Внутри. Часть вторая - Корр Катрин

Катрин Корр

Внутри. Часть вторая

Пролог

Музыканты играли превосходно. Изысканные блюда таяли на языке, в воздухе невидимыми облаками проплывали утонченные ароматы женских духов. Огромные вазы с цветами на каждом столе, шелковые скатерти и белоснежные салфетки с крупным кристаллом в форме сердца…

Двухметровая пирамида из дорогого шампанского.

Серебряные столовые приборы.

Серебряные подсвечники.

Серебряные салфетницы.

Кремового оттенка карточка с именем гостя, под которым каллиграфическим почерком были выведены две идеальные серебряные буквы: «А.А.». Сдержанная роскошь в каждой детали. М-да. А, впрочем, это лишь спектакль.

Заглядевшись в свой бокал с виноградным соком и мысленно приглушив громкость живой музыки, которая звучала паршивее блюющего в подъезде бомжа, он ещё раз напомнил себе, почему продолжал находиться здесь. Почему молча и терпеливо выносил на себе косые, осуждающие и прохладные взгляды присутствующих. Почему был вынужден сидеть с опущенной головой и вежливо улыбаться, когда его деланно-виноватый взгляд ненароком встречался с чужими. Почему сдержал смех, когда некогда лучший друг едва не заплакал от переполнивших его чувств, после чего заключил его в прощающие и понимающие объятия. Почему позволил себе быть ничтожным и беспомощным на глазах у трех сотен людей.

«Я знаю, что Богдан совершил ошибку. Большую и, по мнению многих, непростительную. И, наверное, помни я о каждом его шаге и действии, считала бы также. Но я не помню. Я не знаю, что чувствовала, когда он досаждал мне своим вниманием, потому что в моей жизни этого…словно не было. Не помню, что почувствовала, когда он…ударил меня. Знаете, это даже говорить очень странно и нелепо, потому что этого просто не может быть! Я знаю Богдана как доброго, отзывчивого, вежливого и воспитанного человека. Вы спросили о моем отношении к нему, таков мой ответ. Ведь я помню только это. Таким он остался в моей памяти. Видео, которое мы только что посмотрели, как будто ненастоящее! Для меня это словно отрывок из какого-то фильма с актрисой, которая очень похожа на меня. Все совершают ошибки, но не каждый умеет их признавать. Послушайте, я просто хочу, чтобы у Богдана была возможность исправить свои. У него есть любящие родители, верные друзья, мечты и цели. Он хороший человек, просто…он ошибся».

Миновало чуть больше года с того дня, как ему был вынесен приговор, а он помнил каждое её слово… Да. Три года условно, в течение которых он каждый месяц обязан отмечаться в уголовно-исполнительной инспекции, проходить химико-токсикологическое исследование крови и не контактировать с Адель в течение одного года. Последнее оказалось самым беспощадным наказанием, и даже то, что оно подошло к концу ещё неделю назад, не позволило ему расслабиться. Пропасть между ним и самой желанной девушкой в мире оставалась всё такой же бескрайней и непостижимо глубокой. И так будет ещё очень долго. В лучшем случае полгода, потому что терпение – это искусство ждать, не теряя надежды. Потому что терпение – это не просто ожидание, это способность сохранять спокойствие в любой ситуации. Потому что терпение – показатель мудрости человека, его силы духа и духовной зрелости. И она обязательно это увидит. Она будет восхищаться им и гордиться!

«Вы боитесь подсудимого? Вызывает ли он у вас тревожные и неприятные чувства? Вам неспокойно находиться рядом с ним?»

«Нет. Я не испытываю страх, не чувствую приближения тревоги или чего-то ещё. Поймите, Богдан для меня – друг семьи. Сын близких друзей моих родителей. Он лучший друг…Аверьяна – родного сына моих приемных родителей. То, что происходило в течение нескольких месяцев: его преследования, проявление навязчивого внимания и похищение – это всё стерлось из моей памяти. Для меня не существует другого Богдана. Есть только тот, с которым я познакомилась, когда они с Архипом вернулись из Америки. Я знаю, что многим мой ответ не нравится, но здесь ведь нужно говорить честно. Это я и делаю».

