— Ну и ладно, — Галя еще раз посмотрелась в зеркало, — Хоть какая-то польза от скандала.
В это мгновение зазвонил телефон. Аппарат тоненько и пронзительно верещал в коридоре, куда Галине выходить совершенно не хотелось. Мама так старательно изображала трагедию, целиком уходя в пафос собственных, зачастую надуманных переживаний, что единственным способом выйти из ситуации с наименьшими потерями нервных клеток было абстрагироваться и ничего не замечать.
Конечно, правильнее объяснить оппоненту свою позицию. Но оппонент на то и оппонент, чтобы насмерть стоять на своей точке зрения. И в то время, как вы приводите логичные на взгляд любого здравомыслящего человека доводы, он формулирует очередную реплику, не обращая внимания на ваши увещевания. Мама была одним из худших вариантов такого собеседника, поскольку чужое мнение не существовало для нее как класс. Все, кто был с ней не согласен, одаривались снисходительным презрением и информировались о том, что ей, собственно, наплевать на их глубоко ошибочное мнение. Не всем дано, как ей, видеть истину.
Галочка, давно приученная к этой тактике, а ныне восставшая, пока не чувствовала в себе сил выступить с открытым забралом. Она посчитала за лучшее не обращать внимания на разворачивающийся перед ней трагикомический спектакль и жить дальше, невзирая на препятствия.
— A-а, какие люди о нас вспомнили! — взвыла в коридоре Светлана Николаевна. В ее выкрике смешались злорадство, ненависть и острое желание вылить на собеседника избыток адреналина.
Галочка напряглась и подкралась к дверям, чтобы лучше слышать.
— Как дела? Как потенция?! — неслась на своих адреналиновых волнах мама, — Кремль стоит?!
«Опять Женька», — у Галочки опустились руки, а сердце трусливо сжалось.
Теперь он стал просто Женькой. Бывшим мужем, вспоминавшим о ней с какой-то загадочной периодичностью. Он всегда звонил, но никогда не пытался встретиться лично, хотя при желании мог бы подкараулить ее у школы после уроков. Видимо, у него не возникало такого желания. Или совесть его мучила? Спросить не получалось, поскольку почти всегда он нарывался на маму и диалог уходил в штопор. После цветистых выступлений бывшей тещи охота общаться с Галей у него пропадала.
Галочка ненавидела Женьку за эти звонки, с садистским упорством бередящие старую рану, не дающие забыть то, что она старательно вырывала из памяти. Но память, как плодородная почва, взамен выполотых сорняков тут же порождала новые. Она уже не любила, но и забыть «бывшего» не могла. Стыд за глупость и доверчивость был даже сильнее ненависти. Иногда он вновь разгорался, яростными вспышками тревожа отболевшие раны, и тогда ненависть захлестывала Галину, высушивая слезы и заставляя строить планы мести.
Но злоба быстро опадала, как остывающее молоко, и снова привязчивым плющом Галочку опутывало отчаяние. Казалось, что отмыться от этой грязи не удастся никогда.
Часть 2
Когда Галина пыталась вспомнить, с чего все началось и какой именно момент стал поворотным в ее судьбе, в мыслях неизменно всплывало ведро красной смородины. Огромное белое эмалированное ведро, обвязанное белым платком, напитавшимся в электричке смородиновым соком. Это ведро они с мамой, выпучив глаза от напряжения и больно задевая ногами за острые бортики, привезли с Татиной дачи. Мама всю дорогу злилась, называла Галочку криворукой кулемой и обвиняла в том, что у нее теперь будут ужасные синяки. То, что сбор ягод был маминой идеей, Галя напомнить не решалась.
Когда ведро водрузили на стол и сняли с него платок, в нос ударил сладко-терпкий аромат августа, прелой травы и сочной смородины. Почему-то сначала Галочке показалось, что именно так пахнет пронзительное счастье, которого у нее еще никогда не было. Из ягод торчали мелкие сучки, травинки и разлапистые листочки. По алым гладким бусинам бегали полупрозрачные мошки, а по ручке ведра полз ленивый маленький жук.
Счастливо улыбнувшись, девушка осторожно взяла одну ягоду и еще раз вдохнула ослабевший аромат.
— Татка сказала, что химией не поливала, так что можно не мыть. Фу, везде твои волосы! — Мама брезгливо вытащила медную короткую волосинку и бросила ее куда-то за спину.
