— Дэнчик, — сказала я вслух. — Дубина несчастная…
Маша и знать не знала, что пока проверяла свою нехитрую теорию «дрожания коленок», под дверью у нее стояла крайне удивленная мама со стаканом горячего молока, в котором ею заботливо был размешан гречишный мед. Вера Петровна хотела напоить им дочь перед сном, чтобы та действительно не разболелась перед зачетами.
Сначала хранительница домашнего очага семейства Бурундуковых просто подошла к полуприкрытой двери — Маша с детства боялась запирать ее, потому что вечно ей казалось, будто злобный бабай из-под кровати ее достанет и унесет себе в логово. Феде раньше даже сторожить приходилось младшую сестренку от этого самого мифического бабая, держа в руках игрушечную саблю и пистолет: только тогда Мария и засыпала, надо сказать. Потом страх у младшей дочери исчез, а вот детская привычка осталась.
Вера Петровна уже, было, открыла рот, чтобы позвать Машу, как услышала какую-то возню, после которой дочь отчетливо произнесла:
— Денис.
Тонкие брови Веры Петровны взметнулись вверх от удивления. А дочь продолжала:
— Дэн. Дэнни. Дэнв.
«Ничего себе, Машка влюбилась в какого-то Дениса. И не хочет меня с ним знакомить, негодница!», — про себя подумала Вера Петровна. А дочь продолжала развлекать ее дальше:
— Де-нис. Денис, Денис, Денис. Денис.
«Ничего ее заклинило, прямо как меня на первом курсе, — вдруг вспомнился первый возлюбленный Вере Петровне. — Я же тоже тогда маме врала, что в библиотеку ходила… Это, наверное, у нас семейное. Хотя Феденька же сказал, что видел Машу около библиотеки. Или он ее покрывает. А, впрочем, не важно. Дома — и слава Богу.».
Женщина подождала пару минут (в это время Машка хихикала и грозила кошке, что если та не «упрыгнет, куда подальше», ей на спину будет наклеен скотч), а потом вошла в комнату, застав дочь лежащей поперек кровати, закинувшую ноги на стену и отчаянно с кем-то переписывающуюся.
— Маша, не спишь еще? Выпей молоко, — сказала Вера Петровна и попыталась подглядеть в телефон, но дочка предусмотрительно вышла из режима смс-сообщений. Женщине оставалось только, как в детстве, накрыть дочь одеялом до самого носа и выйти.
Выпив молоко, некстати принесенное мамой, которая явно решила стать полуночницей, я вновь вернулась к переписке с Димкой.
«А как поживает моя протекция?», — не преминул задать любимый вопрос Димка.
«Отлично!», — обрадовала я его. Смерч и билетики обещал мне достать. Господи, какой же он прелестный… бывает иногда.
«В смысле??», — не понял Дмитрий. Я раззевалась, как бегемот. Спать хотелось все сильнее.
«В прямом, дурачина. Мой любимый поможет сдать энглишь таким тугодумам, как мы, хе-хе-хе! Подробности завтра, балда. И не опаздывай. Я ждать тебя не буду!»
Еще чуть-чуть поболтав по смс и обменявшись «любезностями», мы распрощались до завтра. А я опять вспомнила о Смерчике. Хм, интересно, где этот индюк сейчас? Дома греется, в теплой кроватке? Под одеялом, поедая, как дитя малое, что-нибудь сладкое, или сидя на подоконнике с кружкой горячего чая и сигаретой. А, он же правильный бой, не курит. Странно, вроде бы вредная привычка, а мужчинам так идет, они независимыми такими становятся, если в их пальцах появляется сигарета.
О, мышиные божества, я назвала Смерчинского мужчиной. Это конец начала конца начал.
Вспомнив брюнетика с приветиком, я, чуть посомневавшись, набрала его номер. Немного подумав, звонить все же не стала, а написала сообщение.
«Ты дома?»
То, что девушки не должны писать первыми меня ни капли не волновало. Хочу и пишу. Ну интересно мне, где мой лже-парень торчит!
«Дома, надеюсь, ты тоже», — через минут десять, когда я уже исползала всю кровать, написал мне Сморчок.
«Спасибо, что довез. Ты думаешь, почему я первая тебе пишу? Так вот, я же обещала тебя убить, когда ты ко мне приставать стал, так вот, готовься в понедельник на кровавую расправу, потому что я, Мария Бурундукова, своих слов на ветер не бросаю!!:)», — написала я длиннющее сообщение и отправила его с улыбкой. Подумать только, а еще совсем недавно я мечтала вот так вот ночью переписываться с Ником.
