После развода не нужно возвращать (СИ) - Лебедева Катя

- Я перезвоню, - бросает он в трубку уже гораздо более спокойным, но все еще напряженным тоном и опускает телефон, не сводя с меня глаз.

Несколько секунд он просто молчит, изучая меня тем самым долгим, пронизывающим взглядом, от которого когда-то закипала кровь и перехватывало дыхание. Теперь же я лишь выпрямляю спину, чувствуя, как напрягаются плечи, спина, да вся я, готовясь дать отпор.

- Ева, - наконец начинает с явным любопытством в голосе. - Это, конечно, более чем неожиданно, но давай серьезно: если ты действительно справишься с этими переговорами, если вытянешь их на тот уровень, который мне нужен, я не просто оплачу твой гонорар по двойному тарифу, а готов рассмотреть вопрос о твоем утверждении в штат этого филиала. Здесь, сама видишь, - он делает легкий жест рукой в сторону сверкающего фасада здания, - достойное место, серьезные проекты, не чета каким-нибудь шарашкиным конторам, где ты, наверное, мыкалась все эти годы за гроши после нашего… после всего.

Его предложение, вернее тон, с которым он все это говорит, такой снисходительный, предлагающий «милость», будто он король, милостиво разрешающий крестьянину войти в свой замок, оскорбляет сильнее, чем любое откровенное хамство.

Я чувствую, как у меня даже кончики ушей, не только щеки, вспыхнули от гнева.

- Мне это не интересно, Глеб, - отвечаю, тщательно подбирая слова, словно мы абсолютно чужие люди. - Я здесь исключительно потому, что помогаю своей подруге, которая не смогла выйти сегодня. Я подменяю хорошего, проверенного специалиста, и позволь тебя заверить, я не напрашиваюсь в твой штат и не мыкалась по каким-то «шарашкиным конторам». У меня была более чем прекрасная работа, - тут запинаюсь и надеюсь о не заметил оговорки.

Бывший мух усмехается, коротко и беззвучно, лишь уголки его губ подрагивают. Он качает головой, глядя на меня с какой-то странной, давно забытой смесью досады и восхищения, будто перед ним ожила картинка из прошлого.

- Да, всегда же ты была упрямой дурой, не от мира сего. И знаешь, что самое забавное в чем? Именно за это я тебя когда-то, очень давно, и полюбил. За эту твою… принципиальность, за твое нежелание прогибаться.

Слова, которые, возможно, в другом контексте должны были прозвучать как комплимент, сейчас звучат как оскорбление. Умеет он и приятное сделать, и нагадить в душу одновременно.

- Знаешь, Глеб, как по мне, так это довольно сомнительный комплимент, - парирую, глядя ему в глаза, вкладывая в голос всю накопившуюся горечь и презрение, чувствуя, как сжимается желудок. - Обычно за дурость, как ты выразился, не любят. Или у тебя особые, я бы даже сказала, извращенные предпочтения в выборе женщин?

Он открывает рот, чтобы что-то ответить, глаза загораются огнем, но в этот момент плавно подъезжает еще одна дорогая машина. Задняя дверь открывается, и из нее выходят двое мужчин в безупречных костюмах, явно его возможные деловые партнеры.

Глебу теперь не до меня, но по глазам вижу, он еще вернется к этому разговору.

Глава 13

Ева

Вечер затягивает город в рыжую дымку, а я сижу на подоконнике своей тесной комнаты, прижав лоб к холодному стеклу. Улицы внизу заливают огни, и кажется, будто каждый из них, чья-то чужая, успешная жизнь, до которой мне больше нет дела.

- Юль, привет, - выдыхаю, позвонив подруге.

- Ева! Наконец-то! Я вся на иголках, - говорит она нетерпением и участием. - Ну, рассказывай скорее! Как ты? Как все прошло там?

Я медленно провожу ладонью по лицу, собирая в кучу разрозненные мысли. За окном с шумом проносится машина, и на мгновение ее фары освещают мое усталое отражение в стекле. Сегодняшний день выжег меня изнутри, оставив лишь обугленную скорлупку.

- Юль… Скажи честно, ты вообще в курсе была, к кому именно меня направила сегодня? - голос срывается, и я сама слышу, как в нем дрожит непрошенная надежда, что это всего лишь чья-то жестокая шутка.

