Личный интерес (СИ) - Вечная Ольга

На мгновение повисает тишина.

Маша медленно вздыхает где-то там вдали, а потом принтер начинает громко печатать.

Воздух становится гуще.

Савелий кладет свои бумаги на стол рядом с моими и бесцельно их листает.

Упертый гаденыш. Вы посмотрите только. Любой другой бы оскорбился и уже отвалил.

— Ладно, — говорит он. — Удачи вам с архивом.

Сдался? Я этого и добивалась, но победе почему-то не радуюсь. Какая непредсказуемая я дамочка.

— И вам удачи с делом, Савелий Андреевич. Постарайтесь не обольстить архивистку. Она замужем.

— Это никогда не было препятствием.

Что?!

Будто невзначай, но с точным прицелом Исхаков произносит:

— Кстати.... — И замолкает.

Я вынужденно поднимаю взгляд. Мы смотрим друг на друга.

Принтер старательно печатает.

Маша снова вздыхает.

Савелий медлит. А у меня тело начинает гореть. Шея, грудь, руки. Он, как будто почувствовав это, скользит взглядом сверху вниз, до моей талии. Кофточку разглядывает? Плавно возвращается к подбородку. Чуть приоткрывает рот.

Я делаю то же самое.

Кожу очень сильно покалывает.

Надо было надеть водолазку.

Да Боже мой, говори быстрее!

Я не могу так надолго задерживать дыхание, а ты стоишь слишком близко. И по-прежнему потрясающе пахнешь. Просто до слез волнующе. И я всей своей женской сущностью против воли и разума тебе симпатизирую.

Какой он высокий, Боже ты мой! Разве такие высокие мужики бывают вне баскетбольных площадок? Руки большие, пальцы длинные. Кто его пустил на юридический факультет? Почему его не забрал под крыло какой-нибудь ушлый тренер?

— В пятницу я, кажется, немного.… переиграл, Александра Дмитриевна.

Вновь возникает пауза.

Зачем он так странно произносит букву Р в моём имени?

Медленно вдыхаю, и его запах заполняет легкие.

Савелий слегка хмурится и продолжает:

— Не знаете, случайно, дошло ли до Гаянэ Юрьевны какое-то... альтернативное толкование нашей беседы?

Уголок моих губ дергается.

Перевожу на русский: Исхаков спрашивает, сказала ли я судье, что он намекал на взятку. Причем спрашивает так, будто между нами не этика, а один вопрос: сдала или нет.

На этику ему плевать. Я усмехаюсь.

И делаю вид, что не понимаю, о чем речь.

— Вы часто рассчитываете, что женщины будут потакать вам и молчать? — Стреляю глазами в сторону стойки, за которой прячется Маша.

Мы ведь все еще обсуждаем крепость ее брака, не так ли?

Савелий улыбается не сразу. Но очень мило.

— В вашем случае — надеюсь.

В вашем случае.

Сейчас он говорит прямо.

Он... извиняется.

Я смотрю ему в глаза.

— На первый раз вам повезло.

Исхаков кивает:

— Уже понял.

Ничего больше не сказав, он уходит. Я же еще некоторое время стою на месте и торопливо дышу.

А когда, успокоившись, направляюсь к выходу, Маша делится:

— Вокруг этого адвоката столько искр. И как мои бумаги ещё не вспыхнули!

— Видимо, влажность в архиве достаточно высокая, — иронизирую я в ответ. Не люблю, когда со мной шутят в таком ключе.

— Влажность и правда повысилась, — хихикает она.

Маша!

— Бумага, к счастью, не горит от чепухи, — сухо пресекаю, покидая подвал.

А вот щёки — очень даже горят. И уши тоже. А ещё....

Влажность. Маша действительно произнесла это вслух?

Я напрягаю низ живота — его тут же током простреливает, и от смятения я сбиваюсь с шага. Интересно, как Савелий занимается сексом? Он грубый и жадный или, напротив, нежный и внимательный? Я его ниже сантиметров на тридцать. Это вообще физически возможно?В груди так и ноет.

Это его «умоляю». Господи.

Через неделю у нас общее заседание.

К которому нужно как следует подготовиться. Точно надеть водолазку!

А сейчас.... выйти на балкон и подышать свежим воздухом.

Глава 10 

Савелий

Конец августа

Все утро мы трахались с Дарьей. Я так увлекся, что пропустил еженедельный завтрак с философом. Поэтому, несмотря на легкость в паху, ощущаю себя не до конца удовлетворенным.

