Ана Сакру
Слишком близко к тебе
1. Эмиль
Загородный родительский дом встречает меня кромешной тьмой и звонкой тишиной. Это не удивительно – четвертый час ночи, все давно спят.
Покачиваясь от количества смешанного алкоголя в крови, я устало оседаю на кушетку в прихожей и разуваюсь. В голове до сих пор гудит от клубного шума. Перед глазами кружит вертолётами. Знал же, что ехать тусить с Шолоховым после свадьбы его сестры Миланы так себе идея, но все равно рванул. На хрена…
Девки там были какие-то одинаковые, будто их делали на одной фабрике, ди-джей тухлый, алкоголь уже из ушей лез и только вырубал, а не добавлял веселья. В общем, тоска.
Еще и завтра, чувствую, даже капельница не спасет от дичайшей головной боли. Хорошо, хоть отца сейчас дома нет и читать мне нотации некому. Иначе бы еще выслушивал под тиканье в висках о том, как я бездарно трачу его бабки.
Тяжело поднявшись с кушетки, я бреду к лестнице на второй этаж, на ходу расстегивая рубашку. Осточертевшая за время свадьбы бабочка давно скомкана в кармане брюк.
Преодолев холл, где эхом разлетался только звук моих шагов, я замираю на первых ступенях, прислушиваясь.
Резкие голоса, приглушенные закрытыми дверьми и большим метражом первого этажа, доносятся со стороны гостиной или столовой. Кажется, это отец… Он приехал? Он должен был вернуться из командировки только послезавтра, если я не путаю ничего.
И мама…
Бл… Они что там? Ругаются?
Надеюсь, не из-за меня.
Хотя последние пару лет у них даже погода – повод для взрывного конфликта. Я не берусь судить кто прав из них, а кто виноват. Стараюсь вообще не лезть, да и родители огрызаются, что это не мое дело.
Может и реально не мое…
Но каждый раз, каждая их ссора с криками, обвинениями, слезами матери и угрозами отца как невидимая бетонная плита, размазывающая тебя по земле. Ты просто охреневаешь, наблюдая, и ждешь, когда же прогремит слово "развод", и твой устоявшийся мир рухнет, потому что они начнут разрывать между собой его на куски.
Да, я уже взрослый, мне двадцать один, и я легко могу жить вне родительского дома. Но в нашей семье я не единственный ребенок, а всего лишь старший, и от мысли как это переживут мои младшие сестры, мне, твою мать, дурно. Как это вообще отразится на всех нас. Голоса, доносящиеся из глубины дома, становятся истеричней и громче. Раздается глухой, дребезжащий удар, будто в стену что-то кинули. Вздрагиваю, услышав. По телу мерзкий озноб пробегает, становя дыбом волоски на загривке.
Черт…Не дерутся же они там?!
Помедлив, я разворачиваюсь на лестнице и иду на звук. Зайдя в гостиную, понимаю, что голоса доносятся из отцовского кабинета. Направлюсь туда, стараясь ступать бесшумно, хотя, судя по становящимся всё громче крикам, меня могут не заметить, даже если я настежь распахну дверь и рухну на ковер.
Уже слышу обрывки слов, и от их смысла на коже выступает липкая испарина, а сердце частит в груди болезненно и мелко.
– Сколько я прощала тебе твоих баб! Терпела бесконечно! Делала вид, что верю в эти твои несчастные "командировки" и "совещания"! – надрывно причитает мать, – Меня спрашивали, намекали, а я только улыбалась и строила из себя дуру! Ради тебя! Ты же просил меня не уходить! Умолял! И ты обещал мне, что это все между нами останется! Обещал!
– Рита, ситуация изменилась…– глухо вклинивается отец.
– Изменилась?! Что изменилось? Что?? То, что ты совсем потерял стыд?! Меня вчера буквально завалили фото и видео, как ты сосёшься с этой шмарой на корпоративе "Металлоинвеста" в Челябинске. Сотни людей там, на глазах у всех!
– Не называй ее так, – только и рычит отец с угрозой.
– А как?! Как я должна ее называть?! – взвивается мама, – Лезет к женатому мужику, у которого трое детей! И ты…Я просто не понимаю! Хоть бы молодая какая-то, красивая… Но эта! – и в голосе матери сквозит неподдельное отвращение, – Потасканная, с такой репутацией! Какая-то третьесортная то ли актрисулька, то ли проститутка…А наверно все вместе! Что ты нашел в ней?!
