Конечно, это не любовь (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна

— Мы разговорились, продолжил Невилл, — я поделился сомнениями, а он мне сказал: «Их очень мало остается. Рано или поздно они попадают к нам».

— К ним?

— Он не уточнил, перевел разговор в другое русло. Но… — Невилл нахмурился, — мне это не нравится. Я уже молчу про Статут, к троллям его. Но детям это ломает жизнь. Если магии не учиться, она начинает разрушать душу.

— Мне это тоже не нравится, — согласилась Гермиона и вернула Невиллу второй список, а первый убрала в сумочку. — Я попробую разобраться в этом.

И она действительно попробовала. Чувствуя, что не стоит задавать прямых вопросов, порылась в архивах, точно не зная, на что обращать внимание, подняла криминальную хронику, отсмотрела записи воспоминаний о нескольких закрытых судебных процессах.

Почти месяц осторожных поисков не дал никакого результата, и тогда Гермиона была вынуждена обратиться к помощи Невилла — тот сумел достать копии аналогичных списков за прошлые годы. Все двухтысячные Гермиона отложила в сторону — тем, кому в это время исполнялось одиннадцать, сейчас не больше двадцати двух-двадцати трех, вероятность того, что они успели засветиться в сводках ДМП минимальна. С девяносто пятого по девяносто восьмой не стала даже просматривать — в волшебном мире было неспокойно, половина тех, кто не приехал в Хогвартс, просто не получили письма или поступили на первый курс несколькими годами позже.

В период с девяностого по девяносто пятый до Хогвартса не доехало восемь детей. Гермиона выписала их фамилии на отдельный лист бумаги, а потом решила добавить еще двоих, из прошлых лет, чтобы работать с круглым числом. Восемьдесят девятый оказался удачным — в списке отсутствовал только Лестрейндж, но он учился в Дурмстранге. В восемьдесят восьмом таких оказалось трое, но только один — с незнакомой и, видимо, маггловской фамилией. А подвинув к себе свиток, озаглавленный «Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой», Гермиона со свистом втянула в себя воздух — и медленно выдохнула. В этот год в Хогвартс не поступила одна девочка — некая Э. Холмс.

Гермиона отодвинула от себя свиток и попыталась успокоиться — Холмсов в Британии, конечно, меньше, чем Эвансов и Браунов, но все-таки достаточно много. Вероятность того, что Э. Холмс имеет к Шерлоку и ее семье какое-то отношение, минимальна. Была бы, если бы не тот факт, что именно в этом году Холмсы переехали в Кроули откуда-то с северного побережья. Гермиона сложила руки перед собой в любимой манере Шерлока и задумалась. Когда она гуляла по его голове, она наткнулась на удаленные детские воспоминания. Шерлок говорил, что сам стер их, и Гермиона не сомневалась в этом, но теперь, учитывая наличие Э. Холмс, не могла отбросить мысль о том, что Шерлок должен был удалить эти воспоминания очень давно. Еще до их знакомства и до постройки Чертогов разума. Майкрофт как-то говорил, что у Шерлока есть все причины быть замкнутым социопатом и упоминал, что всегда беспокоился за его душевное равновесие. Гермиона не расспрашивала его, считая, что не стоит лезть в семейные тайны и дела, и сейчас жалела об этом.

Она знала, что в детстве Шерлока произошло что-то страшное, из-за чего он и избавился от воспоминаний. Но что, если это сделал не он? Что, если ему подчистили память? Стерли воспоминания о волшебнице Э. Холмс, его близкой родственнице, скорее всего — сестре.

Гермиона сгребла все свои бумаги и наработки, засунула в защищенный мощными чарами ящик стола, наложила дополнительную защиту — и порталом переместилась на улицу.

Уже вечерело, так что она не стала плутать по территории британского маггловского правительства, а направилась сразу же к дому Майкрофта Холмса. Зная его, не стоило ожидать, что он вернется рано, так что Гермиона прошла в гостиную и расположилась возле камина. Читать не было ни сил, ни желания, поэтому она достала из сумочки телефон, включила его и принялась бесцельно водить по экрану, но постепенно задремала.

— Весьма неожиданный визит, — голос Майкрофта вырвал ее из полудремы спустя нескольких часов.

— Добрый вечер, Майкрофт, — кивнула Гермиона, — извини за вторжение, но я не могла ждать.

