Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa"

— Том!

Он сам не заметил, как пересек разделяющее их расстояние, увлеченный родившимся в его голове образом и отвлекаемый слабо и безуспешно протестующим голосом.

— Добрый вечер, — произнес он немного растерянно, обнаружив себя не там, где, казалось, должен был находиться.

— Привет! — свободной от бокала рукой Норин обхватила его плечи и коротко прижалась в непродолжительном объятии. На его щеку опустился невесомый поцелуй, перед лицом засквозило уже знакомым сладко-цветочным ароматом её волос. Он осторожно поддержал её за спину, опустив ладонь на край глубоко выреза и не решаясь прикоснуться пальцами к голой спине — на этот раз победу одержали манеры, и тоже мягко скользнул губами по её скуле.

— Выглядишь сногсшибательно, — отступая, произнес Том.

— Спасибо, ты тоже. Замечательный смокинг! Позволь представить, — сжимающая бокал рука взмыла в сторону её рыжебородого спутника, и Том на короткое мгновенье заподозрил, что это и был тот миллиардер-иностранец, с которым Норин встречалась и о котором говорила на телепередаче. Низкорослый, краснолицый, простоватый. — Это Джошуа О`Риордан, мой добрый друг и агент.

— Приятно познакомиться.

— Думаю, этот прекрасный джентльмен не нуждается в представлении, — продолжила Норин, оборачиваясь к Тому. Вторая её рука лежала на его локте, и даже сквозь рубашку и плотную ткань пиджака он чувствовал, что её пальцы снова были холодными.

— Мистер Хиддлстон, — сказал агент, коротко кивнул и протянул руку. Том ответил на предложенное пожатие и улыбнулся. Он с удивлением заметил, что неотесанность и грубоватость в чертах спутника Норин вдруг растворились, как только оказалось, что тот всего лишь агент.

— Так ты сегодня один из ведущих? — не давая возникнуть паузе, поинтересовалась Джойс. Её лицо было так близко, он видел густую неравномерность туши на её ресницах, видел медовые прожилки в её глазах, словно золото, проступающее сквозь темную кору дерева, видел размытую линию внутри её губ, где бледная помада заканчивалась и начиналась алая влажность не закрашенной плоти. Том торопливо опустил взгляд в собственный стакан.

— Да, награждаю в одной из категорий.

Порой очень резко, неожиданно он наталкивался на разительное сходство с собственным отцом и мгновенно наполнялся злостью. Тот ушел из семьи из-за затянувшегося романа на стороне, который в свою очередь не продлился долго из-за новой интрижки. Тому было двадцать с небольшим, когда он узнал, что отец никогда не был особенно верным своей жене. Легкость и даже некоторая абсурдная гордость, с которой отец в этом признался, бестактность и беспечность говорить такое собственному молодому сыну, объективная неправильность такого подхода и острая, не ослабевающая с годами боль закипели в одну быстро загустевшую и прочно утвердившуюся в Томе установку — никогда не вести себя так же. Всё же гены или незаметно просочившиеся сквозь воспитание повадки иногда возмутительно очевидно всплывали наружу, и Хиддлстон захлебывался отвращением к самому себе.

Он, как и отец, умел ценить красоту. Том находил её в каждой женщине, и с отцовской легкостью мог увлечь многих из них, но в отличие от отца строго следовал одному простому принципу — не трогал чужое. А Норин Джойс как раз была чужим. Пусть рядом с ней стоял лишь её агент, но, вероятно, где-то в помещении Ковент-Гардена или за его пределами всё же существовал тот итальянец-счастливчик, которому она принадлежала. Это не отменяло её красоты и магнетизма, не лишало Тома способности их оценить, но отбирало у него право так засматриваться на её губы.

— Что же, удачи на сцене, — произнесла Норин, и он снова на неё посмотрел. Свет больше не концентрировался на ней одной, снующие мимо них люди вновь приобрели объемность и звук. Мираж растаял. Джойс довольно прозрачно намекала на окончание разговора, Том с радостью этим воспользовался.

— Благодарю, — улыбнувшись, ответил он. — Хорошего вечера.

