Несокрушимо (ЛП) - Харлоу Мелани

— Я взял курс по винопроизводству в Корнелле и влюбился в это дело, к большому разочарованию моей матери. Кажется, она очень хотела хвастаться своим сыном-врачом.

Я улыбнулась.

— Не жалеешь?

— Нисколько. Моё дело всё ещё связано с наукой, но я намного больше люблю вино, чем людей. Ну, большинство людей.

— Я тоже. Иногда я думаю, была ли я раньше более терпима к неприятным людям или их просто стало больше, — я вздохнула. — Или, может, я их притягиваю.

Генри мягко улыбнулся.

— Не думаю.

— Серьёзно, Генри, я не могу назвать ни одного человека в моей жизни, не из семьи, который поддержал бы меня так, как я поддерживала бы друга в подобной ситуации. Я им доверяла. Думала, они заботятся обо мне. Наверное, я не разбираюсь в людях. — Я покачала головой. — Ну, это и так понятно. Посмотри, за кого я вышла замуж.

— Не будь к себе так строга, — тихо сказал Генри, пока поленья в камине тихо потрескивали. — Ты видишь хорошее в людях. Это хорошее качество.

— Возможно. Но я чувствую себя такой глупой. — Я поставила кружку на столик у дивана и обняла колени руками. — Все знали, что Бретт мне изменяет, даже я знала. Но мы все делали вид, что не замечаем.

— Почему?

— Мои так называемые друзья утверждают, что не хотели меня расстраивать. А почему я притворялась? — у меня перехватило горло, и я надеялась, что не опозорюсь, расплакавшись перед Генри. Я даже не понимала, почему рассказываю ему всё это, но что-то в теплоте камина, в позднем часе и тишине дома словно приглашало к признаниям. — Наверное, я боялась. Боялась, что он меня бросит. Боялась остаться одной с двумя детьми в тридцать семь. Боялась, что мои дети будут расти в разрушенной семье. Поэтому я притворялась, что счастлива.

— Это было, должно быть, очень тяжело.

— Да, так и было, — я замялась перед следующим вопросом, но внутренний голос подсказывал, что его нужно задать. Может, и он захочет признаться. — А ты притворялся, что счастлив?

Генри уставился в свою кружку, ничего не отвечая. На мгновение мне стало страшно, что я ошиблась, и это был слишком личный вопрос. Разве не говорил он мне вчера, что он закрытый человек?

Я поспешно извинилась:

— Прости, я не хотела лезть…

— Я не умею притворяться, — перебил он меня. — Со мной всё просто: что видишь, то и есть, и я не умею лгать. Возможно, это и было моей проблемой.

Я положила подбородок на колени.

— В каком смысле?

Он покачал кружку, глядя, как её содержимое переливается внутри.

— У нас не было детей, а она не хотела усыновлять. Я не мог сказать ей, что меня это устраивает. Я злился на неё за это. Я хотел семью. Мы ссорились, и я наверняка говорил то, о чём потом жалел.

— Мне жаль, — я задумалась, стоит ли сказать, что тоже сталкивалась с бесплодием, но решила не делать этого. Сейчас дело было не во мне.

Он пожал плечами.

— Были и другие проблемы.

— Конечно. В любом браке есть свои сложности.

— Но то, что мы не могли завести детей, всё изменило. Это разрушило наши отношения окончательно.

— Вы пробовали пойти к семейному психологу? — спросила я.

Он медленно кивнул.

— Пробовали. Но, думаю, тогда было уже поздно.

— Бретт отказался от терапии. Хотя я не уверена, что это бы помогло и нам. Его девушка уже была беременна, хотя тогда я об этом ещё не знала.

У Генри отвисла челюсть, а потом он крепко сжал губы и покачал головой.

— Ты заслуживаешь гораздо большего, Сильвия.

Мы помолчали немного.

— Как долго вы были женаты? — спросила я.

— Десять лет.

— Ты скучаешь по ней?

Выдохнув, он откинулся назад, глядя в камин.

— Не знаю. Я не скучаю по ссорам или напряжению. Наверное, я скучаю по некоторым вещам, связанным с браком. Но я точно не хочу возвращаться в тот брак, который у нас был в конце.

— То же самое, — сказала я. — Есть вещи, по которым я скучаю, но я не скучаю по нему. Скорее, я скучаю по той жизни, которая, как я думала, у меня есть. Или по той, которую я надеялась иметь. Но можно ли скучать по тому, чего у тебя никогда не было?