Тогда он не понимал, насколько сильно его лучшему другу не понравились слова его сестры. Точнее, девушки. Ведь она говорила совсем не то, что должна была, чтобы упечь его за решетку на несколько лет и позволить своему лживому, подлому и бессовестному «братику» беспрепятственно с нею сближаться!

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Один. Два. Три. Вдох-выдох.

Смочив пересохший рот виноградным соком, он с силой поджал пальцы ног в лакированных туфлях за восемьдесят тысяч. Бестолковая мозгоправша в центре реабилитации неустанно повторяла, что в моменты, когда охватывает тревожность, нужно медленно и глубоко дышать. В минуты подступающей злости – медленно и глубоко дышать. Беспричинный смех? Медленно и глубоко дышать. У идиотки, жрущей на завтрак, обед и ужин фастфуд целыми тоннами, было одно решение на все случаи жизни. Сколько раз он смотрел на нее сквозь искусственную пелену вины и боли в глазах, представляя, как с одного удара лишает её квадратных, как у лошади, зубов, которыми она перемалывала вонючие бургеры? Вот, что его успокаивало, а не гребаное дыхание. А ещё растекшаяся по асфальту рожа Аверьяна. Его залитый собственной кровью рот, его бездыханное и обмякшее тело…

«Для меня не существует другого Богдана. Есть только тот, с которым я познакомилась, когда они с Архипом вернулись из Америки».

Бледно-голубые глаза плавно закрылись, а уголки плоских губ приподнялись.

Милая, прекрасная, честная и идеальная во всех смыслах Адель несла правду в этот мир! Она словно напевала мелодичным голоском трогательную песню, в которой ненавязчиво просила суд быть снисходительнее к подсудимому… К нему, который оступился. К нему, который в какой-то момент времени позволил отчаянию взять верх над силой духа. К нему, который раскаивался и обещал встать на путь исправления. Её добрые и искренние слова о нем звучали самой прекрасной песней в его ушах на протяжении многих месяцев. Да, он поступил плохо. Он совсем не хотел ударить её, и она знала об этом. Да он и не помнил уже, как это вышло! Адель забыла, и он тоже.

– Подушку принести? – раздался женский голос над его головой. Его веки поднялись, а плечи незаметно опустились.

– Дарина, – он нерешительно взглянул на нее. – Я не спал.

– Ой, да брось! – фыркнула она, забрав со стола чей-то бокал. Влив в себя его содержимое, она села на стул и закинула ногу на ногу. – Спал и спал, что такого? Тут это простительно.

В любой другой день он бы с радостью бросил злую шутку в её адрес, как это частенько случалось в былые времена. Но теперь он другой: виноватый, опозоренный, никчемный и слабый. Таким его должны здесь увидеть. К счастью, так будет не всегда. От силы шесть месяцев, которые он посвятит самосовершенствованию, после чего уничтожит Аверьяна, как мерзкого таракана, проникшего в его жилище. Он натоптал в нем. Наследил. Решил, что безнаказанно присвоил себе чужое сокровище. Но как бы не так. И очень скоро всё встанет на свои места.

– Меня уже тошнит от всей этой дешевой показухи! Скорее бы уже полночь, и мы все разъехались по домам.

– Извини, что спрашиваю, но у тебя что-то случилось? – поинтересовался он с деланным смущением.

– Чего-чего? – хмыкнула девушка и закатила хмельные глаза. – И когда я ещё такое услышу от Богдана Савельева: «Извини, у тебя что-то случилось?» – повторила она настолько дурацким голосом, что ему очень понравилась мысль о её вырванном языке.

– …Не понял?

– Ну, ты же типа и слов-то таких не знаешь. Да, забей! – отмахнулась она. – Нашла кому на уши присесть.

Он нарочно ничего не сказал, потому что отлично знал, что его пьяная собеседница не сможет сидеть молча.

– Как тебе всё это? – спросила она, не выдержав и полминуты. – Или с тобой нельзя такое обсуждать?

– Что именно?

Господи, как же ему осточертело изображать из себя забитого недоумка.