Закон Моисея (ЛП) - Хармон Эми

Я слегка проявила нетерпение. Мой отец всегда говорил, что когда ты работаешь с людьми или животными, проявление нетерпения — худшая ошибка, которую ты можешь сделать. Но я выросла слегка самонадеянной. Лаки давал мне свою голову, и я хотела всего остального. Я сжала в кулаках его гриву и вытянулась всем телом так, чтобы мой живот слегка касался его сбоку. Он оставался неподвижным, дрожа от волнения, и я чувствовала, как эта дрожь эхом отдавалась в моем желудке, предвкушение охватило все мое тело, делая меня глупой.

— Мы же друзья, не так ли, Лаки? — прошептала я. — Давай немного пробежимся. Всего лишь маленькая пробежка.

Он не отстранился, и я приняла кратковременное замешательство за согласие. Одним быстрым движением я взобралась на него, и как только моя попа ударилась о его спину, наша связь разорвалась, и мои внутренности сжались от понимания, что он не готов. Но было уже чертовски поздно. Я сидела верхом, вцепившись руками в гриву. Со мной все было бы в порядке, реши он скинуть меня. Я знала, как правильно падать. Вместо этого он бросился вперед, мчась по полю вместе со мной, прижатой к его спине. Мы перемахнули через забор, разделяющий наши земли и участок Джин Пауэлл, и я сделала все возможное, чтобы наши тела стали одним целым, но это было невероятно тяжело — оставаться верхом на лошади без седла. Они гладкие, лоснящиеся и сильные, и мои бедра просто вопили от усилия, чтобы удержаться верхом на коне. Мы перепрыгнули еще один забор, и я осталась сидеть, но мои руки дрожали, и я была напугана тем, что Лаки может навредить себе. Лошади ломают ноги, и это не просто быстрая поездка в отделение скорой помощи, большой гипс и костыли. Это конец. Я думала не о себе. Я думала о том, как сильно я ошиблась в своем решении, и как далеко толкнула его. И я не знала, как это исправить.

После третьего прыжка через забор он приземлился жестче, и я начала соскальзывать. Я ругалась такими словами, которые в жизни не произносила, изо всех сил дергая Лаки за гриву и пытаясь выровняться. Но это не остановило мое падение, и я сильно ударилась о землю. Моему плечу и бедру досталось больше всего, когда я грохнулась, уставившись в голубое небо.

Если бы я не была занята попыткой втянуть воздух в мои легкие и вернуть к жизни конечности, то могла бы заметить, где я находилась. Только когда Моисей присел на корточки рядом со мной, вглядываясь в мое лицо, я осознала, что Лаки сбросил меня.

Он не спросил, все ли со мной в порядке. Какое-то время он вообще не произнес ни слова. Мы просто смотрели друг на друга, и я обратила внимание, что его дыхание было таким же затрудненным, как и мое. Было приятно думать, что он бежал, чтобы убедиться, не смертельно ли я ранена.

— Ох, блин, — вздохнула я, пытаясь сесть.

Моисей откинулся назад и наблюдал, как я стряхивала грязь со своего правого бока и морщилась, когда проводила рукой по плечу, от которого почти до локтя тянулась царапина. В остальном же все было в порядке. Ничего не было сломано, но я точно знала, что завтра все будет адски болеть. Отряхивая себя сзади и вглядываясь в горизонт, я встала на ноги без какой-либо помощи со стороны Моисея.

— Ты видел, куда он убежал? — спросила я, бросив взгляд в сторону поля.

— Нет, — в конце концов ответил он. — Я был слишком занят, наблюдая за твоим падением.

— До этого я немного скакала верхом на нем, — произнесла я в свою защиту. — Мы перепрыгнули два забора.

— Для тебя это нормально?

— Что именно?

— Ездить верхом без седла, мчаться сломя голову на лошади, которая явно не хочет, чтобы ее объезжали.

— Он дал мне свою голову. Я посчитала, что он готов. Я ошиблась.

— Дал свою голову?

— Да. Не важно. Это конный термин. Когда лошадь позволяет контролировать свою голову, тяни ее, чтобы контролировать тело, двигайся в этом направлении и все, она — твоя. Но Лаки никто не объезжал. Необходимо еще немного времени, чтобы добиться его расположения.

Моисей сжал губы и насмешливо приподнял брови, и на минуту я подумала, что он собирается засмеяться. Казалось, я производила на него такой эффект.