— Надеюсь, — ноздри Майкрофта дернулись, губы побледнели, — речь не идет о моем брате.

— Не в этот раз, — успокоила его Гермиона. — Майкрофт, мне нужно знать, кто такая мисс Э. Холмс семьдесят шестого года рождения.

Майкрофт пошатнулся и был вынужден опереться на зонт-трость. Впервые Гермиона видела, чтобы он потерял самообладание и змеиное спокойствие.

— Наша сестра, — произнес он хриплым, как будто больным голосом.

— И где она?

Майкрофт медленно, словно сомневаясь в каждом движении, подошел к свободному креслу, опустился в него, и только после этого ответил:

— В Шеринфорде.

Гермиона наморщила лоб и потерла переносицу. Название было смутно-знакомым, но она не могла сказать, где и когда слышала его. Она уже собиралась спросить, что это такое, но ее отвлек болезненно-знакомый страшный звук — тихое звяканье часов. Шерлок снова был в смертельной опасности.

Гермиона застонала вслух и закрыла глаза. После его отъезда она приобрела несколько европейских порталов, но даже с их помощью не могла найти его — слишком большое расстояние их разделяло.

Майкрофт понял значение звяканья сразу, дернулся было за своим телефоном — и не достал. Он тоже не знал, где находится его брат.

— Мы можем что-нибудь предпринять? — спросил он спокойно, как будто говорил о погоде.

— Если я буду знать хотя бы примерное местоположение. Страну, местность — что угодно. Я не могу перемещаться на несколько сотен миль, — ответила Гермиона, но в этот момент ее (Шерлока) телефон засветился и зажужжал. Гермиона схватила его, неловко ткнула пальцем в экран, со второго раза попадая по надписи «Одно сообщение», и тут же подскочила из кресла. Шерлок написал именно то, что было нужно: «Беларусь».

Конечно, это не любовь. Глава 31.1

Террористы, составлявшие большую часть сети Мориарти, к сожалению, были куда меньшими идиотами, чем полиция, которая их пыталась ловить. Так что обезвреживание групп оказалось даже более сложным делом, чем предполагал Шерлок. Он начал игру с поиска связей тех киллеров, которые должны были убить Джона, Лестрейда и миссис Хадсон — вызванные из разных стран, не знакомые друг с другом, они были едва заметными кончиками нитей из разных клубков.

Первой поддалась балтийская группа — менее чем через месяц Шерлок вышел на старичка-коллекционера, участника большой наркоторговой сети, а по совместительству агента Мориарти. В дела наркобизнеса он лезть не собирался — это махина, которую одному человеку не перевернуть, — поэтому сумел подобраться близко, не вызвав подозрений. От него ниточка потянулась дальше.

Это была выматывающая, тяжелая, болезненная игра, мало похожая на обычные игры с преступниками, даже такими, как сам Мориарти. Стоя на крыше рядом с врагом, Шерлок уверенно заявлял, что он, хоть и находится на стороне ангелов, сам — отнюдь не один из них, но в первый же месяц понял, что ошибся.

Он был консультирующим детективом, играющим в раскрытие преступлений и радующимся очередному трупу как новой загадке, а теперь был вынужден стать ликвидатором. Агентов Мориарти нельзя было просто передавать в руки властей, их нужно было уничтожать, «выжигать каленым железом», — цитируя Поттера. Требовалось либо физическое устранение, либо публичное разоблачение, после которого агенты не смогли бы вернуться к подпольной работе и избежать правосудия, даже предложив правоохранительным органам большую взятку.

До сих пор Шерлок убивал всего несколько раз, спасая свою жизнь, и однажды — вытаскивая Ту Женщину, и никогда — в таких масштабах.

Меняя имена и документы, заводя подчас очень странные знакомства, Шерлок успешно избавлялся от людей Мориарти, при этом не попадаясь на глаза полиции тех стран, в которых работал. Его скачки по западной и восточной Европе напоминали петляния бешеного зайца — опасаясь, что его действия могут просчитать, он перемещался произвольно, игнорируя законы логики. Не желая рисковать напрасно, он в рекордно-короткие сроки научился менять свой облик, внешность, манеры. Более того, он научился маскировать свою идеальную осанку выпускника Итона, поставленную на занятиях танцами и верховой ездой и вечно выдававшую его в трущобах Лондона, и не делиться своими наблюдениями и замечаниями с окружающими людьми. Джон был бы доволен последним пунктом.