любопытство и всмотреться в лицо, когда одноклассница остановила вошедшего громкой мольбой, и он, недолго думая, сел прямо на пол, привалился спиной к грязной стенке. Моему пытливому взору была доступна левая половина его тела: непослушные завитки каштановых волос, меланхолично расслабленное плечо, лежащая на колене рука.

— Почему здесь? — спросил он, и девочка кратко взглянула на него.

— Потому что в женском туалете стопудово будет эта корова… с ее курицами и тупыми шутками…

«Корова», «курицы», «тупые шутки» — похоже, я пропустил что-то весьма занимательное, решив прогулять пару последних уроков. Наш класс никогда не славился дружелюбием, как и весь школьный мирок в целом…

— Расскажешь, что случилось?..

— Нет, — энергично помотала головой она.

— Я пойму…

— Я знаю. Но какой смысл воду в ступе толочь… Я говорила тебе обо всем этом скотстве десятки раз — я как заезженная пластинка…

— Я не против…

— Я знаю, — чуть позитивнее повторилась она. — Я против… Я хочу уйти… Я не хочу здесь оставаться…

— Тогда пойдем, я скажу твоему учителю, что тебе нужно домой по семейным обстоятельствам…

— Нет, ты не понял. Я хочу уйти отсюда — из этой школы. Тут отвратно. Вбухивают деньги на ремонт, потихоньку приводят все в порядок, но люди здесь все те же: язвительные, грубые, завистливые, жестокие…

— А где-то бывает иначе? — грустно усмехнулся он, и эти иронично-правдивые слова отозвались во мне блеклой вспышкой чувств. — Ты говорила со своими родителями об этом?

— Да, много раз. Они не понимают…

— Считаешь, я смогу их убедить? За этим позвала?

— Нет. Они, скорее, поступят вопреки твоим словам.

— Тогда для чего я здесь?

— Для поддержки, конечно же, идиот… Только ты способен меня понять… Правда же?..

Она стояла ко мне спиной, глядела на него с надеждой — я чувствовал это в каждом выбранном ею слове… Он молчал. Капала вода. Разыгравшиеся птицы запели под окном, и в помещении стало немного светлее.

— Ты сбежишь, — наконец заговорил он, — но это ничего не изменит. Люди везде одни и те же. Те же камни, некоторые из которых мы впустую величаем «домом». Те же проблемы, пересуды, обиды… Ничего не меняется, пока не меняемся мы. Понимаешь?