Два чуда для Папы Мороза (СИ) - Лесневская Вероника

Что он сказал? Имитировать? Почему мне не верит собственный… муж?

- Теоретически, да. Но при длительном личном общении все равно пациент раскроет себя, - сообщает врач и только хуже делает, увеличивая пропасть между нами. – А вы подозреваете свою жену…

- Понял, спасибо, - обрывает его резко и грубо. От жестких, стальных ноток озноб проходит по коже.

Я ведь даже не помню, какие у нас отношения с мужем, и уж точно не знаю, как все исправить. Ясно лишь одно - я сейчас нуждаюсь в нем. Мои дети не справятся одни, слишком маленькие. А я беспомощна.

Он ведь не оставит мальчиков? Почему у меня такое стойкое чувство, будто подобное с ними уже случалось? И что у Коли и Мити есть только я.

Но как же…

Гипнотизирую дверь, считая приближающиеся шаги.

Заходит муж один, оставляя врача в коридоре. На пару секунд останавливается на пороге, заметив, что я не сплю, задумчиво окидывает меня взглядом, от которого сегодня хочется спрятаться под одеяло, но потом все-таки приближается. Не обронив ни слова, складывает руки в карманы, тем самым возводя стену между нами.

- Привет, - проговариваю сипло и умудряюсь улыбку изобразить. Вряд ли она смотрится красиво на моем бледном, болезненном лице. И сомневаюсь, что смогу ею расположить к себе мужа. Сегодня он волком на меня смотрит.

- Что-нибудь вспомнила? – не здороваясь, опускается на стул рядом.

- Тебя – нет. Извини, - честно отвечаю и тут же спохватываюсь. - Как мальчики?

- Поужинали и спят. Устали за эти дни, - в его тоне проскальзывает тепло. - Я ненадолго. Не хочу одних их оставлять.

- Они самостоятельные, - выпаливаю машинально. - От Мити нужно прятать сладости, иначе его стошнит. «Стопа» совершенно нет, - улыбаюсь сама себе, не сразу осознав, что выдаю новую информацию.

- Учту, - на автомате отзывается муж.

- Ты ведь не живешь с нами? – догадываюсь я, исходя из его ответа. – Тебя вызвали, потому что я попала в больницу. И теперь тебе приходится возиться со мной и детьми, ведь так?

- Ярослава, давай мы поговорим позже, когда… - вздохнув, он подается вперед. Упирается рукой в край постели, продавливая вмятину в матрасе. Опускаю взгляд на его безымянный палец.

- И колец нет, - выдыхаю с грустью.

Разбиваюсь о напряженное молчание мужа.

- Пожалуйста, - переборов удушающее смущение, которое неуместно между супругами, я накрываю его ладонь своей. Он тут же перехватывает мою руку и сжимает. – Прошу тебя, присмотри за детьми, пока я здесь? Или договорись с врачом, чтобы меня выписали раньше? – отрицательно качает головой, а я захлебываюсь паникой, не понимая, с каким именно пунктом он не согласен. – Послушай… - лихорадочно роюсь в своем сознании, а там чисто, как после генеральной уборки. – Я не помню твоего имени…

- Никита, - представляется он, и я импульсивно отдергиваю руку.

Имя отзывается неприятным, колющим чувством в груди. Холодом и отвращением. Словно чужой кто-то. Но смотрю в серо-голубые глаза, внимательно изучающие мою реакцию, и смягчаюсь, ощущая противоположные эмоции.

- О детях можешь не беспокоиться, - поднимается он с места. – Они под присмотром. Завтра приеду с ними. Выздоравливай, - проговаривает безэмоционально.

И очень быстро покидает палату.

- Пока, - бросаю в закрытую дверь и ощущаю, как по виску стекает слеза.

Поворачиваюсь на бок и молю лишь о том, чтобы Никита действительно вернулся с мальчиками. Как же страшно быть беззащитной и… одинокой.

Страшно, но… привычно.

***

Несколько дней спустя

Ярослава

- Ма-ам, - зовут Коля и Митя еще из коридора. Их визг врывается в палату намного раньше, чем они сами.

Приподнимаюсь в постели и устраиваюсь полусидя, оперевшись спиной о подушку. С нетерпением жду своих мальчишек и… их Папу Мороза, как смешно они его зовут.

Мы с Никитой не возвращались больше к теме наших отношений. Он не спешит рассказывать мне что-либо, а я боюсь спрашивать, чтобы не разрушить хрупкую иллюзию счастливой семьи.

