— У меня нет такого пристрастия, но если ты хочешь, то конечно.
Она на мгновение задумывается.
— У меня тоже нет такого пристрастия, но я представляю себе лицо Челси, если я скажу ей, что называла тебя так всю ночь. Она упадет в обморок.
Как она может быть такой чертовски очаровательной? С каждой секундой я все больше попадаю под ее чары!
Но я сохраняю нейтральное выражение лица и голос, когда говорю: — Как ты думаешь, что бы она сделала, если бы ты сказала ей, что называешь меня сэром?
Ее великолепные глаза расширяются.
— Она бы умерла. Определенно. Она бы упала замертво на месте.
Лаская ее лицо, я улыбаюсь.
— Не хочу быть причиной чьей-то преждевременной смерти, но, возможно, это того стоит.
Никогда в жизни я не видел такого удивленного выражения на женском лице. Как будто... я ей нравлюсь.
Когда понимаю, как сильно она мне нравится, моя улыбка исчезает, а сердце замирает.
И это при том, что я завел роман на одну ночь с единственной женщиной в мире, которая, возможно, сможет меня понять.
Черт.
Судя по внезапному болезненному выражению на его лице, Коул говорит, что я могу называть его «сэр» только ради меня, но у него это вызывает отвращение. Поскольку эта ночь — про хорошие вибрации, я не хочу ничего испортить ни для одного из нас.
— Знаешь что? Я передумала. Я не хочу все усложнять. Просто опусти меня на член без всяких титулов.
Его грозовые глаза на мгновение стали серьезными.
— Ты действительно умеешь говорить, милая.
— Спасибо. — Я вставляю его член между губами и трепещу перед ним ресницами.
Медленная ухмылка овладевает его ртом, превращая полные губы в нечто прекрасное и опасное, что приводит меня в эйфорию.
Да, именно так. Это чувство, которое он мне дарит...
Это эйфория.
Без предупреждения Коул хватает меня за подмышки, поднимает, бросает на кровать и рычит: — На руки и колени, красавица.
Я переворачиваюсь и быстро вскарабкиваюсь на место, и просто чудо, что я не вывихнула себе что-нибудь.
Слышу, как рвется фольга. Затем сильные руки обхватывают мои бедра и крепко сжимают их. Коул вводит в меня свой член, притягивая к своему телу одновременно с толчком вперед. Я стону от чистого удовольствия. Должно быть, ему это нравится, потому что он начинает трахать меня жестко и глубоко, удовлетворенно хмыкнув.
Затем он скользит рукой по моим ногам, находит мой пульсирующий клитор и щиплет его.
— Такая мокрая, — шепчет он, когда я стону. — Скользкая и набухшая. Ты так хороша, милая. Эта красивая мокрая киска такая идеальная, что я буду трахать ее всю ночь напролет.
Не в силах больше держаться на ногах, я падаю лицом на матрас, а он продолжает входить в меня. Зажав кулаки в простынях, закрываю глаза и раздвигаю ноги шире, встречая каждый его толчок рывком бедер.
Коул что-то напевает. Похвалу или ругательства, я не знаю. Слова теряются под грохотом моего сердца и стонами, вырывающимися из моего горла. Остается только глубокий, успокаивающий звук его голоса. Он омывает меня, охлаждая горящую кожу и проникая во все хрупкие трещины, оставленные Четом внутри меня, заполняя бесплодные, пустые пространства полями разноцветных полевых цветов и сверкающими водопадами, которые гасят темную пустыню моего сердца и превращают ее в зеленеющий рай.
В груди становится тесно. Горло сжимается. Внезапно - черт - я борюсь с желанием заплакать.
Не знаю как, но Коул это чувствует. Он замедляет свои толчки, а затем и вовсе останавливается, наклоняясь, чтобы положить предплечье рядом с моей головой.
— Милая, — бормочет он, прижимаясь к моему уху. — Ты в порядке?
Я говорю «да», но это означает «нет». А у него, должно быть, большой опыт общения с женщинами, потому что он знает. Не отстраняясь от моего тела, Коул осторожно опускает нас на матрас, обхватывает своим сильным телом мое и заключает меня в объятия.
