Месть. Идеальный сценарий (СИ) - Вестова Лея

Я чувствовала себя виноватой за свой срыв, за несправедливые обвинения. Но страх, липкий и всепроникающий, парализовал мою волю, не давая найти правильные слова для извинения. А он… он был погружен в свою холодную ярость. Он часами сидел за ноутбуком, его лицо, освещенное безжизненным светом экрана, напоминало каменную маску. Желваки на скулах перекатывались, а пальцы с силой впивались в мышь. Он не просто работал. Он вел войну. Он пытался понять, как они это сделали. Как нашли нас? Как обошли все его системы безопасности? Проникновение в квартиру было не просто акцией устрашения. Это была демонстрация силы, наглое, издевательское послание лично ему: «Мы знаем о тебе все. Мы знаем о ней все. Вы в ловушке, и стены этой ловушки — это твой профессионализм, твоя самоуверенность, твое прошлое».

Он понял, что против него играют не просто нанятые бандиты или продажные юристы. Против него играют люди с практически неограниченными ресурсами. Люди, у которых есть доступ к закрытым государственным базам данных, к биллингам мобильных операторов, к информации, которую могут достать только спецслужбы. Его обычные методы — анализ, наблюдение, сбор информации из открытых источников — больше не работали. Они были бесполезны против врага, который видел всю доску, в то время как Дмитрий мог разглядеть лишь пару клеток вокруг себя.

И тогда он принял решение. Решение, которое, как я поняла позже, далось ему нелегко. Он решил спуститься в ад. В тот самый личный ад, из которого когда-то с таким трудом выбрался.

Я услышала этой ночью. Я не спала, лежа в своей комнате и прислушиваясь к каждому шороху в квартире. Он думал, что я сплю. Я услышала, как он вышел на кухню и тихо набрал номер на своем «чистом» телефоне. Его голос, обычно спокойный и ровный, изменился. Он стал ниже, жестче, в нем появились интонации, которых я никогда не слышала раньше. Это был голос человека, привыкшего говорить на другом языке — языке улиц, долгов, опасностей и старых счетов.

— Сергеич, привет. Это Волков… Да, я. Живой, не дождетесь… Слушай, у меня к тебе разговор есть. Серьезный… Нет, не по телефону. Помнишь наш должок по Питеру? Тот самый, с контейнерами… Вот, пришло время его вернуть. Мне нужна «пробивка» по-тихому. Очень по-тихому. И пара ушей в одном ведомстве… Да, именно там. Цена вопроса не имеет значения.

Я лежала, затаив дыхание. Я не знала, кто такой этот Сергеич, и что за история с контейнерами в Питере, но от одного тона Дмитрия по спине пробегал холодок. Это был не разговор детектива с информатором. Это был разговор с человеком из того мира, где услуги оплачиваются не только деньгами, но и чем-то гораздо более опасным.

Через полчаса был еще один звонок.

— Леха, здравствуй. Не удивляйся… Да, столько лет прошло… Слушай, нужна твоя помощь. Твои ребята еще занимаются «наружкой»? Мне нужен один объект. Полный контроль, двадцать четыре на семь. Адреса, контакты, передвижения… Все. Чисто и незаметно, как в старые добрые… Да, я знаю, что ты завязал. Я тоже завязал. Но иногда жизнь заставляет развязывать. Заплачу тройной тариф. Налом.

Он погружался в это болото все глубже, прямо у меня на глазах. Он будил призраков своего прошлого, реанимировал старые, опасные связи, рискуя всем ради меня. И от этого осознания мое чувство вины становилось невыносимым. Моя война, моя месть, моя борьба за справедливость развращали и затягивали в грязь единственного человека, который пытался мне помочь.

Несколько дней прошли в гнетущем, напряженном молчании. Дмитрий почти не разговаривал со мной, полностью уйдя в работу. Он ждал. Ждал, когда его призраки из прошлого принесут ему информацию.

А враги нанесли свой удар. И этот удар был нацелен не на меня. Он был нацелен в самое сердце моего защитника. В его прошлое.

Это случилось утром. Дмитрий сидел за ноутбуком, когда его телефон коротко пиликнул — пришло сообщение. Он открыл ссылку. Я, стоявшая в дверях кухни с чашкой остывшего кофе, увидела, как его лицо изменилось. Оно не стало злым или испуганным. Оно стало пустым. Абсолютно пустым. Словно из него разом ушла вся жизнь. Не говоря ни слова, он развернул ко мне экран ноутбука.

