Раз и навсегда (СИ) - Резник Юлия

– Очень приятно. Амина, – улыбнулась я.

– Так ты меня впустишь?

– Да, конечно. Боюсь, сегодня у меня небольшой выбор. Хлеб на закваске, булочки с инжиром и…

– Так Доннел говорил, кто я?

– Извините, мы не так часто общаемся.

От мысли, что кто-то мог подумать иначе, у меня по привычке вспыхнули щеки. Даже интересно, придет ли когда-нибудь тот момент, когда я смогу не краснеть и забыть как страшный сон все, чему меня учили? До сих пор я каждый свой шаг соотносила с установками, которые думала, что изжила. То, какой я хотела себя видеть, неожиданно вступило в серьезный конфликт с тем, какой я была. И как переломить себя, как переучить – я не знала.

– Налей-ка мне чаю, милочка.

Я послушно принялась заваривать чай, ожидая, когда же странноватая Тильда объяснит цель своего визита. И исподтишка за ней наблюдала. Невысокая, плотная, но не толстая. На изборождённом глубокими морщинами лице двумя яркими пятнами выделялись потрясающе яркие голубые глаза и орлиный нос. Образ довершала прическа – взрыв на макаронной фабрике. Балахон расцветки «вырви глаз». И непонятно откуда возникшая между покореженных артритом пальцев сигаретка.

– Вот, – я поставила перед гостьей чашку и пододвинула корзинку с уже упомянутыми булочками с инжиром.

– Ты же в курсе, да, что живешь в правовом государстве?

Начало разговора было настолько неожиданным, что я, как сова, хлопнула глазами.

– Конечно.

– Так вот… Если у тебя какие-то проблемы, ты всегда можешь обратиться в полицию. Смотрю, с языком у тебя вроде нет проблем, но если что – я могу организовать и переводчика.

– Да. Вы правы. Проблем нет. Но я все равно не понимаю, – не стала скрывать своих чувств.

– Я проработала в полиции сорок пять лет. Так что у меня и сейчас остались кое-какие связи, – заявила Тильда, как будто эти слова могли что-то для меня прояснить. – Так что ты решила?

– По поводу чего?

Недовольная моей непонятливостью, Тильда закатила глаза. Затянулась, пыхнув сигареткой.

– Обращения в полицию. Это можно квалифицировать как преследование и добиться охранного ордена.

– Какого еще преследования?

Я реально забеспокоилась, что очень сильно переоценила свой английский. Ибо эта странная женщина говорила какие-то уж совсем непонятные для меня вещи.

– Ты что, не в курсе, что за тобой следят?! Мужик с бульдожьими щеками на серой Хонде.

– Ах, это… – от облегчения я рассмеялась. – Все не так, как вы подумали. Мне ничего не угрожает.

– А что же тогда?

Я пожала плечами. Отчитываться я ни перед кем не собиралась. Но и обидеться за вмешательство в мою частную жизнь не могла. Бдительность Тильды была достойна всяческого уважения. Если бы на моем месте действительно оказался кто-то нуждающийся в защите, ее поддержка могла бы оказаться бесценной.

– Ну-у-у, зашуганной ты и впрямь не выглядишь, – сканируя меня пристальным взглядом, заключила, наконец, Тильда.

– Это так. Но вы молодец, что решили вмешаться. Мало ли как оно могло оказаться на самом деле, правда?

– Вот и я про то, – проворчала старуха, откидываясь на стуле. – Так что, ты завернешь мне пару булок? Донни не брехал. Вкуснота. Хотя ты, милочка, дерешь за них три шкуры.

– Вас я угощу бесплатно, – усмехнулась я. – И зачем бы Доннелу врать?

– Влюбленный мужик всегда не прочь приукрасить.

– Ой! Ну что вы? Мы просто приятели, – почти до слез расстроилась я, понимая, что раз пошли такие разговоры, будет лучше свести наше общение к минимуму. От мысли об этом у меня защемило в груди. Здесь у меня было не так много друзей. Да что там... Доннел стал единственным моим другом, с которым мне легко болтать, шутить, обсуждать проказы Тома и его же похождения, да спорить о том, какой рецепт приготовления баранины лучше.

– Дело молодое, – отмахнулась Тильда. – Ну, я пойду. Если что, запиши на всякий случай мой номер.

