Развод: Новая жизнь в 50! (СИ) - Шамс Сур

В груди что-то ёкнуло. Это была не просто энергия — это была харизма, которая сразу охватила пространство. Как будто его присутствие могло наполнить собой всё вокруг. Эта лёгкая улыбка, которая так играла на его лице, делала его почти знакомым. Хотелось что-то сказать, но… слова куда-то исчезли, будто растворились в воздухе, и я стояла, ничего не зная, кроме того, что будет интересно.

Глава 12

Андрей был не просто харизматичным парнем — в нём чувствовалась какая-то необъяснимая, почти сверхъестественная внимательность. Казалось, он замечал то, что ускользало от других. Первое занятие не успело толком начаться, а он уже подметил, как я держу карандаш — неуверенно, но упрямо, будто боялась ошибиться, но всё равно продолжала. Будто видел не только движения моей руки, но и сомнения, страхи, желания.

Наблюдал за каждым моим штрихом, каждым нажимом. Не просто смотрел — изучал, словно пытался прочитать меня по этим неуверенным линиям.

Начали, как и все новички, с азов. Кубы, сферы, тени. Простые упражнения, но для меня — целая битва. Рука дрожала, карандаш скользил не туда, куда хотелось. Линии получались то слишком жёсткими, то едва заметными.

Андрей склонился над моим мольбертом, и почему-то от его взгляда стало жарко, хотя он ничего не сказал сразу. Просто смотрел. Долго. Слишком внимательно.

— У вас есть талант, — наконец произнёс он, наклоняясь чуть ближе. Голос спокойный, низкий, с какой-то странной уверенностью, от которой сердце дрогнуло. — Ваши линии живые. Вы не просто срисовываете — вы чувствуете.

Щёки вспыхнули. Взгляд сам собой опустился вниз, к бумаге. Как вообще на такое реагировать?

— Это просто упражнение, — пробормотала, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.

— Нет, — он улыбнулся, чуть прищурив глаза, и указал на рисунок. — Посмотрите. Здесь есть эмоции. Неуверенность. Немного боли. Но ещё… надежда.

В груди сжалось. Как он это увидел? Как понял? До этого момента рисунки казались мне просто корявыми каракулями, бессмысленными штрихами. Но теперь… теперь смотрела на них иначе.

Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Будто удар прямо в сердце. Откуда он знал? Как мог так точно описать то, что давно жило во мне, что я тщательно прятала даже от самой себя? Казалось, он заглянул в самую глубину, в те тёмные уголки, где прятались боль, страх, разочарование.

Пальцы судорожно сжали карандаш, словно хватаясь за единственную опору в этом зыбком мире. Кончик грифеля дрожал над бумагой, линии расплывались перед глазами, теряя чёткость. Всё вокруг словно погрузилось в туман — комната, мольберт, даже его голос звучал приглушённо, будто доносился издалека.

— Я просто пытаюсь отвлечься… — слова сорвались с губ едва слышно, почти неуверенно.

Он посмотрел с той самой лёгкой, ненавязчивой улыбкой, в которой читалось понимание. Ни осуждения, ни назидания — только мягкое принятие.

— Искусство — лучший способ отвлечься, — сказал он, задумчиво склонив голову. — Оно вытаскивает наружу то, что мы прячем глубоко внутри. Помогает выразить то, для чего не хватает слов. А ещё оно лечит… Правда, только если рисовать честно. Если хотите, могу предложить вам дополнительные уроки. Это поможет вам развить навык и, возможно… разобраться в своих чувствах.

Грудь сдавило внезапной волной эмоций. Дополнительные уроки? С ним? Сердце, казалось, сделало кувырок, а затем забилось вдвое быстрее. Что это значит? Просто помощь? Или нечто большее?..

Пальцы нервно вцепились в край бумаги, едва не сомкнувшись в кулак. Собственные мысли запутались в клубок, но надо было сохранить лицо. Голос должен звучать ровно, без дрожи.

— Мне нужно подумать.

Он кивнул, не отводя взгляда. Ни разочарования, ни ожидания — только спокойное понимание.

— Конечно. Не торопитесь. Просто знайте: я серьёзен. У вас есть талант. И из этого может выйти нечто прекрасное.

В груди что-то сжалось и тут же растаяло — тепло, неожиданное, почти пугающее.