Прижавшись губами к моей шее, он нежно говорит: — Скажи мне, что тебе нужно.
Чет никогда не был таким чутким. Таким щедрым. Таким замечательным.
Глаза слезятся, и я делаю прерывистый вдох.
— Прости. Я не хочу все испортить.
— Ты ничего не испортишь.
— Уверена, это не то, что ты себе представлял, когда я делала тебе предложение.
— Какую часть?
— То, что я вся такая плаксивая.
Его тон смягчается.
— Я знаю, это из-за моего сексуального мастерства. Мне говорили, что оно просто ошеломляет.
Несмотря на стеснение в груди, мне удается усмехнуться.
— Твое высокомерие просто зашкаливает, это точно.
Он сжимает меня и целует в шею. Его тон становится дразнящим.
— Скажи правду. Мой член так великолепен, что тебе захотелось разрыдаться от радости, как только ты его увидела.
— Что за мужчина называет свой член великолепным? По-моему, это ты читаешь слишком много любовных романов.
Коул шепчет: — Признайся. Он прекрасен. Ты хочешь сделать из него святыню.
— Ради Бога.
— И жечь благовония в этих маленьких золотых подставках. И разложить фрукты и цветы вокруг основания, воспевая его в благоговейных песнопениях.
— Вау. Что бы ты ни курил, я хочу немного.
Он осыпает мою шею мягкими поцелуями, спускаясь к плечу, где нежно покусывает меня.
— Я просто кайфую от тебя.
От сладости этого чувства у меня перехватывает дыхание. Через мгновение я прочищаю горло, чтобы избавиться от лягушки в нем.
— Это слова из песни.
— Возможно. Но я серьезно.
Должно быть, я сошла с ума, потому что я ему верю. Тяжело вздохнув, закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его плечу. Коул проводит рукой по моей руке, затем сжимает мое бедро. На мгновение наступает созерцательная тишина, а затем он говорит: — Мы можем остановиться, если хочешь.
Мои глаза распахиваются.
— Ты шутишь? Ни за что! Я не позволю, чтобы один маленький глупый плаксивый момент помешал лучшему члену в моей жизни!
Его грудь сотрясается от беззвучного смеха. Придя в себя, Коул серьезно говорит: — Тебе стоит работать в Hallmark. Из этого получилась бы невероятная поздравительная открытка.
Затем он выгибает бедра, проталкиваясь в меня еще глубже.
Шэй обхватывает мою шею и притягивает голову для поцелуя. Это долгий поцелуй, затяжной, проникновенный, и к тому времени, как он заканчивается, мы оба тяжело дышим и дрожим.
Глядя ей в глаза, говорю хриплым голосом: — Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Что бы тебе ни понадобилось, попроси об этом. Если я сделаю что-то, что тебе не понравится, скажи мне. Давай представим, что мы любим друг друга всю жизнь и ничто из того, что мы скажем или сделаем, не сможет этого изменить. Давай притворимся, что только сегодня, только друг с другом, мы там, где нам всегда было место.
Ее глаза наполняются влагой. Она говорит: — Если ты будешь продолжать говорить в том же духе, то займешься сексом с рыдающей истеричкой.
Я провожу пальцем под ее глазом, собирая одинокую слезинку. Затем я целую ее в нос и улыбаюсь ей.
— Рыдающей истеричкой с самой красивой попкой, которую я когда-либо видел. Пора оседлать меня, детка.
Шэй издает негромкий крик, когда я переворачиваюсь на спину и беру ее на руки. Я прижимаю ее к себе и предупреждаю.
— Наблюдение за тем, как ты подпрыгиваешь на моем члене, вероятно, довольно быстро доведет меня до предела, так что, если тебе нужно, чтобы я что-то сделал, чтобы ты кончила вместе со мной, дай мне знать.
Она смеется. Мне нравится, как загораются ее глаза, когда она смеется. Все ее тело светится изнутри.