– Не смей так о Вике! – гаркает отец и раздается глухой тяжелый удар. Наверно кулаком по столу.
Я сильнее прижимаюсь ухом к дверному полотну, а мама резко замолкает.
– Не смей, – зло цедит отец, – Не тебе ее судить. Всю жизнь на всем готовом… И уж точно не меня! Без меня ты кто?!
– А вот и узнаем…– дрожит в подступающей слезной истерике мамин голос, – Вот и узнаем, Назар, кто я и что! Все, с меня хватит! Я требую развод!
В кабинете на несколько мгновений повисает гнетущая тишина. И я тоже застываю, словно коченяя изнутри. В ушах фантомный треск стоит рвущейся на ошметки прежней жизни. Это неожиданно тяжело принимать. Под ногами будто пол становится мягким и зубычим. Как топь.
– Хорошо…– тяжело роняет отец. Словно бросает камень.
– И дети останутся со мной, – тут же добавляет мама.
– Что?! С тобой с кем? Где?! У тебя разве что-то есть?! – тут же взбешенно ревет папа.
– Отсужу, у нас все в браке нажито!
– Ты, Рита, не попутала ничего? Смотри, как бы с одними трусами не ушла! Хуй тебе с солью, а не дети! Что ты им дашь?! Чему научишь?! Как ныть и дома сидеть?!
– Ненавижу тебя, ненавижу…– плачет мать, – А ты что дашь? Как вечно дома не быть и по бабам ходить? Это?!
Отец тяжело вздыхает.
– Благополучие я им дам. И будущее, – говорит уже ровнее. Устало.
По кабинету раздаются шаги. Звук открывающейся дверцы, а затем отец, кажется, плескает что-то в стакан или рюмку.
– Значит так, Рит, давай серьезно. Развод я уж и сам хотел. Тут согласен, – говорит деловым тоном, – Судиться ты со мной даже не думай. Сама знаешь, со мной лучше дружить… А я уж не обижу. Столько лет все-таки прожили… Дети…Не нарывайся ты, дурой не будь. Квартиру на Пушкинской отпишу тебе, дом на Кипре. Содержание… Попозже скажу что там, сколько. О детях не заикайся даже. Приезжай, встречайтесь, но жить со мной будут. Иначе конец нашему уговору и будет война, это ясно?
– Зачем тебе это?! – лепечет мама.
– Надо! – отрезает отец, и спокойней, – На, выпей лучше.
Молчат. Я смотрю невидящими глазами в черную пустоту перед собой. Не могу до конца осознать все, что услышал.
– Я завтра тогда соберу вещи, – тихо и рвано выдыхает мама, – Поеду на Пушкинскую.
– Давай, – равнодушно отзывается отец.
– А детям когда скажем? – жалобно спрашивает у него мама.
– А чего тянуть? Толку…
Повисает еще одна непродолжительная пауза, после которой мама неровным голосом, хрипло спрашивает у отца.
– Ты что, эту актрисульку в дом приведешь? Раз защищать кинулся ее…
– А это уже, Рита, не твое дело.
– Мое, тут мои дети, – вскидывается мама снова.
– Нет, и не лезь, если побираться не хочешь на старости лет, – глухо рычит отец.
Мама, всхлипывая, что-то отвечает, но у меня уже нет сил слушать. Кажется вырвет сейчас – так от неприятия и эмоций штормит.
Отшатываюсь от двери и бреду в свою комнату. Там падаю на кровать, не раздеваясь. Мне до жгучих слез жалко мать. Я заранее тону в том кошмаре, что начнется завтра. Пытаюсь подготовиться к нему, но мысли в кучу не собрать. Разрывает. Еще и ответ отца, что может он и притащит в дом какую-то непонятную шлюху, меня просто добил.
Надеюсь, он так пошутил.
Да нет, он не посмеет, нет. Всего лишь хотел уколоть маму и указать ей, где ее место по его мнению. Блефовал. Я уверен!
Но…
Буквально через неделю, самую кошмарную неделю в моей жизни по причине маминого отъезда, истерик сестер и моих стычек с отцом из-за всего этого, я понял, как же ошибался.
Отец посмел.
И не просто посмел привести свою любовницу в дом, а представил ее мне и сестрам как свою будущую жену. А ее дочь- замухрышку с колючим взглядом и идиотским именем Малина (кто вообще в здравом уме так назовет ребенка?!) объявил нашей новой сестренкой.
