Завещание (ЛП) - Эшли Кристен

На столе перед ним стояла чашка кофе.

— Ч-ч-что вы здесь делаете? — начала я заикаться.

Он не пошевелился, только открыл рот. Но не ответил на мой вопрос.

— Заставляю Эмбер, занозу в своей заднице, присматривать за своим братом. Во-первых, она берет чертовски много, гребаные двадцать долларов в час. А так как прошлой ночью у нее были планы с кем-то из ее друзей, а мне нужно было, чтобы она их изменила, она подняла плату. Жестко вела торг. То, что она получает дополнительный час к ее комендантскому часу в субботу вечером, а дьяволу известно — Эмбер и час в субботу вечером могут означать что угодно. От поездки к поручителю до другой поездки через несколько месяцев в магазин с детскими товарами.

Было ясно, почему он здесь, так как он был зол из-за того, что я не присоединилась к нему за ужином, поэтому я задала еще один вопрос.

— Как вы сюда попали? — он сунул руку в карман джинсов и вытащил ключ, свисающий с тонкого кольца, болтающегося на его длинном указательном пальце. Он опустил руку, засунул ее обратно в карман и вытащил, чтобы снова положить на стол.

— Присматривал за Лидией, а иногда Лидия присматривала за Итаном после школы. У меня и у всех детей есть ключи.

— Я… ну, мне придется попросить, чтобы вы все их вернули, — сказала я ему.

— Ты, твою мать, серьезно? — спросил он, приподняв темные брови.

— Ну да, — ответила я и увидела, как его темные брови сошлись на переносице.

— Господи Иисусе, Джози, ты меня кинула.

— Я, конечно, понимаю, что вы так считаете, но поскольку я вообще-то не хотела идти с вами ужинать, то и не смотрю на это подобным образом.

— Черт возьми, — пробормотал он.

— Да, кстати, — сдуру начала я, — ваша речь довольно…

— Не говори мне о моей речи, — осадил он меня. — И не стой поперек гребаной кухни Лидии и не рассказывай мне свою чушь, — приказал он, и я моргнула.

Затем моя спина резко выпрямилась.

— Прошу прощения?

— Ты стоишь на кухне Лидии, зная, чего она хочет для тебя — меня. — На последнем слове он ткнул большим пальцем в себя, но еще не закончил говорить. — Вчера вечером ты обвела меня вокруг пальца, заставила мою дочь изменить свои планы, а она с нетерпением ждала этого дерьма. Заставила меня просидеть в ресторане одного сорок пять гребаных минут, ожидая тебя, когда не у многих людей есть сорок пять минут их жизни, чтобы сходить поссать, и я один из них. Ты не показываешься и выдаешь мне подобную хрень?

К сожалению, мне стало не по себе. Потому, что он был прав.

Его дочь изменила свои планы (хотя я не могла о них знать). И ему пришлось торговаться с ней, чтобы сделать это. Не говоря уже о том, что он заключил сделку, которая его не устраивала, и, судя по тону, это была действительно неудобная сделка.

И пока я наслаждалась супом из омаров (ну, какое-то время, но все же), он сидел один в ресторане, ожидая моего прибытия, а я этого не сделала.

Если бы это случилось со мной, я бы нашла это в высшей степени раздражающим. А я поступила так с ним. Я посмотрела через кухню в его сердитые глаза и сделала то, что должна была сделать. Я извинилась.

— Это было грубо, — тихо сказала я. — У меня нет оправданий. Я должна была объяснить более настойчиво, что чувствую по поводу ужина, не тратя ваше время или вовлекая вашу семью.

— Чертовски верно, — ответил он.

— Ну, я прошу прощения.

— Ты и должна, — парировал он. Я закрыла рот. — Итак, детка, что же нам делать дальше?

Детка? Меня никогда не называли «деткой», и то, как он сердился, мне не очень нравилось. Я проигнорировала это и осталась сосредоточенной.

— Что нам делать, мистер Спир, так это… — я замолчала, потому что он сидел и почти не двигался, но когда я назвала его мистером Спиром, он встал.

И когда он встал, его сила вторглась во всю кухню, а это был немалый подвиг. Бабушкина кухня была огромной.

— Джози, меня зовут, — медленно начал он, — Джейк.

— Хорошо, — прошептала я.