Иногда мне не хватает долгих задушевных бесед. Столица хороша возможностями, но здесь у меня нет никого, кому можно было бы доверять по-настоящему. Никто не рос на моих глазах, не падал и с моей помощью не поднимался, понимаете? Впрочем, почти все друзья моего детства спились или были убиты. Я — ошибка выжившего.

Ночью в Москве светло, как днем, при этом я здесь как в самом темном лесу, где каждый первый встречный — потенциальный враг. Некоторые из них, правда, щедро платят за защиту.

Собираемся мы с Дашей в спешке, выходим из подъезда синхронно. Сегодня суббота, но оба работаем. Напоследок я оцениваю очертания ее задницы под длинной серой юбкой с разрезом и на секунду задумываюсь: кого-то она мне напоминает. Строгий костюм, уверенный взгляд, все еще красные щечки. В последнее время меня тянет на женщин-карьеристок. Что бы это значило?

В постели Дарья хороша, должность занимает высокую. Но какая же скука с ней разговаривать. Пять минут, и я улетаю мыслями в такие ебеня, что и не признаешься в приличной компании.

___

Шесть часов спустя

После рабочей встречи я пью кофе в торговом центре. Чтобы не терять ни минуты, набрал по видеосвязи Радку, вдову моего лучшего друга. В моих ушах айподс, она говорит по громкой.

— ... В каждом лорде должно быть процентов пятнадцать варварской крови, — рассказываю я ей. — Между прочим, известная английская пословица.

Близнецы за спиной Рады начинают пищать, и она кривится.

— Сейчас, минуту. У них мультик завис.

— Разве детям можно так рано включать телевизор, мамаша?

— Пошел к черту, Святоша! — рявкает мелкая, и я смеюсь.

Рада собирает растрепанные волосы в нелепый пучок на макушке. Я так понимаю, если она и расчесывалась на этой неделе, то точно не вчера и не сегодня.

На ее растянутой майке пятна, лучше не думать от чего. На лице остались одни огромные глаза, под которыми не менее огромные синие круги. И это, кстати сказать, сделал с ней мой лучший друг. Я имею в виду: подарил детей и отчалил на тот свет. Ну и я тоже при делах, раз не смог предотвратить его убийство. Сейчас бы Адам таскался вокруг Радки с таким же пучком на голове. Забавно.

Тоска порывом холодит душу. Я залпом допиваю кофе, чтобы разогнать пульс и тем самым согреться.

Доносится мелодия заставки мультфильма, и Рада снова появляется перед камерой.

— Выглядишь ужасно, — сообщаю честно. — Не знал бы, сколько у тебя денег, подумал бы, что ты нищенка подзаборная.

— Это потому, что в твоих крестниках не пятнадцать процентов варварской крови, а все сто. — Она сдувает с лица выбившуюся прядь. — Что об этом скажут сэры-англичане?

— Что ты мать-героиня.

— Спасибо. А ты почему печальный? Как дела?

Я морщусь, вспоминая уголовное дело, за которое взялась моя фирма. Сегодня весь день выстраивали линию защиты. Прошлым вечером в мой южный филиал пришла девочка-подросток и рассказала, что отчим по приколу накормил ее трехлетнего брата стеклом, а мать пиздит, что тот сам наелся. Ребенок чудом выжил, но скоро вернется в кромешный ад, то есть домой. За новыми испытаниями. Если мы допустим.

Тру лицо.

— Я ужасно устал от людей, Рада. Ненавижу их, блядь, всей душой.

Ее сильная сторона — чуткость. Радка поджимает губы.

— Держись, родной. Это пройдет.

— На хуй. Пройдет это, будет следующее. Забей. Где твой мужик?

— Работает.

— А помочь тебе не хочет?

— Это не его дети, он мне ничего не должен. А тот, кто должен, завещал меня тебе. Ха-ха-ха! Так что, будь добр, разузнай про этого Северянина побольше. Он агрессивно скупает наше побережье, и мне немного страшно.

Мы недолго обсуждаем перспективу продажи ее отеля инвестору.

Прошло уже почти полтора года со смерти Алтая, но Рада упорно не верит. Ждет его. Иногда мне кажется, что она безумна. И с одной стороны, ее неадекватная любовь к Алтаю тешит мое эго, я бы хотел, чтобы она всю жизнь любила и чтила только его. С другой — понимаю, как это жестоко.