Это был один из самых популярных и грязных новостных телеграм-каналов, известный своими «сливами» и заказными статьями. Заголовок был набран крупными, кричащими буквами: «ОБОРОТЕНЬ В ПОГОНАХ: ВСЯ ПРАВДА О СКАНДАЛЬНОМ „ДЕЛЕ ВОЛКОВА“».

Это была статья-бомба. Профессионально написанная, полная полуправды и откровенной лжи, но от этого не менее убедительная. В ней рассказывалось о «скандально известном бывшем следователе Дмитрии Волкове», которого якобы с позором «выгнали» из органов несколько лет назад. Автор статьи утверждал, что в распоряжении редакции оказались «новые шокирующие обстоятельства» его самого громкого дела — дела о коррупции высокопоставленного чиновника из министерства строительства.

«Ключевой свидетель обвинения по тому делу, бизнесмен N, давно проживающий в Испании», — говорилось в статье, — внезапно решил прервать многолетнее молчание. В эксклюзивном интервью нашему изданию он признался, что следователь Волков оказывал на него беспрецедентное психологическое давление и, по сути, заставил дать ложные показания против «невиновного» чиновника, сфабриковав большую часть улик. «Он угрожал моему бизнесу, моей семье, — цитировал канал слова свидетеля. — У меня не было выбора. Я оговорил честного человека. Все эти годы я жил с этим грузом на душе».

Я читала этот текст, и меня начинало тошнить. Это была идеальная информационная атака. Рассчитанная, выверенная, безжалостная.

А за ней последовала и юридическая. Не успела я дочитать статью до конца, как у Дмитрия зазвонил телефон. Он посмотрел на номер, и его губы скривились в горькой усмешке.

— Следственный комитет, — коротко бросил он и ответил на звонок. — Волков слушает… Да, я… Понимаю… Когда? Через два часа. Буду.

Он положил трубку.

— Меня вызывают на допрос. В качестве подозреваемого.

Он ушел через час. Спокойно, собранно, без лишних слов. Только в дверях на секунду обернулся и сказал:

— Запрись на все замки. Никому не открывай. Я позвоню.

Время его отсутствия было пыткой. Я сидела в пустой квартире и сходила с ума от неизвестности. Я представляла себе холодные кабинеты, безразличные лица следователей, унизительные вопросы. Я прокручивала в голове его ночные разговоры и понимала, что враги ударили на опережение. Они узнали, что он начал копать, и решили нейтрализовать его, ударив по самому уязвимому месту.

Он вернулся поздним вечером. Я услышала, как он открывает дверь своим ключом, и бросилась в коридор. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — случилось худшее.

Он был совершенно опустошен. Не физически — морально. Так выглядит солдат, вернувшийся с проигранной войны. Плечи опущены, взгляд потухший, в движениях — свинцовая усталость. Он прошел на кухню, не глядя на меня, достал из своего портфеля бутылку виски, которую, видимо, купил по дороге, и плеснул себе на два пальца в стакан. Выпил залпом, как воду.

— Мне предъявили обвинение, — сказал он глухим, безжизненным голосом. — Превышение должностных полномочий и фальсификация доказательств. Взяли подписку о невыезде.

Он налил себе еще.

— Счета агентства и все личные счета заморожены до выяснения обстоятельств. Лицензию приостановили. Я теперь официально — никто. Просто гражданин Волков, находящийся под следствием.

Он горько усмехнулся, и в этой усмешке было столько боли, что у меня сжалось сердце.

— Они использовали мои же методы против меня. Нашли слабое звено — того свидетеля. Надавили, заплатили, пообещали защиту. Классика. Тот чиновник, которого я посадил, год назад вышел по УДО. Тихий, незаметный, но с огромными деньгами и связями. И с огромной жаждой мести. А Слава с покровителями просто дали ему зеленый свет и ресурсы. Они разбудили его призрака, чтобы он сожрал меня.

Он тяжело опустился на стул и, наконец, посмотрел на меня. В его глазах не было стали, не было уверенности. В них было то, чего я никогда не видела раньше. Поражение.