Зал взрывается аплодисментами, кто-то свистит. А я чувствую, как горят мои щеки и как сердце распирает от гордости, что вот этот роскошный красавчик – весь мой, со всеми своими татуировками, пирсингом и гениальность.
Презентация заканчивается овациями. К Славе невозможно подойти – инвесторы и журналисты облепили его как мухи.
Я терпеливо жду в стороне, потягивая воду. Я знаю, что он сейчас чувствует и как ему хочется сбежать.
Минут через десять Слава вежливо, но твердо отодвигает какого-то шейха, пробивается сквозь толпу и идет прямо ко мне.
— Укради меня, - шепчет мне на ухо, обнимая за талию и прижимая к себе так крепко, что у меня перехватывает дыхание.
Вспышки камер слепят, фотографируют, но нам одинаково наплевать.
— Могу предложить только Бугаево, - это наш маленький условный сигнал, что выходные будут уединенные и очень горячие.
— Я ждала этого весь вечер, - шепчет мне в ухо Дубровский, не выдвигая – как всегда – ни одного «против».
Мы сбегаем через служебный выход, как подростки.
Прыгаем в «Фалькон».
Слава садится за руль, вдавливает педаль в пол.
Мы вырываемся из города, наслаждаясь нашим любимым плейлистом – звуками вечерней трасы, скорости и легкого рокота электромотора.
Напряжение вечера отпускает.
Я откидываю спинку сиденья. Снимаю туфли, наслаждаясь божественным моментом облегчения. Скатываю по ногам чулки – медленно, не таясь.
Слава косится на меня, в ответ на мои откровенные провокации только сильнее сжимая руль.
— Ты играешь с огнем, госпожа министр, - хрипло предупреждает – скорее, констатирует - он.
— А я люблю огонь, господин конструктор, - парирую я, расстегивая молнию на боку платья.
Оно соскальзывает с плеч, обнажая кружевное белье. Я поворачиваюсь к своему шикарному мужику – боже, в тридцать один он просто достиг уровня БОГ! - и закидываю ноги ему на колени.
Прямо на брюки. Провожу ступней по его бедру, выше, к паху.
Машина виляет.
— Майя, блять, - рыкает Слава. - До Бугаево еще двадцать километров. Я не выдержу.
— А кто сказал, что нужно терпеть? - шепчу я, мягко нажимая пяткой именно туда, куда нужно. – «Синие кружочки», муж, терпением не отличаются.
Он резко тормозит.
«Фалькон» съезжает на обочину, гравий шуршит под колесами.
Вокруг - темнота, лес и ни души.
Дубровский отстегивает ремень и поворачивается ко мне со звериным голодом в глазах.
— Обожаю твои «синие кружочки», жена, так им и передай, - выдыхает одновременно с тем, как тянет меня на себя.
Я перелезаю на водительское сиденье, сажусь на него сверху, лицом к лицу. В тесном пространстве «Фалькона» это непросто, но мы справляемся. Мы всегда справляемся.
Поцелуи – жадные, пошлые, со вкусом минералки и лайма. Мне немного не хватает вкуса табака на губах, но Слава бросил несколько месяцев назад – когда мы решили, что нашей маленькой семье срочно нужно… расширяться.
Его руки срывают с меня оставшиеся крохотные клочки одежды.
Секс в машине для нас – не экзотика, а ритуал. Память о том, с чего все началось – о «Медузе», дожде и нашей первой правильной близости.
Я чувствую его твердость и жар, когда начинаем двигаться.
— Знаешь, - говорит он, тяжело дыша и прижимаясь лбом к моему лбу, - если у нас сейчас получится…
— Ммм? - Я легонько прикусываю его губу, сводя с ума каждым движением бедер вверх и вниз.
— Кто из нас скажет маленькому Дубровскому, что его нашли не в капусте, а на переднем сиденье «Фалькона»?
— Это будет самая технологичная история зачатия в мире, - шепчу я, пытаясь улыбнуться.
— Тогда будем считать это планом действий, жена, - он толкается грубее, прикусывая мою шею.
Снова придется затирать тоналкой то, что на заседании кабинета министров показывать нежелательно. Но мне нравится носить на себе эти маленькие секреты.
— Утверждаю твой план, муж, - выдыхаю я, впиваясь ногтями в его плечи.
Мир за окнами перестает существовать.
Нет ни министерства, ни заводов, ни политики, ни прошлого.
Есть только мы, наше сбитое дыхание в темноте и бесконечное, абсолютное счастье.
Мы взобрались на наш Эверест.
И построили там дом.