— И я не должен был спрашивать тебя, что нам делать, потому что мне плевать, что ты думаешь.

Я ничего на это не ответила. Он не нуждался в моем ответе. Он продолжал говорить.

— Ты же ее знаешь. Ты же знаешь, что та херня, которую ты натворила прошлой ночью, разозлит ее.

Я ненавидела это, потому что он был прав. Было ясно, что бабуля очень любит этого человека, и если бы она узнала, что я сделала, то рассердилась бы. Поэтому, я призналась:

— Да.

— И как я уже сказал, ты ее знаешь. Она сказала это прямо в том письме вчера. В этой женщине было много любви, и она отдавала ее свободно. Но единственный человек на этой гребаной планете, которому принадлежала большая часть этой любви, которую она ценила выше всех — это ты. И ни за что на свете Лидия не стала бы так с тобой поступать и обманывать насчет меня.

Да, я сглупила. И я сглупила еще раз, спросив:

— Она знала, что у вас есть стриптиз-клуб?

Сила его присутствия расширилась и нагрелась до такой степени, что я почувствовала, как она давит на мою плоть и обжигает легкие. Я отступила на шаг, но это был всего лишь шаг, потому что я ударилась о стол. Его голос дрожал от гнева, когда он ответил:

— Да, Джози, знала, так как именно она одолжила мне деньги, чтобы купить его.

Я моргнула.

— Она сделала это?

— Да, черт возьми, сделала. Я вернул ей деньги, но она их отклонила, чтобы я мог держать свой спортзал и кормить и одевать своих детей, чтобы наконец-то обеспечить им достойную жизнь.

Мой голос повысился, когда я спросила:

— Владея стриптиз-клубом?

Он прищурился, глядя на меня.

— Черт возьми, ты когда-нибудь показывала Лидии, как далеко эта палка засунута тебе в задницу?

Ну и ну!

— Мистер Спир, — я развела руками и рявкнула, — вы владеете стриптиз-клубом.

Как только я закончила огрызаться, он наклонился ко мне и прорычал:

— Джейк!

Его поведение и эта утренняя сцена так разозлили меня, что очень необычно (я не была уверена, что подобное когда-либо происходило раньше), я потеряла контроль, тоже наклонилась к нему и выкрикнула слово, которое никогда не использовала в своей жизни в подобном значении:

— Плевать! — Я откинулась назад и продолжала смотреть на него. — Ваш бизнес — подчинение женщин.

— Какого хрена? — огрызнулся он.

— Подчинение. Угнетение. Используете женщин, которые находятся в отчаянном положении, чтобы они делали всякие унизительные вещи за деньги.

— Детка, если мне нужна танцовщица, я даю объявление в газету. Я не выхожу на улицу, не похищаю их, не накачиваю их всяким дерьмом и не вытаскиваю их задницы на сцену.

— Вы знаете, что я имею в виду, — прошипела я.

— Вот как? — спросил он, откинувшись назад и раскинув руки. — Неужели? Да чтоб меня. Я засранец никогда бы и не задумался, что наименее талантливая из моих девочек зарабатывает пятьсот долларов в спокойный вечерок. Должно быть, отстой для моих девочек, идущих к своим корветам после работы в семисотдолларовых туфлях.

Пятьсот долларов? Когда нет наплыва посетителей? Я была ошеломлена. Это были довольно большие деньги.

Он продолжал говорить.

— Мои девочки не глупые. Парень думает своим членом, используя для этого свои деньги, все, что им нужно сделать, это станцевать рядом и взять их у него. Они кормят своих детей, покупают хорошую мебель в свои дома, хорошие автомобили, чтобы ездить и жить в хороших районах, откладывая деньги на счета и проводя отпуск на Багамах. Не уверен, угнетение ли это, но думаю, они не думают об этом таким образом. Но ты хочешь мыслить узко, и не мое дело останавливать тебя.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но он еще не закончил.

— А тело женщины прекрасно: стоит ли оно, сидит, лежит, и определенно когда танцует. Они это знают, они этим пользуются, в этом нет ни хрена плохого. Хотя, это чертовски много говорит о тебе, раз ты смотришь на это свысока.

Я действительно хотела бы не признавать этого, но он не ошибся. Женское тело было прекрасно. И я никогда не думала об экзотических танцах таким образом.