Роза Ветрова
Дикая
Глава 1
4 года назад…
Когда я увидела его впервые, мне показалось, что время вокруг меня застыло, и в даже в воздухе что-то изменилось. Я перестала дышать, уставившись сквозь заросли на его стройное гибкое тело, и вцепившись в деревянную изгородь. И когда послышался его звонкий и такой счастливый смех, мое сердце пропустило болезненный удар. Еще тогда я поняла, что пропала.
— Не толкайся, сейчас пяткой в нос получишь! — хохотал парень, отпихивая одного из местных мальчишек. Даже со своего места я могла различить ямочку у него на щеке.
Вода стекала с его мокрых волос, бежала по золотистым плечам, пока она раскачивался на шине от колеса. Местные ребята приспособили ее над озером на манер тарзанки. Рядом в воде плескались мальчишки, на берегу, в редких лучах солнца, пробивающихся сквозь хвойные деревья, загорали девчонки. Но именно этого мальчишку я раньше никогда тут не видела. Да и в поселке тоже.
— Ник, иди к нам! — Ему крикнула Вероника, помахав с берега. На ней был кислотно-оранжевый купальник, раздельный, и я втайне про себя вздохнула.
— Сейчас!
Он опять засмеялся, потому что Лопырев Влад схватил его за ногу и попытался скинуть с колеса. С громким криком, вперемешку со смехом, он все же свалился вниз. Прямо на Влада. Раздался характерный плеск и всеобщий хохот.
Тот, странное дело, даже не возмутился и не начал ругаться матом. Наоборот, вечный задира и хулиган Лопырев улыбался и плыл рядом с этим мальчишкой. Его непривычно безмятежное лицо было совсем не похоже на то, что я привыкла видеть: злое и агрессивное.
Притаившись в кустах, я наконец, вспомнила, что нужно дышать. Разжала побелевшие пальцы, убрав их с изветшалой и покрытой зеленым бархатным мхом изгороди. Мечтательно задумавшись, разглядывала красивого мальчишку, впитывая каждое слово, которое он говорил. Он рассказывал о последнем фильме, который смотрел в кино. Вытерев пот со лба и щек длинным рукавом платья, я шмыгнула носом и попыталась убрать с лица вылезшие из косы спутанные пряди волос.
Очнулась я только тогда, когда его взгляд внезапно устремился прямо в мою сторону. Застыв от легкого испуга, я почувствовала, как вся кровь прилила к моим щекам, а дыхание снова остановилось.
— Эй, на нас кто-то смотрит, — растерянно произнес он.
Местные проследили за его взглядом, я даже согнула колени от перенапряжения. Леся, лучшая подружка Вероники, заметив меня в зарослях, прыснула.
— Это Кукушкина. Она того, чокнутая. Не обращай внимания.
— Чокнутая? — удивленно переспросил парень. Все это время он продолжал смотреть на меня, а я на него, полуприкрытая зеленью камыша и осоки.
— Да, у них вся семейка ненормальная. Прямо под фамилию, — поддержала Вероника. — Они эти, как их там, староверы что ли, какие-то фанатики, в общем. Сектанты гребаные. Кукушка поехала у всех. И всем детям они дают древние имена. Я их даже запомнить не могу, целый выводок.
Девушка помахала мне рукой, насмешливо улыбнувшись.
— Эй, Дикая! Иди сюда!
Я их не боялась, потому что знала, что они никогда меня не догонят, а в наши места они не совались, возможно побаивались. Наш дом стоял почти за пять километров от поселка, но я часто приходила сюда, понаблюдать за местными. Мне была жутко интересна чужая жизнь.
— Сталкерша шизанутая, иди сюда, тебе было сказано! — гаркнул Лопырев, выходя вперед.
— Да ладно, ничего страшного не произошло, — пожал плечами новенький, покосившись на Влада.
Он отбросил мокрые волосы с лица и, казалось, уставился на меня с еще большим интересом. Однако Леська скривила свое красивое лицо и потянулась за полотенцем.
— Она постоянно следит за нами. Фу, это даже жутко.
— Ага, вечно сидит в кустах разглядывает.
— Ник, да плюнь ты на нее. Сейчас свалит, — вмешался белобрысый Стас. Он важно закурил сигарету, хотя до совершеннолетия ему еще было как до Китая.
Но этот загадочный Ник вдруг ни с того ни с сего пошел в мою сторону.