Каждый день муж посещает меня с детьми. Вместе мы проводим около получаса. А я и этому рада. Живу от встречи до встречи.

- Что я вам говорила, мальчики? – пытаюсь сохранять строгий тон, почти учительский, но улыбка пробивается сквозь маску «суровой мамы», когда я вижу Колю и Митю.

Они летят ко мне, раскрасневшиеся и взъерошенные, не успевают затормозить, врезаются друг в друга, но меня стараются беречь. Останавливаются возле койки – и дальше действуют спокойнее и аккуратнее. Обнимают меня осторожно, забираются на край матраса.

- Ты говолила, чтобы мы не олали в больнице, - важно поднимает пальчик Митя.

- А вы? – изгибаю бровь.

- Немного превысили громкость. Поняли, приняли, исправимся, - чеканит Коля, будто вызубренную фразу воспроизводит.

- Что? – смеюсь я. – Где ты этого нахватался? Кто вообще так выражается?

- Папа Мо'гоз, - незамедлительно «сдает» Никиту Митя. - Когда олет на телефон.

- Зачем он на него орет? – хмурюсь я, переживая о детях. – А на вас папа… тоже орет? – сглатываю испуганно.

- Не-ет, ты что, - оба интенсивно головами вертят. – Он у нас воспитанный, - переглядываются лукаво, звонко хохочут, и теперь мне искренне жаль Никиту становится.

Невольно в сторону дверного проема посматриваю. Жду мужа, но он не торопится входить. Видимо, опять с доктором обсуждает что-то. Меня беспокоит, что они говорят обо мне за моей спиной. Будто я безнадежно больна, а от меня скрывают диагноз…

- А мы сегодня тебе шоколадное печенье принесли, как ты просила, - вновь срывается на крик Коля, довольный тем, что получилось мне угодить.

Соскакивает с кровати, мчится в коридор, нагло перебивает папу и доктора, а возвращается уже с пакетом. Достает оттуда бумажный сверток с логотипом пекарни и протягивает мне.

- Тш-ш! – шикаю на Колю, но угощение беру. – Вдруг мне нельзя, тогда медсестры заберут.

Подрагивающими от нетерпения руками разворачиваю бумагу, вбираю аромат какао и ванили. Прикрываю глаза от удовольствия. Но прежде, чем взять самой, протягиваю пакет детям, которые только и ждали этого момента. Ведь мы всегда с ними все делим поровну… Наверное…

- Можно, - родной голос заставляет улыбнуться. Непроизвольно так происходит. Каждый раз, когда появляется Никита. - Я узнавал у врача. В противном случае не было бы никакого печенья, - сообщает серьезно, шагая к нам.

- Он с вами тоже такой злюка? – ехидно шепчу я, зная, что муж слышит. И, не выдержав, кусаю печенье. Крошки летят на постельное белье, и я спешу их стряхнуть.

- Неа, воспитанный, - повторяет Коля, и оба опять смеются.

Вторю им. Погружаю в рот еще кусочек лакомства, пачкаюсь шоколадной пастой, которой два круглых печенья слеплены воедино. Поперхнувшись, закашливаюсь. Никита тут же находит в пакете бутылку минеральной воды и, открыв, подает мне.

Делаю глоток, оставляю темный след на пластике. Смотрю на перемазанных мальчишек. И понимаю: плохая идея с печеньем была.

- Сама как ребенок еще, - бархатно произносит Никита.

Подается ближе ко мне и, наклонившись, проводит пальцами по уголку моих губ, видимо, стирая шоколад.

- У вас все нормально? – выдыхаю рвано и импульсивно потираюсь щекой об его ладонь.

Мне одиноко, грустно и катастрофически не хватает ласки. Пытаюсь поймать капельку уюта и семейного тепла рядом с Никитой, но…

- Да, конечно, под контролем, - он вдруг ожесточает тон и убирает руку.

Между нами явно черная кошка пробежала. В прошлом, которого я не помню.

Отворачиваюсь, потому что не люблю наблюдать подобные смены настроения мужа. Ведь случаются они довольно часто. Лучше подожду, пока Никита вновь смягчится. А пока что достаю еще печенье. На это раз с расчетом и на мужа, но он отрицательно качает головой.

- Тебя обещают выписать недели через две, - выдает Никита, обескуражив меня этой новостью.

- Так поздно, - жалобно стону я.

- Ой, а Сталый Новый год? – капризно ноет Митя.