Не небом едины (СИ) - Стальная Виктория

Глава 7

Я встретила Лейлу, притихшая и обессиленная. Но эта поистине удивительная девушка с лёгкостью поменяла лад моего настроения и взбодрила меня. От неё как от редкого в ночи фонаря исходило столько света и энергии, такой положительной, благотворной, что хотелось лететь к ней, заряжаться и греться рядом.

— Как прошла встреча с Алёной Игоревной? — насмешливо спросила Лейла, а я промолчала и улыбнулась неестественно. — Понятно. Она в своём репертуаре. Стабильность — признак постоянства. Будем исправлять ваше впечатление о «Платонов и партнёры». Сейчас мы с вами выпьем какао, а потом уже вас обустроим на рабочем месте, и возражения не принимаются. Ей часа два однозначно будет не до вас, пока она весь мозг Платону Олеговичу не вынесет.

— Я говорила Платону Олеговичу, что не стоило меня брать…раз Она против.

— Ой, нашли, кого слушать. Если все за, Она всегда против, и наоборот. У неё натура такая…сущковатая. Только я вам ничего не говорила. — Лейла звонко захихикала и приложила указательный палец к губам.

— Разумеется. А почему «она»?

— У нас её так в коллективе называют, коротко и сразу понятно, типа наш тайный с коллегами шифр. Да и она — может быть кто-угодно, поэтому меньше риск спалиться и нарваться на очередной Её всплеск истерики.

— А мне Платон Олегович объяснил Её поведение тем…что она не в духе.

— Ой, когда она была в духе-то? Это нормальное состояние Алёны Игоревны быть не в духе и на всех рычать, кричать, визжать.

— Боже мой, как же вы с ней работаете?

— Молча и скрипя зубами! Да и научились уже не слушать её вопли и недовольства. Пусть себе истерит на здоровье. Зарплаты у нас приличные, условия работы тоже удовлетворительные, руководство могло быть чуточку мягче и не скупиться на премии, но…короче, Марта Юрьевна, в «Платонов и партнёры» не лучше и не хуже, чем в других компаниях, поэтому расслабьтесь, работайте и получайте удовольствие. — Лейла ободряюще меня приобняла, и мы очутились в комнате для отдыха с барной стойкой из гранита, высокими приставными, крутящимися стульями с низкими спинками, кожаным дымчатым диваном, кухонным гарнитуром в тон барной стойке с серо-коричневым электрическим чайником, иссиня-чёрной кофемашиной и тёмно-бирюзовым холодильником.

— Не стесняемся, проходим, чувствуем себя как дома. — Лейла проводила рукой то в одну сторону, то в другую, как Царевна-Лебедь, показывая мне, где взять чай, где полакомиться печеньками, а я думала, когда же у неё уже из рукавов-фонариков блузы начнёт что-то выплёскиваться.

— Спасибо вам, Лейла, за вашу доброту и заботу, и время.

— Давай на ты, я — молодая, а с этими выканьями чувствую себя старушкой.

— Не знаю, получится ли, я-то старушка. — сомневаюсь, удобно устраиваясь на диване с кружкой ароматного какао.

— Ой, какие твои годы? Сколько тебе, 35? — я уставилась на Лейлу, она говорила про мой возраст вполне искренне, чем смутила меня.

— Стыдно признаться…мне 42. — я опустила виноватый взгляд в какао, ощущая, как виски заходятся нервной пульсацией. Да вопрос возраста…моего возраста…меня тревожил, правда, пока мы не разошлись с Лёней я не придавала году своего рождения значения, но, оказавшись, среди «молодёжи» напряглась и разволновалась, на их фоне молодых, стремительных, энергичных и привлекательных я выглядела старой, заезженной клячей. А, возможно, просто мою самооценку подкосило предательство бывшего…да и за годы семейной жизни как-то я подрастеряла былую лёгкость, непринуждённость и уверенность в собственной значимости и привлекательности. Я вспомнила слова Волгина: «Да, над вашей уверенностью в себе нам предстоит колоссальная работа, но это я поручу Лейле…». Выходило, что Платон Олегович понимал меня лучше, чем я сама понимала себя. Наверное, это у него профессиональное — разбираться в людях и улавливать их суть. И всё вопрос: «Почему Волгин настаивал, чтобы я устроилась в «Платонов и партнёры», оставался открытым для меня. И не один из доводов словоохотливого HR не выглядел убедительным. Если честно, у меня закралась безумная мысль, что кто-то за меня попросил. Но этого не могло быть, поскольку у меня не было покровителей или хотя бы важных людей в окружении, кто бы мог за меня похлопотать. Мысль, что я могла понравиться Платону Олеговичу, я тоже сразу отмела, как только она забрезжила: где он — молодой, уверенный в себе, обольстительный мужчина, и где я — возрастная, запустившая себя с заниженной самооценкой тётушка, да и их общение с Алёной Игоревной…между ними явно сквозило влечение.