«Можно без расправы, Бурундучок? Я очень жизнелюбивый…»
«Если ты исполнишь все, что обещал, тогда подумаю! Желание, оригами, поездку…», — вспомнилось мне, и я опять зевнула, словно бы зевком подтверждая свои слова.
«Поездка уже была, Чип. Остальное исполню, не бойся.»
«А я и не боюсь. Не моя прерогатива, деточка ты мой. Когда?», — я опять забарахталась в постели. Вроде бы всего лишь невинная переписка со Смерчем, а столько новых эмоций!!
«Закрой сессию, партнер, тогда и поговорим, идет?», — я искренне восхитилась этим словам, а потом нахмурилась.
«Ну ты и наглый!», — слово «партнер» вновь стало раздражать намного больше, чем «Бурундук».
«Я просто забочусь о тебе, и даю стимул к тому, чтобы ты успешно закончила этот год. Ты меня недооцениваешь. Я страдаю, может быть:*)»
Страдает он! Как же. Ежедневно, по пятнадцать минут, с секундомером в руках. Я перевернулась на живот и, качая головой в такт песенке про любовь, которая повернулась к кому-то там пятой точкой, стала набирать ответ, в котором ясно выразила свою точку зрения относительно того, что я думаю о страданиях Смерча.
В следующем сообщении он словно прочел мои мысли и вдруг написал:
«Я тут подумал, что звать тебя партнером немного кощунственно. Предлагаю в целях тайной и глубокой конспирации называть друг друга по-другому (_8(I)». Загадочный смайлик мне не понравился. Правда, приглядевшись, я поняла, что это графическое изображение Гомера Симпсона. Пока я всматривалась в известного мультяшку, Смерч прислал еще одно сообщение:
«Будем обращаться друг к другу банальными „милая“ и „милый“, или привычно: „Бурундучок и Смерчик“, а?»
«Это когда я тебя Смерчиком называла, ветрило противное??»
«Начни сейчас, Бурундучок.»
«Я тебя в понедельник убью:)», — пообещала я со смехом парню. Смеха он, естественно, не слышал.
«Мне все равно понравилось тебя целовать:) В понедельник, думаю, мы продолжим наше близкое знакомство. Да?»
Я, к сожалению, не расслышала вибрирующего звука последнего сообщения, пришедшего не сразу, а минут через десять. Телефон ласточкой выскользнул на подушку. А я, наконец, провалилась в долгожданный сон, и мне снилось, что какой-то большой орел с гордым клювом то и дело развлекается тем, что превращается в милашку-фею. Она, явственно распространяя вокруг себя клубничный аромат каких-то невиданных мне духов из ягодной амброзии, обкладывает большими спелыми ягодами красного цвета мою постель. Затем, становится орлом, чистящим перышки — чтобы через пару минут вновь трансформироваться в наглоглазую фейку с замашками ехидного гопника.
Потом мне снилось что-то неприличное, а что именно, я так и не смогла вспомнить. Когда проснулась поутру передо мной то и дело возникал знакомый профиль с ямочками на щеках — значит, мне точно снился господин Сморчок собственной невыносимой персоной.
О чем мы вчера переписывались…?
А обладатель этих самых ямочек на щеках, так и не дождавшись ответного сообщения от своего Бурундучка, лежал на теплом полу в своей комнате, свободно раскинув ноги и руки, как Витрувианский человек [2], вписанный в окружность. Окружностью в данном случае стал мягкий ковер, Вернее, не сам ковер, а овал, вычерченный внутри него, мягко квадрата ручной работы, выполненного из натурального шелка.
Ковер цвета топленого молока можно было считать особым украшением комнаты Дэна. Он устилал середину просторной комнаты с огромным, от пола до потолка французским окном с видом на крутой берег реки, и был подарен Денису мамой несколько лет назад. Текстильное изделие создавали в Иране по ее специальному заказу несколько месяцев, и выглядел он неброско, но очень красиво. По краям чудного ковра глаза радовали многочисленные коричнево-изумрудные узоры. Внутри же, в круге, были вышиты несколько сонетов Петрарки на итальянском языке — как и положено, по 14 строк каждый. В самом центре ковра красовалось изображение девушки, которая, по замыслу мамы Смерча и создателей ковра, должна была олицетворять единственную любовь жизни великого поэта — прекрасную Лауру.