Испуганно отпрянув от изгороди, я не стала дожидаться продолжения, и бросилась наутек. Вслед услышала привычный смех. Я летела как оглашенная, порой казалось, даже босые ноги не касались земли. В этом участке леса я знала каждый сантиметр, каждую кочку и каждую ямку.
Когда увидела знакомую опушку, резко затормозила. Таз с одеждой!
Вот же клуша! С этим незнакомым мальчишкой, который прочно поселился в моих мыслях, я совсем забыла про постиранные вещи!
Пришлось круто разворачиваться и стремглав бежать назад за забытыми вещами. Алюминиевый таз лежал нетронутым на том же месте, где я его и оставила, доверху набитый чистыми постиранными вещами. Небольшая стиральная доска лежала сверху. Подхватив все это дело, я заторопилась назад, попутно глядя на небо. Уже вечерело.
Едва я появилась во дворе, как мне навстречу вышла мать, подперевшая бока руками. Лицо, испещренное морщинами, было недовольным.
— Где тебя носит, лентяйка?!
Молча бросив таз на землю, я принялась развешивать Сенькину одежду на бельевые веревки.
Выхватив из моих рук футболку, она хлестнула меня мокрой тканью по лицу. Прижав руку к горящей щеке, я взглянула на нее исподлобья.
— Чего уставилась? Я тебе вопрос задала. Опять туда ходила? — В карих глазах плескалась злость и недовольство.
— Не ходила. Штаны долго не могла отстирать, — тихо ответила я.
— А то я не знаю. Давай вешай белье и помогай Анфисе с ужином. Сейчас мужчины вернутся.
— Хорошо, — безропотно кивнула я.
Поджав губы, мать подняла с земли брошенные вилы и пошла в сторону сарая. У нее еще тоже было на сегодня много работы.
Закрепив прищепкой исподнее младшего братишки, я подхватила пустой таз и направилась в дом.
Анфиса молча сновала на кухне, даже не подняв на меня взгляд, когда я вошла. Она всегда такой была. Тихой, молчаливой, даже угрюмой. Без всяких вступлений подхватив у нее пустые тарелки, я принялась накрывать на стол. Она снова вернулась к плите, где на огромной сковороде у нее что-то грозно шипело. Пахло вкусно, Анфиса умела готовить. Подозреваю, что именно поэтому готовка стала ее постоянной обязанностью.
Анфисе было почти тридцать, но я никогда не видела рядом с ней мужчину. Ее называли старой девой. Порой я часто слышала, как отец ругал ее и обзывал нахлебницей. В эти минуты мне было очень жаль ее. Но Анфисе было будто бы все равно. Ни единой эмоции на лице, кроме вечно угрюмого выражения лица. После скандалов с отцом она принималась работать по дому пуще прежнего.
В нашей семье было много детей. Целых восемь. Самой старшей была Анфиса. Следующими шли Архип и Демьян. Ни один из них не женился, у Архипа был скверный характер, и он был тяжел на руку, а Демьян в целом был бирюк бирюком, сторонился людей. Потом шла моя любимая сестрица Дуняша, ей было почти двадцать лет. Наверное, она была единственная в доме, кто всегда улыбался и много разговаривал. После Дуняши спустя шесть лет родилась я, потом близнецы Ефим и Лука, и наконец, последним был Сенька. Дуняша часто посмеивалась, что Сенька мой сын, уж больно много времени он проводил со мной, когда был совсем маленьким. Я обожала его веснушки, рыжие вихры и ласковый характер.
Работа в нашем доме находилась для каждого. Доить коров, коз, убирать сарай, кормить скотину, выгуливать. Еще у нас был птичий двор, где мать держала добрую сотню куриц и уток. Огромный огород до самого горизонта, где выращивали буквально все. От картошки до латука. Бесконечная стирка, бесконечная готовка и бесконечная уборка.
Как многодетная семья мы получали пособия, а также Дуняша убиралась раз в неделю у Саввы Алешина за деньги. Вообще-то Савва Алешин — это старый седой дед. Возраста его никто не знал, но он был крепок и со всеми обязанностями в своем доме справлялся сам. Почти со всеми. Дуняша приходила раз в неделю прибрать его огромный пустой дом на окраине Ильчина, иногда бывало готовила что-то, если он просил. Все полученные деньги она отдавала матери.