- К кому? В «Кристалл-Холдинг», конечно же. Я же тебе говорила. К этому, как его, Самохину, крутой бизнесмен местный.

- Владелец поменялся, Юль, - отвечаю, не отрывая взгляда от своего бледного отражения в темном окне. - «Кристалл-Холдинг» поглотила компания Глеба.

В трубке такая тишина, что становится слышно собственное дыхание. Я сжимаю телефон так сильно, что пальцы немеют, и жду. Жду, что сейчас прозвучит какое-то простое, логичное объяснение, которое развеет этот кошмар.

- Ева... Господи, - наконец выдыхает Юля, голосом, полным ужаса и растерянности. - Я правда не знала. Клянусь тебе, даже не догадывалась. Я бы никогда в жизни... Прости, пожалуйста. Мне так жаль, что так вышло.

В ее голосе столько искреннего раскаяния, что гнев тает, оставляя после себя лишь усталую, тягучую пустоту, будто из меня вынули все внутренности и набили ватой. Бесполезно злиться на Юлю, она не виновата. Виновато стечение обстоятельств, злая ирония судьбы, подбросившая мне именно эту работу в самый отчаянный момент.

- Ладно, не переживай, - говорю, чувствуя, как дрожит подбородок и слезы предательски застилают глаза. Я быстро их смахиваю, злясь на свою слабость. - Все в порядке. Я справилась, переговоры прошли нормально.

Это вранье дается мне с трудом. Ничего «нормального» в сегодняшнем дне не было.

- Не томи, рассказывай все по порядку! - Юля торопливо перебивает, и я слышу, как скрипит кресло, она усаживается поудобнее, готовясь слушать. - Как он себя вел? Что вообще происходило?

Я закрываю глаза, и передо мной снова возникает картина переговоров, длинный полированный стол, отражающий напряженные лица участников, стремительная, почти пулеметная речь носителя языка, от которой в первые минуты стушевалось все внутри.

- Все прошло успешно, контракт в итоге подписали. С переводом справилась, хотя... - делаю паузу, проводя пальцами по вискам, - было непросто. Я успела отвыкнуть от такого бешеного темпа, от живого звучания речи. Они там тараторят с такой скоростью, проглатывают половину слов. Приходилось постоянно ловить каждое слово, одновременно успевая обрабатывать смысл и подбирать точные формулировки. Это был настоящий ад для моих изголодавшихся по такой практике нервов.

- А Глеб? - уточняет Юля. - Как он реагировал? Что говорил?

А что Глеб? Я снова чувствую его тяжелый, оценивающий взгляд на себе, полный какого-то странного, незнакомого одобрения, которое обжигало сильнее, чем его привычное равнодушие. От этого взгляда по коже бежали мурашки, а сердце сжималось от противоречивых чувств гордости, злости и какой-то давно забытой боли.

- После того, как все закончилось, он предложил мне постоянное место в штате, - говорю это и чувствую, как по щекам разливается краска стыда. Стыда за то, что эта новость вообще может вызывать во мне какие-то чувства, кроме отвращения.

- Что?! Не может быть! И что же? Опять включила свою гордость и принципиальность? Сказала, что не намерена продаваться?

Ее слова возвращают меня в тот момент, когда все уже разошлись, и мы остались с ним одни в опустевшем переговорном зале. Глеб подошел ко мне и смотрел очень серьезно в глаза.

«Ева, - сказал он, и в его голосе прозвучало то самое, давно забытое тепло, от которого когда-то таял лед в душе. - Ты была великолепна. Честно говоря, я не ожидал... Ты даже не представляешь, как выручила меня. Останься. Здесь, в моей команде. Зарплата будет достойной, график можно сделать гибким, ты сможешь сама выбирать проекты. Я видел, как ты работаешь. Таких профессионалов, как ты, днем с огнем не сыскать»

Он смотрел на меня с тем самым восхищением, от которого когда-то замирало сердце и кружилась голова. И в тот миг, затянувшийся на вечность, я не видела в его глазах ни снисхождения, ни жалости, которыми, как мне казалось, должно быть пропитано его предложение. Только уважение.