Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon"

«Сама с ним разбирайся или не связывайся!» - сказала она тогда. На этом тема была закрыта. Во всяком случае, для мамы.

Мне же было невыносимо обидно и больно. В тот вечер я особенно остро почувствовала себя обузой, «довеском» - как любила говорить Римма Георгиевна. Укрывшись с головой одеялом, я лежала на боку и, уткнувшись в подушку, рыдала навзрыд. У меня ужасно горела исполосованная ремнём спина, но я плакала не от боли, а от того, что никому не нужна: ни маме, ни папе, ни уж тем более, Можайскому. Открытием это безусловно не стало, но и принять, как должное, у меня в двенадцатилетнем возрасте не получалось. Впрочем, и сейчас не получается. Хотя за прошедшие годы мне удалось выработать иммунитет на пофигизм родителей.

В ту ночь появились первые «иммунные клетки» - я поняла, что рассчитывать и надеяться могу только на себя, поэтому больше никому не жаловалась. Яша же, получив карт-бланш на издевательства, упивался вседозволенностью и не упускал ни единой возможности меня достать. С каждым разом его выходки становились всё более мерзкими и приобретали сексуальную направленность. Это пугало, и я старалась, как можно меньше пересекаться с этим ненормальным. Надеясь, что однажды наступит тот день, когда я смогу по-настоящему дать отпор.

Этот день наступил. Помощь пришла оттуда, откуда её совершенно не ждали. Я ведь просто поделились своей обидой и страхами, ничего не прося и ни на что не рассчитывая. Прохода же, выслушав мой рассказ, пришла в такое бешенство, что пообещала прислать отцовских «быков». Она металась по берегу, как запертый в клетке зверь и придумывала одну месть за другой. Олька так негодовала, так рвалась в бой, готовая убить Можайского голыми руками, что я сначала растерялась, а после расплакалась, как дурочка.

Впервые кто-то по-настоящему услышал меня и искренни сопереживал. От этого щемило внутри и становилось легко, и радостно. Я была счастлива просто потому, что теперь не одна во всём этом кошмаре; теперь у меня есть человек, которому не всё равно, который поддержит, пожалеет и поймёт. Мне этого было более, чем достаточно, чтобы почувствовать себя нужной; чтобы открылось второе дыхание. Но как уже говорила, я ни на что не рассчитывала. В конце концов, что могла сделать пятнадцатилетняя девчонка, живущая в другом городе, если даже мои родители ничего не смогли?

Но, как оказалось, много чего. И Олька смогла. «Быков», конечно, не прислала, всё же Яша - сын генерала, и подобные методы были чреваты серьёзными последствиями, но Оля сумела-таки найти на этого отморозка управу.

Спустя месяц после возвращения из лагеря, Можайский позвонил пьяный вдрызг и заявил, что я маленькая вертихвостка, и еще отвечу за это… Что «это» я так и не поняла, но ужасно перепугалась, ожидая неприятностей. К счастью, совершенно напрасно. Яша больше даже не смотрел в мою сторону и вообще приезжать стал крайне редко, а всё потому, что я вдруг стала девушкой одного из самых обсуждаемых парней «золотой» тусовки-Диаса Кацмана, известного своими громкими вечеринками, дружбой со знаменитостями и взрывным характером. Достаточно было одного его слова, чтобы превратить кого-то в парию и выкинуть за борт. Можайский это знал, поэтому, как только Диас намекнул ему, что надо бы со сводной сестрой быть поласковее, сразу всё понял.

Я же целую неделю ломала голову, кто пустил этот слух, а главное, почему в него все поверили. Желающих стать девушкой Кацмана было не мало, так что я пребывала в недоумении, пока Диас не заявился ко мне в школу. Сцена была прямо-таки киношная: я вышла из школы, и тут ко мне подрулил принц на белом «мерине». Естественно, появление Кацмана вызвало ажиотаж. Все смотрели на нас, и это жутко нервировало. Я не люблю быть в центре внимания, мне не комфортно, поэтому, когда Диас предложил рвануть на Патрики, сразу же согласилась, хотя садиться в машину к незнакомому парню, у которого в охране два амбала было как-то не по себе. Но хотелось поскорее разобраться в ситуации и всё прояснить, к тому же на Патриарших великолепно готовили мою любимую брускетту с крабом. Как тут устоять?!

