Славе было плевать.
Это я чётко поняла.
У Славы вторая молодость. Любовь. Страсть. Он горит, он живёт.
А я умираю. И ему всё равно.
Я уверена, что он не в курсе.
А если знает?
Знает и…
Можно было бы, конечно, повесить на него всё это, заставить мучиться чувством вины, терроризировать его, шантажировать своим здоровьем, своими болячками.
Только смысл?
Заставить его меня ненавидеть?
Испортить ему жизнь?
Тут, скорее, я переоценила бы себя.
Ничего бы я ему не испортила, а себе бы сделала хуже.
- Откуда ты знаешь, Лёш? Досье собрал?
- Собрал.
- Зачем?
- Хотел узнать, как ты живешь.
- Хм… успел за половину суток? Или ты сделал это раньше?
- Всё можно сделать быстро. — отвечает он уклончиво.
Да, с возможностями моего мужа — буквально за несколько минут.
Вероятно, у Алексея возможности не хуже.
- Так зачем собирал-то?
- Странный вопрос. А так непонятно?
- Извини, но нет.
Он качает головой, усмехаясь.
- Не хочешь мне помогать, да?
Пожимаю плечами. Зачем мне это?
- Ладно. Я хотел узнать, как ты живёшь, потому что ты мне не безразлична, мне интересно знать о тебе всё.
- Мог бы спросить. А не копаться в моей жизни тайно.
- И ты бы сказала?
Мой черёд молчать.
Конечно, не сказала бы.
- Мужу не сообщила, а бывшему... то есть…
- Чужому, Лёш. Так будет правильно. Чужому. И ты прав. Не сказала бы ничего. Но это не повод копаться всё-таки.
- Значит, чужому.
- Это был твоя выбор.
- Ты же знаешь, что нет!
ЕГО выдержка даёт сбой. Он выходит из себя. Повышает голос, пусть на йоту, но повышает. И я вижу всё — сжатые кулаки, дергающиеся желваки, челюсти, вздутые вены.
- Алексей Николаевич...Давай не будем ворошить прошлое?
- А давай будем? Тогда ты мне не дала шанса.
- У тебя был шанс, Леш. Сотня, тысяча шансов.
Когда я вернулся ты замуж собралась.
- Собралась. Но не вышла же еще?
Он поднимает на меня взгляд и выражение его лица не поддаётся описанию.
Да, Буянов, да, вот так. А ты как хотел? Чтобы всё просто? Жертву хотел изобразить? Вернулся, к любимой, а она замуж вышла? Какая нехорошая девочка, да?
- Это был день твоей свадьбы
- И что тебе помешало увести меня из-под венца?
- Ты серьезно сейчас, Ань? И ты... ты бы ушла?
- НУ, сейчас нам никто не скажет, как бы мы поступили. Как бы я поступила. Это мы можем узнать только в параллельной вселенной, если верить теории, что наши миры множатся. Помнишь, мы с тобой читали такой рассказ? Там была пара, которая в своём мире рассталась, а в параллельном была вместе?
- Аня, я серьезно.
- Леш, брось. Как это может быть серьёзно сейчас? Столько лет прошло. Вся жизнь.
- Я любил тебя. Я вернулся к тебе.
- Поздно, да? Я просила вернуться чуть раньше. Когда я узнала, что беременна, когда я была в ужасе, в панике, я не знала, что делать. Когда подруга мне пообещала помочь с абортом. Что ты сказал?
- Аня.
- Ты сказал — решать тебе, так?
-Я…
- Ты не захотел брать ответственность.
- Я тогда не мог вернуться, и я... я не знал, как поступить.
- И я не знала. Мне было девятнадцать, и я тоже не знала. — говорю спокойно, более чем спокойно, я уже давно всё это прожила. Не забыла, нет. Отболело давно.
Всё это было в другой жизни. - Надо было поступить как мужчина, Леш. Тогда всё было бы правильно. Я надеялась, что ты так и сделаешь.
- Ты не представляешь, как я сожалею. Всю жизнь. Всю свою грёбанную жизнь.
- Не представляю. И... мне это не интересно, Лёш.
- Аня, я любил тебя и... я больше никого так не любил как тебя.
- Бывает.
Наверное, я должна сказать, что мне очень жаль, да? Но мне не жаль.
Я думала, что помню только хорошее, но это ложь. Плохое я тоже помню.
