Оливия Хейл
Лучшие враги навсегда
Амбициозным женщинам, которые устали от того, что их недооценивают… и которые учатся просить то, чего хотят.
1. Конни
Это идеальная ночь — мартини в руке и множество интересных людей, за которыми можно наблюдать. Одна из немногих вещей, которые мне нравятся в Лас-Вегасе. Сюда съезжаются люди со всех уголков мира. В Нью-Йорке тоже так делают, но люди здесь почему-то другие. Громче, ярче и бесконечно интереснее.
Отель, в котором я живу, несмотря на пять звезд и роскошь, пропитан слабым ароматом дыма. Сомневаюсь, что «Стрип1» когда-нибудь полностью его лишится.
— Желаете что-нибудь выпить? — спрашивает бармен.
Он широко улыбается, перекинув через плечо полотенце и стоя перед полками, доверху заставленными всеми спиртными напитками, известными человечеству.
Красавчик, думаю я.
— Да, спасибо, было бы прекрасно.
Он приступает к работе и достает бутылку джина.
— Наслаждаетесь временем, проведенным в Вегасе?
— Превосходно, будь оно так, — признаюсь я, скрещивая ноги на барном стуле. — Я здесь просто на конференции.
— Как и большинство людей.
Я киваю. Это правда. Съезд не слишком отличается возможностями для ярких бесед, но, тем не менее, здесь должен присутствовать представитель «Контрон». Болтать, улыбаться, пожимать руки и проводить важные встречи за закрытыми дверьми. И учитывая, что Дэвиду Конновану под семьдесят, Алек Коннован — нынешний генеральный директор — слишком занят, а Нейт Коннован находится в Лондоне, эта роль, естественно, досталась мне.
«Констанция Коннован».
Да, даже моя фамилия — отсылка к конгломерату, который семья основала несколько десятилетий назад. Сейчас годовой оборот компании составляет несколько сотен миллионов долларов, а ее диверсифицированные инвестиции охватывают разные отрасли и страны. «Контрон» глубоко запечатлен в моей личности и выгравирован на костях.
— Прошу, — бармен ставит свежий мартини на стойку передо мной и снова улыбается. Флиртует, как и большинства барменов. — Дайте знать, если понадобится что-нибудь еще. Я не сильно занят.
Точно. Определенно флиртует.
— Приму к сведению, — отвечаю я и перекидываю каштановые, с рыжеватым подтоном, волосы через плечо.
Бармен отслеживает это движение.
— Потрясающе, — говорит он с широкой улыбкой.
Мужчина исчезает в дальнем конце бара, чтобы обслужить еще одного гостя, а я снова обращаю внимание на оживленную игру в казино. Судя по всему, в Вегасе также проходит Национальная Конвенция по Марихуане и Церемония Вручения Наград за Лучший Джаз. Это делает наблюдение за людьми довольно интригующим.
Но мне пора идти спать. Это был долгий вечер с ужином из трех блюд с руководителями двух других национальных телерадиовещательных корпораций. Завтра запланирован ранний рейс обратно в Нью-Йорк, и меня ждет работа в «Контрон».
Но мартини имеет прекрасный вкус, а по залу прогуливается пара женщин в гигантских боа из перьев, так что, возможно, я смогу остаться еще ненадолго.
Вегас — это незабываемые впечатления, даже за барным стулом. Кроме того, флирт с барменом не повредит. Прошел год с момента расставания, но я еще не приступила к одинокой жизни мечты.
Взгляд останавливается на группе мужчин вдалеке. Все в костюмах, у одного густые темные волосы и великолепный профиль. Его я узнаю где угодно, даже на расстоянии.
Конечно, «Томпсон Интерпрайзес» тоже кого-то отправила на этот съезд. Не говоря уже о том, что вещание — это наше дело, с которым «Контрон» справляется хорошо, и это значительная часть инвестиционного портфеля. Вложения «Томпсон» в сфере телерадиовещания невелики, и в основном расположены на Среднем Западе. Они годами пытались выйти на рынок, но сталкивались с нами на каждом шагу.
Я должна была ожидать, что они кого-нибудь пришлют… Просто не думала, что этим человеком станет сам Габриэль Томпсон.