— Думаю, можно, — он снова посмотрел на кружку. — Я знаю, что я скучаю.

У меня сжалось горло. Что правильнее всего сказать в таком случае? Я не хотела говорить: «О, ты ещё молод и хорош собой, ты встретишь кого-то ещё», потому что для меня такие слова звучали равнодушно и неискренне. Но и не хотела, чтобы он отказывался от мечты стать отцом. Он был бы прекрасным отцом.

— Ты не думал об усыновлении в одиночку?

— Нет. Даже не знаю, может ли одинокий мужчина усыновить ребёнка. Да и быть родителем-одиночкой я не хочу, — он поднял глаза и виновато посмотрел на меня. — Прости. Я знаю, что ты сейчас в такой ситуации.

— Не по своему выбору, поверь мне. Так что я тебя понимаю, — я сделала глубокий вдох. — Иногда мне хочется себя пнуть за то, что я была такой самоуверенной. Думала, что у меня всё под контролем. Знаешь, к этому возрасту, кажется, ты уже должен во всём разобраться. А теперь… вот я, начинаю всё заново.

Генри внимательно посмотрел на меня.

— То, что ты делаешь, требует большой смелости.

— Спасибо. Но я не чувствую себя смелой. Я чувствую себя… разбитой.

— Ты не разбита, Сильвия, — твёрдо сказал он.

— Нет?

Он медленно покачал головой.

— Нет.

Моё сердце забилось быстрее. Мне хотелось верить ему. Хотелось поблагодарить его за то, что он выслушал меня и поделился чем-то личным. Хотелось, чтобы он поставил чашку на стол, подошёл ближе, запустил руки в мои волосы.

Он тоже думал об этом?

— Мне пора, — сказал он, вставая.

С неохотой разогнув ноги, я тоже поднялась.

— Давай, я заберу твою чашку.

Он передал её мне, и наши пальцы соприкоснулись. По руке пробежала горячая искра, которая мгновенно выстрелила прямо мне между ног. И в тот же момент, клянусь, я никогда раньше такого не делала, я посмотрела на его пах. На его пах! Что со мной было не так?

Быстро отвернувшись, я направилась на кухню.

— Спасибо ещё раз, что пригласила, — сказал он, следуя за мной.

— Спасибо, что пришёл, — я поставила чашки в раковину, боясь повернуться к нему лицом. Он мог заметить, как я покраснела. Видел ли он, что я смотрела туда? Я попыталась, чтобы голос звучал спокойно. — Ты завтра вечером тоже будешь здесь, правда?

— Планировал.

— Хорошо, — заставив себя улыбнуться, я повернулась, надеясь, что лицо не выдало моего состояния. — Давай принесу твоё пальто.

Мне пришлось пройти мимо него, чтобы добраться до прихожей, но я была осторожна, чтобы не задеть его. Не уверена, что выдержала бы это.

Я сняла с вешалки его тёмное пальто и протянула ему. Пока он его надевал, достала из шкафа куртку, которую взяла у него раньше.

— Спасибо, что одолжил.

— Не за что, — он застегнул пальто. — Но больше не давай мне увидеть тебя на улице без куртки. Ты ведь больше не в Калифорнии.

Я нервно рассмеялась.

— Не буду.

Он вытащил из кармана перчатки и надел их, затем взял у меня, перекинув через руку.

— Увидимся завтра.

— Ладно.

Мы стояли в тёмной прихожей, напротив друг друга. Почти вплотную. Дом был тих, но моё сердце стучало, как отбойный молоток. Я задержала дыхание. Поцелуй меня, подумала я безрассудно. Мне всё равно, готова я или нет, я просто хочу, чтобы ты меня поцеловал. Чтобы ты меня обнял. Чтобы ты меня хотел.

— Мам? — раздался голос сверху.

Мы с Генри резко отпрянули друг от друга, хотя даже не касались.

Я подошла к лестнице и посмотрела вверх. В темноте Уитни в белой ночной рубашке выглядела, как призрак.

— Я сейчас поднимусь, Уит. Всё в порядке?

— Да. Мне просто нужно воды.

— Я принесу тебе стакан. Иди обратно в постель.

Она скрылась в коридоре, и я обернулась, чтобы увидеть, как Генри открывает входную дверь.

— Спокойной ночи, — сказал он, даже не взглянув на меня.

— Спокойной ночи.

Я осталась стоять у лестницы.