— Ой, я думала, ты помоложе будешь. Нет, правда, Марта, ты — красотка, выглядишь моложе своих лет.

— Скажешь тоже, — не поверила я.

— Так, дорогуша, придётся мне взяться за твоё перевоспитание, будем из тебя делать уверенную в себе женщину, которая гордо принимает комплименты.

— Ой, — заразилась я словом-паразитом Лейлы, — Платон Олегович говорил, что мне с этим к вам…к тебе.

— Правильно говорил. Запомни, нельзя себя обесценивать и принижать. Ты дана себе природой такая одна, неповторимая, в единственном роде. Есть и многочисленные экземпляры среди женщин, как копии, например, Она. Личико подрихтовала, а за душой-то ни-че-го, а красота идёт из-ну-три. И чем, ты увереннее в себе, тем притягательнее для других. Ты вон стесняешься полноты, да? — я согласно улыбнулась, — А не надо, неси свои теперешние формы гордо, одежду подбери, чтобы тут подчеркнула, там убавила. Пока ты скинешь набранные кило…сто лет пройдёт, а жить и быть счастливой надо сегодня.

— Счастливой, — протянула я мечтательно.

— Естественно, счастливой. Ибо каждая из нас рождена для счастья, если бы нас учили этому с детства, жить бы стало гораздо проще во взрослой жизни. А так…наши родители не думали о счастье и себя ущемляли, их родители не думали о счастье и ходили понурые, плечи до земли опустив, и нас по той же колее воспитывали, всё во имя долга, общественных суждений, норм морали, надо жить как все, не высовываться, думать в первую очередь о других и о чужих интересах. В основном, кстати, это женщин касалось во все поколения. Я — не феминистка, но противлюсь пресловутым суждениям «о женской нелёгкой доле». У нас же всё не для женщин испокон века! Если замуж выходишь, то непременно угождай да ублажай мужа, и любовницей будь страстной, и чтоб никакой «головной боли», и поварихой, чтоб кастрюли шкворчали денно и ночно, да подавай мужу первое, второе и третье с компотом, и хозяюшкой слыви, чтобы дом твой блестел, и расходы расходуй разумно, и не важно, сколько твой благоверный зарабатывает, умудрись из *овна сделать конфетку и кашу сварить топора, и тапочки в зубах приноси, и про измены мудро молчи, а себе кукиш с маслом, зубы стиснула и доживай век девичий без грёз, слёзы по подушке размазывая.

— Ничего себе! — только и ахнула я, обескураженная воинственной речью Лейлы.

— Именно! Ты подумай на досуге над моими словами, а пока что…нас ждут великие дела, Марта. — Лейла поднялась резво с дивана, взяла у меня из рук кружку, поставила свою и мою кружки около раковины, и, прихватив меня под локоть, повела энергично на…моё рабочее место, где уже восседала грозно Она.

Глава 8

— Алёна, только не начинай, я тебя умоляю. — вдруг небрежно бросила Лейла моей начальнице, которая восседала на «моём будущем рабочем месте», закинув ногу на ногу и оголяя внутреннюю часть бедра.

— Лейла, где вас черти носили? — перешла на визг Она.

— Мы искали гармонию с собой и с миром после того, как ты довела Марту Юрьевну. — как ни в чём не бывало медленно нараспев ответила Лейла.

— Выходит, милочка, я вас довела? — оскалилась Она и поднялась с кресла, поравнявшись со мной. А я подумала: «Лейла, лучше бы ты промолчала».

— Алён, не нагнетай, будь ты человеком. — вступилась Лейла.

— Лейлик, ты у нас вроде — администратор, а не адвокат, я ничего не путаю? Так иди и администрируй, не испытывай моё терпение. И сколько раз тебе повторять, чтобы ты обращалась ко мне по отчеству, что опять за фамильярности да при посторонних?