Я поворачиваюсь, пытаясь закрыть лицо волосами. Дерьмо.
Габриэль всего на два года старше меня, но в семейной компании занимает гораздо более высокое положение. Мне двадцать девять, но два старших брата все еще считают меня ребенком. Это бесит. Еще больше раздражает понимание того, что у Габриэля, похоже, таких проблем нет.
Будучи наследником династии Томпсонов и младшей дочерью в семье Коннованов, мы ходили в одну и ту же подготовительную школу на Манхэттене. Я потеряла его из виду на несколько прекрасных лет во время учебы на бакалавриате, но в итоге мы поступили в один и тот же университет Лиги плюща, оба на первый курс. Я — на юридический факультет.
Одному Богу известно, чем он занимался в годы между учебой.
Все годы он был раздражающе самодоволен и дерзок. Популярен, хорош в спорте и поддерживал удовлетворительные оценки, не прилагая особых усилий. У каждого бывает неловкая фаза, кроме Габриэля, видимо.
Я никогда не видела мира, в котором «Томпсон» не произносилось бы без раздражения. Обе компании были основаны примерно в одно и то же время лидерами, агрессивными в деловой практике и имеющими долгую историю использования одних и тех же возможностей. С тех пор «Контрон» и «Томпсон Интерпрайзес» являются соперниками.
И с самого рождения Габриэль Томпсон был моим.
Я делаю большой глоток мартини. Это последний стакан, и мне придется попрощаться со всеми планами флирта, если хочу добраться до комнаты целой и невредимой. Меньше всего в этой поездке хочется, чтобы он меня заметил.
Но я допиваю лишь половину напитка, как рядом раздается навязчиво знакомый голос:
— Ну, разве это не сюрприз? Не знал, что ты в городе.
Я достаю из мартини кусочек оливки и поворачиваюсь к нему.
— Как досадно, — отвечаю я и кладу оливку в рот, медленно прожевывая. — Представь, как весело нам было бы вместе.
Его темные брови приподнимаются от откровенного сарказма в моем голосе. Знаю, он вернет его мгновенно. Как всегда и делает.
— Вместо этого я вижу, как ты целуешься с оливкой, — говорит он.
Голос глубокий и собранный.
Габриэль почти никогда не раздражается, что бы я ни делала.
Он тот, кто всегда умудряется вывести меня из себя.
Я жую медленно.
— И все равно целуюсь лучше тебя, — отвечаю я.
В его глазах мелькает приятное удивление. Я никогда не упоминаю тот вечер в университете пять лет назад. Обычно стараюсь даже не думать о произошедшем.
Но именно это сейчас и делаю, пытаясь вывести его из себя. Не следовало пить третий стакан.
— Интересно, — говорит Габриэль. — Сегодня ты на тропе войны. Раздражена, Конни? Не заключила те сделки, которые хотела?
— Спасибо за беспокойство, но дни здесь прошли превосходно.
Он кивает, похлопывая по барному стулу рядом с моим.
— Полагаю, ты никого не ждешь.
— Ошибаешься, — говорю я.
Он все равно садится, вероятно, распознав мою ложь.
— Не видела тебя на съезде.
— Я был занят разговорами с людьми на первом этаже.
Он сплетает пальцы на барной стойке. Плечи Габриэля широкие, а пиджак задирается, обнажая белоснежные рукава рубашки.
— А ты заключала вообще сделки? — спрашивает он. — Потому что я думаю, что встретился с каждым поставщиком за последние три дня.
— И думаешь, что я нет?
— Никто не упомянул «Контрон».
— Конечно, нет. Не во время встречи с тобой, — я поворачиваюсь к Габриэлю, ловя раздражающе-насмешливый взгляд. — Вещание – наше.
Он цокает.
— Это свободная страна, Конни.
— Да, что дает свободу быть тяжеловесом в национальном вещании.
— Тебе всегда удавалось искажать логику.
— А тебе нет? — спрашиваю я. — Инсценировка суда в прошлом году в классе Донована.
Он ухмыляется. Эти белые зубы и покрытая щетиной челюсть. С годами Габриэль стал только красивее. Можно с уверенностью сказать, что этот ублюдок никогда не попадет в неловкую фазу. У него ее нет.