Страх, ужас, боль, непонимание, неверие, одиночество.
И решение, которое приняла я сама.
- Я сожалею, что тебе пришлось через это пройти, я понимаю, что это.
Операция, аборт, и... всё остальное.
- Я не делала аборт, Леш.
20.
Глаза закрываю, откидываюсь на спинку кресла, в котором сижу.
Не хочу вспоминать. Больно.
Болбно потому, что Я Хотела. Хотела ребёнка от Лёши. И аборт тоже хотела.
Да, да, вот так.
Двояко.
А вы себя вспомните в девятнадцать?
И в то время. В девяностые.
Когда жить было мега сложно, и мы это понимали.
Даже мы, дети совсем еще, маленькие взрослые. Мы понимали, разумеется. Мы же всё видели!
И пустые полки в магазинах. И деньги обесценивающиеся, и то, что надо полностью перестраивать жизнь, если хочешь выжить.
Мы видели своих родителей. Отцов, которые либо спивались и на дно опускались, либо становились беспомощными, либо клали большой болт на гордость и шли торговать, охранять, строить, плитку класть, мебель делать. Матерей, которые носились по магазинам, пытаясь хоть что-то купить, чтобы семью накормить, одеть, обуть, тоже бросали всё и начинали «челночить», или меняли род деятельности.
Моя мама, химик, работавший в НИИ, стала шить, хоть какое-то подспорье. Папа занялся ремонтом.
Мы, молодые, конечно, были беспечны.
Нам хотелось любить. Хотелось быть счастливыми.
Но как-то у меня в то время любовь и счастье не было связано с ранним материнством.
Я хотела ребёнка от Лёшки, да, конечно, но в перспективе. Через пару лет.
Когда мы отучимся, поженимся, начнём работать.
И он будет рядом. А не за десятки тысяч километров, в другой стране.
Мне было страшно. Очень.
Я не понимала, что будет, если я оставлю малыша.
На что я буду его содержать?
Сидеть на шее у родителей?
Нет, если бы Лёшка тогда сказал мне — рожай, я буду помогать, я женюсь на тебе, мы будем вместе, когда я смогу вернуться — я бы родила без вопросов.
Но он сказал — решай сама.
Сама!
У моей однокурсницы, Сашки Филипповой тётка работала в гинекологической клинике. Она сказала, что может с ней договориться. Меня приведут к нужному доктору и всё сделают. Бесплатно. И лежать там не надо будет. Утром приду, после обеда домой отправят.
Я до сих пор помню то своё состояние.
Ужаса, боли, и ступора.
Пустоты.
Вакуума.
Я ходила в институт, потом возвращалась, ложилась на кровать и лежала.
Маме говорила, что устала просто.
Хотя маме было особо не до меня — она тогда строчила по полночи, шила, ушивала, перешивала.
Тот день помню плохо. Холода наступили. Ранние заморозки, гололед. Я замерзла дико на остановке. Потом упала, поскользнулась, растянулась перед зданием института, еле смогла встать. А после третьей пары у меня открылось кровотечение.
- Аня, ты... ты же сама сказала...- Буянов версии две тысячи двадцать пять смотрит на меня потрясённо.
Сказала. Да.
Просто тогда мне было уже плевать. На него. На мою мечту о счастливой жизни с красивым мальчиком, в которого я влюбилась.
Мечту о том, как мы вместе будем учить нашего малыша ловить глазами солнечных зайчиков.
Вздыхаю. Собираюсь подняться
- Я пойду. Надеюсь, Доронин уже ушёл, аппарат президента ждать не будет.
- Аня, постой, подожди.
- Чего ждать, Лёш? Ну, правда? Столько лет прошло. На самом деле, я не держу на тебя зла, всё забылось уже. Всё это было давно и неправда.
- Неправда?
Вижу, как он сжимает челюсти, лоб хмурит, такое выражение лица, словно он переживает, страдает.
- Буянов, двадцать лет. Не делай вид, что ты все двадцать лет страдал.
-А если да?
- Ну, наверное, тогда могу сказать, что ты дурак. Прости.
- Если ты не делала аборт, то…
- У меня был выкидыш. Всё? Или допрос продолжишь?
- Извини... Аня... Правда, прости меня, я…
- Да я простила уже, Лёш. Давным-давно.
Простила, отпустила, дверь закрыла, ключ выбросила.