После урока не спешила уходить. Осталась в пустом классе, прислонившись к парте, и долго разглядывала рисунок. Вглядывалась в линии, словно пыталась разгадать тайный шифр. Будто ответ уже был здесь, спрятанный между штрихами, но глаз его ещё не улавливал.

Рисование действительно помогало. Стоило карандашу коснуться бумаги, как всё вокруг меркло. Мир сужался до этой белой поверхности, до движений руки, до тонких пересечений теней и света. Штрихи ложились один за другим, создавая формы, а вместе с ними — нечто большее. Как будто с каждым движением что-то внутри становилось легче, мягче. Боль не исчезала, но словно растворялась, становилась далёким гулом, который уже не мог пронзить насквозь.

— Эй, вы чего тут застряли? — Голос Андрея раздался от двери, вырвав из мыслей.

Подняла голову. Он стоял, опершись на косяк, склонив голову набок и разглядывая её с лёгкой улыбкой.

— Думаю, — ответила честно, снова опуская взгляд на рисунок.

— О чём?

Пальцы сжали карандаш.

— Может, вы правы. Может, искусство действительно способно исцелять.

*****

На следующее занятие принесла с собой старый, потрёпанный альбом. Нашла его случайно — на самой верхней полке книжного шкафа, где пыль ложилась толстым слоем, будто время давно забыло об этих страницах. Листы пожелтели, на полях кое-где виднелись детские каракули — следы прошлых лет, когда мир ещё казался простым, а счастье легко умещалось в несколько штрихов цветного карандаша.

Перелистывая страницы, ощущала странное волнение, будто заглядывала в прошлое, которое когда-то оставила позади. Наконец, чистый лист. Белоснежный, словно ещё не испорченный ни одной ошибкой, ждущий своего часа.

Глубокий вдох. Карандаш лёг в руку легко, привычно. И вот уже линии рождаются сами собой, извиваясь и переплетаясь, как живые. Чёрные вихри сталкиваются с ослепительными вспышками света, тьма и свет спорят друг с другом, словно буря, разрывающая ночное небо. Где-то в глубине рисунка пробивается тонкая, почти неуловимая линия рассвета.

Мир исчез. Остался только этот танец линий.

Последний штрих — и вдруг внутри что-то отпускает. Как будто невидимая тяжесть, висевшая на плечах годами, наконец-то рассыпается в воздухе. Это похоже на долгий выдох после слишком долгого напряжения.

— Это потрясающе.

Голос прозвучал так близко, что вздрогнула.

Андрей.

Стоял рядом, склонившись над альбомом, и разглядывал рисунок с таким вниманием, будто перед ним была древняя карта, таящая в себе великие тайны.

— Вы позволите мне взглянуть?

Кивнула, ощущая, как сердце вдруг забилось быстрее.

Он осторожно перелистнул страницу, будто боялся нарушить хрупкую магию момента, провёл пальцем по линиям — не касаясь, но повторяя их изгибы, словно пытался ощутить рельеф. Затем поднял взгляд, и в его глазах отражался тот же вопрос, что крутилась у меня в голове.

— Знаете, что это значит?

— Что? — Голос едва слушался.

— Это вы. Ваш мир. Тьма, что окружает вас, и свет, который вы ищете.

Слова попали точно в цель. В горле пересохло. Он прав? Это правда отражение моего мира? Или просто случайный набор штрихов?

— Может быть... — пробормотала, разглядывая рисунок уже иначе, пытаясь увидеть в нём нечто большее.

— Искусство — удивительная штука, — задумчиво продолжил Андрей. — Иногда оно говорит о нас больше, чем мы сами готовы признать.

Не могла оторвать от него взгляда. В его словах было что-то... пугающе честное.

— Я согласна, — выдохнула, голос оказался тише, чем хотелось. — На дополнительные уроки.

Уголки его губ дрогнули в лёгкой, почти невесомой улыбке. Тёплой. Настоящей.

— Отлично. Тогда встретимся завтра после занятий.

Когда урок закончился, медленно, почти лениво начала собирать вещи. Будто растягивала этот момент, цеплялась за каждую секунду. Внутри было странное ощущение — лёгкость, радость, какое-то тёплое волнение, но ещё… что-то непонятное, туманное, словно сладкий, не до конца распознанный аромат. Разбирать его не хотелось. Пусть останется загадкой.