— Заткнись, — произнесла я.

Он засмеялся, как я и предполагала.

— Я ничего не сказал!

— Но ты подумал об этом.

— О чем?

— О чем-то грязном. Я могу видеть это по выражению твоего лица.

— Не-а. Это не грязь. Просто я черный.

— Ха-ха.

— Тебя никогда не скидывали?

Он поднялся на ноги и встал рядом со мной.

— Меня скидывали множество раз, — отрезала я, отвернувшись.

Я начала идти в том направлении, откуда появилась, решив не бродить вокруг в поисках Лаки, а вернуться обратно, взять грузовик и колесить по окрестностям, пока не найду его.

— Это ты пытаешься сделать со мной? Ты хочешь, чтобы я так же, как лошадь, дал тебе свою голову? — он произнес мне вслед.

Я остановилась. Моисей никогда не давал мне много. Я подталкивала его день за днем, неделя за неделей с тех пор, как он разрисовал мою комнату, так же, как я подталкивала Лаки. Лаки приблизился, Моисей — нет.

— Ничего мне от тебя не надо, — солгала я.

— Поэтому ты приносишь мне ланч каждый день, шпионишь за мной и приходишь домой к моей бабушке каждый вечер.

Я почувствовала себя, будто снова падала. Но на этот раз вред был нанесен не моему плечу. Мое сердце болело так, словно я получила удар копытом в грудь.

— Мне не нужна твоя голова, Моисей. Просто я думала, может, тебе необходим друг.

— Я не позволю тебе залезть в мою голову, Джорджия. Ты не захочешь видеть то, что творится в ней.

— Хорошо. Просто прекрасно. Тогда я позволю заглянуть в мою, — произнесла я, поворачиваясь к нему.

Не знаю, куда делась моя гордость. Мне бы следовало плюнуть на него и послать к черту, а не раскланиваться перед ним.

— Что-то мне подсказывает, что в твоей голове ничего нет. Я видел, как тебя ударили и скинули, и думаю, ты вернешься за добавкой, как только найдешь свою лошадь.

— Пошел ты в задницу, Моисей.

— Это первая сказанная тобой вещь, которая меня заинтересовала.

Я ахнула от изумления, и он рассмеялся. Снова. Я знала, что он пытался рассердить меня и заставить убежать в слезах. Но я была не из плакс. Он был прав лишь в одном. Я могу получить удар и быть сброшенной, но я вернусь за добавкой.

Поэтому я сделала то, что до этого никогда не совершала. Я развернулась и пошла обратно в его сторону, взяла в ладони его лицо и жестко поцеловала. Возможно, это был самый худший поцелуй в истории злых поцелуев. Это было ужасно. Прежде я никогда никого не целовала, мои губы были сжаты в жесткую линию, глаза крепко зажмурены, а руки также цепко сжимали его лицо, как до этого сжимали гриву Лаки.

Он отстранился, но не слишком далеко, и его резкое дыхание касалось моих губ.

— Осторожней, Джорджия. Тебя могут скинуть.

— Ах ты сукин…

А затем его губы вернулись, поглощая мои слова злости, и я почти тотчас забыла, какой же он придурок. Он не был нетерпеливым или напористым, или грубым — не как я. Он не торопился.

Одной рукой он придерживал мою голову, а другой провел по изгибу моей талии и положил на поясницу. Но когда я попыталась взять инициативу на себя, он прикусил мою губу.

— Остановись, — с шипением произнес он. — Позволь мне вести.

И я позволила.

Он вел меня по кругу снова и снова, вверх и вниз, пока мои ноги не превратились в желе, а глаза не закатились, и я прислонилась к нему, потому что не было сил держаться на ногах.

Но когда он поднял голову и тихо засмеялся, я с трудом открыла отяжелевшие веки и медленно вернулась на землю.

— Ну и ну…

Стряхнув туман в голове, я повернулась и увидела точку, за которой Моисей следил глазами.

Лаки прогуливался по полю, будто вовсе не напугал меня до смерти.

— Видишь? В тот момент, когда ты перестала преследовать его, вот тогда он захотел тебя. Он ревнует и думает, что ему нашли замену.

Наши взгляды столкнулись. Отстранившись от него, я попыталась вести себя так, будто меня целовали сотни раз сотни разных парней.