Я послушно исполнила требование соседки и пошла ее проводить. Наши взгляды залипли на той самой серенькой Хонде. Когда я только заметила слежку, ощутила довольно смешанные чувства. В голове возникла куча вопросов и очередных нелепых догадок. Для чего он здесь? Только ли охранять? Или докладывать Вахиду о каждом моем шаге? А если так, что тот думал по поводу зачастившего ко мне Доннела? Ревновал ли меня хоть чуть-чуть? Злился ли? Понял ли хоть отчасти, что я испытывала, и на какие шла жертвы ради семьи?

Ох… Я закрыла за Тильдой дверь и к ней же привалилась, ругая себя за эти идиотские мысли. За надежды. За то, что я, даже имея все возможности выстроить новую жизнь, один черт цеплялась за обломки рухнувшей. И даже в разговорах с сыновьями нет-нет да и пыталась что-нибудь выведать. Незаметно… Я надеялась, что незаметно, да.

К счастью, с Адилем мы говорили почти каждый день. С Алишером реже, он то ли действительно очень болезненно переживал наш с отцом развод, то ли, напротив, ему было совсем не до наших разборок. Попробуй пойми. Новая жизнь, новые люди, учеба, спорт… Понятно, что это все захватило.

Адам… Был у меня разговор и с ним. Так и не дождавшись, что он наберет меня первым, я сама ему позвонила. Он ответил. Разговор вышел ни о чем. Но ведь я настраивала себя на полный разрыв, так что даже эта короткая, абсолютно бессодержательная беседа стала для меня счастьем.

Был еще наш с детьми чат. Я закидывала туда фотографии своего быта. Адиль – в основном снимки с репетиций. В его кадрах были особенные глубина и динамика, вот почему я верила, что моего мальчика ждет большое будущее в кинематографе. Адам писал редко. И никогда – мне. Но я видела, что он регулярно просматривает наш чат. Алишер же любил закинуть какой-нибудь глупый мем.

Так и жили. И жизнь как-то налаживалась. Медленно, но верно я возвращала доверие сыновей. Выстраивала контакт, возобновляла связи. Гадала, будет ли уместно предложить им встретить Новый год вместе. Время каникул у всех ребят плюс-минус совпадало, и это казалось мне неплохой идеей. За тем лишь нюансом, что они могли предпочесть провести праздник с отцом, который в их картине мира, в отличие от меня, оставался совершенно непогрешимым. И как же это было несправедливо! Это я их растила, когда Байсаров работал нон-стопом. Когда он таскался по своим бабам, я не спала у их кроваток. Сходя с ума от одиночества. От ревности и банальной усталости. Но соль в том, что даже если бы я им обо всем рассказала, это вряд ли бы изменило их оптику. Это проклятье среды, где они воспитывались и росли. Здесь такое считалось нормальным. Я могла вылезти вон из кожи, помаленьку вдалбливая в их головы свое видение мира, но все без толку. Неприкасаемым авторитетом для них всегда был отец.

Шмыгнув носом, я вернулась к работе в саду. Оказалось, если вырвать траву, вспушить землю, забитую дождями в камень, цветам можно дать второй шанс. Тут прямо напрашивалась аналогия с моей жизнью. Я осторожно погладила молодые ростки, что появились под старой травой. Они были хрупкими и нежными, как мои первые робкие надежды на новую жизнь. Страшно было поверить, что после всего случившегося я смогу заново расцвести, впитывая солнце и наслаждаясь им, но мой возрождающийся сад доказывал обратное.

– Ты снова тут, – послышался голос Доннела.

– Привет. Где же мне еще быть?

Я скосила взгляд на его руки, в которых он удерживал сыто жмурящегося Тома. В этом не было никакого смысла, это был его кот! Но он почти не заглядывал ко мне в последнюю пару дней. И я так отчаянно ревновала его к хозяину…

– Слушай, ты только не отказывайся сразу…

– Начало так себе, Донни, – хмыкнула я, наблюдая за реакцией Доннела на такую вольность. Ему явно не понравилось то, как я, уподобившись соседке, сократила его имя.

– Кажется, ты таки познакомилась с Тильдой, – проворчал он. Я рассмеялась:

– Угу.

Интересно, она делилась с Доннелом своими соображениями насчет слежки? По тому, как загорелись его уши, можно было предположить, что да. Как же это неловко. Господи!