В общем, любопытство вновь пересилило доводы разума, но на сей раз кошку не сгубило. Диас, не в пример многим деткам олигархов, не выпендривался и ничего из себя не корчил, сразу перешёл к сути, объяснив, что его давний кент Вано Молодых попросил присмотреть за мной. Ну, и Кацман решил объявить меня своей девушкой, так как это самый надежный вариант выполнить просьбу друга без особых затрат энергии и сил. Да и вообще удобно – всякие дуры не достают.

Он что-то ещё говорил, но меня уже все эти тонкости мало волновали. Как только Диас сказал про Ваню, сразу стало понятно, откуда ветер дует. Олька моя постаралась. Не забыла, не отмахнулась и не успокоилась. Сказала и сделала. И от этого в душе творилось что-то невероятное, чувства переполняли и рвались наружу. Хотелось смеяться, плакать, кричать, ибо быть для кого-то настолько нужной, чтобы подключить всех знакомых и решить проблему – это дорогого стоит. И я дорожила. Всем сердцем. Всей душой. Готовая на всё ради моей Оли. И не из-за Можайского даже. А просто потому, что она подарила мне чувство защищённости и уверенность, что в случае чего, мне есть к кому обратиться, у меня есть то самое – заветное «плечо».

Всё-таки верно говорят: друг – это тот человек, с которым горе делится пополам, а радость умножается вдвое. Моя достигла таких размеров, что мне хотелось купить билет на самолёт и полететь к Проходе, чтобы просто обнять её. Наверное, я бы так и поступила, если бы не возраст. Пришлось тогда довольствоваться телефонным разговором, впрочем, как и последующие два года.

Мы постоянно были на связи: еженедельные звонки, посылки, письма. За два года у меня набралась целая полка подарков от Ольки и две огромные коробки с письмами и открытками. Мы безумно скучали, нам катастрофически не хватало живого общения. Встречи же случались крайне редко, только, когда Оля была проездом в Москве. По-другому, к сожалению, не получалось.

Как бы нам ни хотелось и сколько бы мы ни планировали, всё время что-то да не совпадало: то я уезжала на отдых, то Олька, то у неё бабушка заболела, то у меня, то у папы Гриши какие-то важные гости и отлучится никак нельзя, то у её родителей всё сложно – короче, прямо какой-то рок. Дни рождения тоже выпадали: её был в один день с моей мамой, а мой вообще по жизни выпадал, так как приходился на Новый год. Но мы не унывали, поскольку собирались наверстать упущенное в универе. Естественно, поступать решили в один. Наш выбор пал на Колумбийский и был одобрен как моими, так и Олькиными родителями. Более того, Олин папа уже даже купил квартиру с шикарным видом на Гудзон, так что всё у нас было, что как говорится, на мази. Оставалось только закончить школу и в который раз порадоваться, что пошла в нее в восемь лет, и наша с Олькой разница в год не станет препятствием на пути к долгожданному воссоединению.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍О том, что оно произойдёт гораздо раньше, мы ни то, что подумать, мечтать не могли. Но жизнь, как оказалось, полна сюрпризов. Когда до меня дошло, в какой город мы переезжаем, я тут же помчалась делиться новостями с Олькой, и началось сумасшествие: мы визжали от восторга, смеялись, фонтанировали идеями и конечно, строили планы. Вот только они в очередной раз пошли по одному месту.

К сожалению, наш дом подготовили на месяц позже обещанного срока, Олька же, как и всегда в июле, укатила с мамой и братом на Сардинию, так что до августа мне предстояло развлекать себя самой.

Пока я не плохо справлялась. Природа здешних мест вдохновила меня на написание пейзажей, и теперь каждое утро я посвящала живописи. Сегодня, правда, проспала нужное освещение, о чём сестра не переставала напоминать.

-Насть, ну вставай, а то опоздаем на завтрак. Тамара Павловна, между прочим, готовит твой любимый бекон, - сообщила эта хитруля, зная, что перед беконом я не устою. Мама редко позволяет включать его в меню, заботясь о сосудах папы Гриши, так что приходиться ловить момент.