У мамы волосы были темно-каштановыми, а у Галочки — неопределенно-пегими. Но сейчас это не имело значения. Гале хотелось еще раз окунуться в то волшебное ощущение, которое захлестнуло ее, едва с ягод сдернули платок. Но оно больше не возвращалось. Перед ней стояло обычное ведро обычных ягод…
— Надо перебрать, пока не скисли. Завтра займемся.
Это означало, что займется ягодами Галя, у которой отпуск. Мама с утра уходила на работу.
— Галка, твое интеллектуальное развитие меня удручает. То есть оно у тебя, конечно, на высоком уровне. Я про твои женские качества. Я не имею в виду форму, я про содержание! — Наташка насмешливо восседала на кухонной табуретке у подоконника, разглядывая заляпанную смородиной Галину. — Если уж ты решила попробовать себя на ниве домашнего хозяйства, то хотя бы обсуди план действий с умными людьми.
— В смысле — с тобой? — понимающе кивнула Галочка и почесала нос тыльной стороной ладони.
— Именно. Других я тут что-то не наблюдаю. Хотя должна признать, что твоя мама, невзирая на мерзейший характер, определенно женщина умная. Она догадалась слинять из этого бардака.
Наталья пришла несколько минут назад, как обычно, без приглашения. Ее не могли смутить никакие Галины заверения в том, что визит нанесен не вовремя.
— Не надо подстраиваться под условия. Надо их под себя нагибать, — утешила Наташа подругу и протопала в кухню, — Вот я бы на твоем месте мне обрадовалась и тут же приспособила бы кделу. И тогда получилось бы, что я очень даже вовремя.
Она огляделась и добавила:
— Но, раз уж ты сама не догадалась, то моя подсказка не считается. Я, чур, в гости. Тем более что я в выходном сарафане, а у тебя тут прямо кровавая баня.
— Могу дать передничек, — съязвила Галина.
— Да обойдусь. Ведь я всё равно не понимаю смысла твоих метаний. Что это за кулинарное побоище?
— Делаю желе.
— Понятно: из ведра ягод — два ведра жмыха и стакан сока. Очень экономно. Я смотрю, ты еще и масочку себе сварганила. Это молодец. Только дешевле было бы купить желе и маску в магазине. Небось, очередная идея твоей мамочки?
— Ай, — махнула рукой Галя, подтверждая Натальино предположение.
— Поподробнее, пожалуйста, — Наташка насторожилась. — Ты же знаешь, как я люблю новые анекдоты от твоей маман. Когда я вырасту большая, выйду еще раз замуж, рожу себе мальчика и стану свекровью, то буду использовать ее достижения для борьбы с невесткой. Светлана Николаевна — просто кладезь мудрости. Я когда-нибудь издам справочник по борьбе с домочадцами по следам ее выступлений.
— Ха-ха, озолотишься — про меня не забудь. Ладно. Мы ездили на дачу к Тате собирать смородину.
— Зачем? Чтобы сейчас вот так шикарно уделать этой смородиной всю кухню?
— Не перебивай. Потому что, во-первых, эта старая курица хотела похвастаться новым домом. Во-вторых, у них ягоды пропадали, а то стала бы она с нами делиться. А в-третьих, ее дочка в прошлом году из красной смородины сделала какое-то там жутко потрясающее желе, и маменька решила доказать, что я у нее тоже не лыком шита. Теперь я должна сделать такое же, чтобы умыть Тату.
— Ваша Тата своим желе не наелась? Зачем ей ваша стрепня?
— Да она и не в курсе, какие у нас из-за этого варенья баталии. Это мама жаждет что-то кому-то доказать.
— Зачем?
— Вопрос не по адресу.
— Ошибаешься. Если маме надо доказать, то пусть она занимается этой дребеденью.
— Тебе не понять.
— А ты объясни.
— Маме важно сказать, что это я сделала. Понимаешь?
— He-а, не понимаю. Вот сидишь ты вся в ягодах и в сиропе, в жару на красной от сока кухне и пытаешься мне объяснить, что это нужно. Дело даже не в том, для чего, почему и кому, а в том, что ты сама считаешь это нормальным. Вот в чем ужас. Ты сама-то понимаешь, что городишь?