Коротко учтиво кивнул и отошел. Он двинулся обратно к бару, поддавшись импульсивному желанию заменить воду на виски со льдом, затем одернул себя за эту непрофессиональную слабость — ему ещё предстояла работа, а выполнять её нетрезвым было не в его правилах. Том залпом допил воду, опустил стакан на стойку и собирался уходить, когда рядом с ним остановился Кристиан Ходелл.

— Надеюсь, это была не водка, — вместо приветствия сказал он.

Невысокий, в сером смокинге, с взъерошенными волосами, под которыми пытался скрыть залысины, в поднятых на лоб очках, с седеющей бородой и привычной немного стесненной улыбкой Кристиан заказал у бармена бокал шампанского и снова обернулся к Тому. Кристиан был сооснователем одного из лучших в Лондоне агентств по поиску и продвижению талантов, «Хамильтон Ходелл», и лично являлся агентом многих британских актеров, среди которых, помимо самого Тома, были Хью Лори, Стивен Фрай, Тильда Суинтон, Марк Райлэнс и Эмма Томпсон. Представитель именно «Хамильтон Ходелл» однажды оказался в зрительном зале университетского театра, пригласил Хиддлстона в Лондон и нашел для него первые роли, тем самым окончательно убедив Тома не идти на поводу у отца и собственных страхов, а ринуться в бой с отказами и неудачами под гордо поднятым знаменем актерства. Именно Кристиан Ходелл привел Тома в проекты, подарившие ему такие вечера на церемониях больших кинопремий и восторженные крики поклонниц на улицах.

— Здравствуй, Кристиан, — произнес Том. Агент качнул головой, отпивая поданное ему шампанское, и торопливо заговорил:

— Скоро всё начнется, времени у нас не много, а потому давай ты сейчас сделаешь, как я скажу, а обсудим мы это на вечеринке после?

— Я весь внимание.

Удовлетворенно кивнув такому ответу, Кристиан Ходелл оглянулся, выискивая кого-то в толпе, а затем, указывая, качнул бокалом в сторону.

— Вон там стоит Дермот Кэссиди, сопродюсер фильма «Филомена», который сегодня — ставлю сто фунтов — получит «Лучший фильм», а второго марта заберет собственный Оскар.

Том посмотрел в заданном направлении — около десятка мужских спин разной ширины и сутулости в темных смокингах.

— Король экранизаций книг и экономии денег инвесторов, один из любимчиков «Тачстоун пикчерз». Они выкупили роман «Шантарам», и хоть проект официально ещё не взят в разработку, скоро всё закипит и студия поставит Дермота у руля.

— «Шантарам»?

— Никаких вопросов, — столкнув очки на переносицу, отрезал Ходелл. — Сначала я должен успеть вас познакомить.

***

Американские и британские вечеринки сильно отличались, даже если вмещали практически идентичные списки гостей, как то случалось на БАФТА и Золотом Глобусе, своеобразных генеральных репетициях Оскара. Возможно, дело было именно в локациях: хмурый Лондон подавлял всякое желание шумно и бесстыдно весело праздновать до утра, опрокидывая вмещающее вечеринку заведение с ног на голову; Лос-Анджелес же в свою очередь был олицетворением кинематографа и стереотипно сопровождающих его пьяных кутежей, он не встречал слякотью и промозглыми сквозняками, был просторным и гостеприимным в отличие от тесного и аристократично вычурного Лондона. Возможно, для большинства БАФТА на контрасте с Золотым Глобусом и, в первую очередь, премией Академии не воспринималась столь серьезно и волнительно, чтобы по окончанию церемонии остро нуждаться в разрядке. Возможно, все берегли силы на грядущие мероприятия.

Так или иначе разница была колоссальной. В Лос-Анджелесе все приезжали одновременно, почти никто не терялся на пути между театром и клубом, не ели, но много пили, одновременно пьянели и не боялись это проявлять, вытанцовывая на столах в обнимку с теми, чьи имена впервые узнавали из бульварных газет на следующее утро. В лондонском отеле «Гросвенор Хаус» уже перевалило за второй час ночи, а все теснились у столов, перемещались вокруг них зигзагами, толпились у баров, наседали на ди-джея с противоречивыми заказами музыки, но в центр банкетного зала, освобожденный от мебели под танцпол, никто не выходил, будто пол там проводил смертоносный электрический заряд.