Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга

— Значит, едем все? — выдал Логан, непонятно к чему.

Пришлось спросить. Оказалось, Бьянка выкупила несколько мест на экскурсию в последнюю неделю февраля и убеждала Аманду присоединиться к ним. Отец своим рассказом явно разбередил её любопытство, хотя ехать надо было раньше, пока слоны не родили, а в феврале детёныши будут уже слишком большими. Может, сейчас мы ещё застанем хоть одну самку беременной, хотя шансов мало…

— Да там всё раскуплено, — пожала плечами Бьянка. — Пришлось брать последние места и в среду. Выходных вообще нет. Они теперь только с рейнджерами в парк пускают, чтобы слонов не тревожили.

Ну в среду, так в среду. Всяко веселее, чем корпеть над проектом, да и Аманде за месяц осточертеет сидение дома.

Мы простились с ребятами у машин. Отец молча посадил собаку в багажник. Я всё подбирала слова, чтобы объяснить Аманде наш незапланированный отъезд.

— Давай поедем домой. Я заберу коробку с рисунками и вещами с собой. Хочу завтра всё спокойно отснять.

Аманда посмотрела через моё плечо на отца.

— Я уже сказала папе, — опередила я её вопрос.

Солнце начинало садиться, когда мы покидали Салинас. Я знала, что Аманда жмурится даже за тёмными стёклами очков. Для меня солнце было полбеды, я глядела на свои сцепленные пальцы, счищала с ногтей апельсиновую желтизну и думала, как начать разговор. Багажник был завален собранными наспех апельсинами, а моя голова разрывалась от глупых ненужных слов.

Тишина не давила. Аманда слушала ток-шоу. Обсуждали неприятие родителями девушки её мексиканского парня. Мой мозг включился лишь на фразе одного из звонившего:

— Я гей, и хоть мы оформили отношения официально и даже усыновили ребёнка, мои родители и его, кстати тоже, не приняли нас и, наверное, уже никогда не примут. Но мы пытаемся наперекор горечи разрыва с родственниками быть счастливыми. Ведь главная цель в жизни — стать счастливыми, и глупо отказываться от счастья, когда оно у тебя уже есть, чтобы соответствовать родительским идеалам. Быть может, в двадцать я этого ещё не сознавал, но в сорок никто не убедит меня в обратном.

Ведущая поблагодарила за звонок и пустилась в собственные размышления:

— Родительская любовь очень важна, но когда она именно любовь, а не доминирование. Что же за совет мы в итоге можем дать нашей девушке? Мне тяжело подобное говорить, но ей всё же придётся прервать с кем-то отношения: либо с любимым, либо с родителями. Для меня намного важнее, с кем ты проводишь вечер, разве не так? Мы только что получили сообщения от Миранды. Она пишет, что её мексиканская семья не желала принимать её выбор чёрного мужчины, и лишь бабушка поддержала внучку в решении выйти замуж наперекор родительской воли. Сейчас у них с мужем уже трое детей, и родители смирились с её выбором и открытого противостояния больше нет. Спасибо, Миранда, что поделились своей дающей надежду историей. Мы, как родители, должны любить детей всегда, а не лишь тогда, когда они соответствуют желаемому нами образу. Выбор партнёра всегда тяжёл, и дело не только в разном цвете кожи или религии. Сюда примешивается образование, деньги и всё остальное… Мы всегда считаем кого-то недостойным наших детей. Отсюда вырастает расизм. И мы должны выпалывать из души сорняки, пока они не убили полностью нашу душу.

К счастью, не пришлось переключать, в программе поставили песню в ожидании следующих звонков.

— Знаешь, мать приезжает через неделю.

Я вздрогнула, вот и разговор.

— В театр решила сходить. Чувак есть такой, пианист и актёр. Он создаёт моноспектакли, перевоплощаясь в разных композиторов, играет их музыку и рассказывает биографию. Мы смотрели у него про Шопена и про Берлинга. Сейчас он поставил спектакль какой-то пианистки, она рассказывает про свою мать. И моя загорелась. Я сказала, что пойду только с тобой. Она купила три билета.

Это и всё? Аманда сообщила о матери пустым отрешённым голосом, по которому нельзя было судить о содержании их разговора.

— А что ты раньше не сказала? — пришёл мне на ум спасительный вопрос. Может, мать ещё и не звонила по поводу Майка.

— Да как раз сегодня, — бросила Аманда. — Я ей сказала, чтобы гостиницу сняла. У нас нет места.

— Я могу уехать к отцу…

— Нет! — закричала Аманда и, к счастью, не нажала на скорости на педаль тормоза. — Я не хочу оставаться с ней наедине. Я не хочу нравоучений. Не хочу. Ты пойдёшь с нами в театр и куда бы она меня ни потащила. Только с тобой. Обещаешь?

Я кивнула и больше ничего не сказала. Стив приедет раньше матери Аманды. Пусть сам и рассказывает о Майке. Хватит всё вешать на меня. Я уже и так чуть с отцом не поругалась.

Глава пятьдесят пятая "Ещё немного, ещё чуть-чуть"

Календарные дни за окном сменялись быстрее моих календарных страничек на мониторе. В понедельник я едва дотащилась до подушки, но зато во вторник у меня начали пробиваться крылья, потому что преподаватель одобрил мои фотографии и карандашные эскизы вёрстки. Оставалось приклеить одно место к стулу дня на три, чтобы потом взмыть к небесам. Нам выставили оценки за все сданные проекты, и впервые я не потеряла ни одного балла. Весь интенсив прошёл в бреду, и я из последних сил вытягивала себя вверх, стыдясь результатов прошлого семестра. Сейчас я парила высоко над проблемами, чтобы их пары не испортили рабочего настроя. В четверг курс завершался обещанным обедом в кубинском ресторане, и нам давалась отсрочка до следующего вторника, чтобы отослать преподавателю файл календаря. С каждым часом этот срок всё больше начинал казаться неимоверно близким, руки неуклюжими, глаза слепыми… Для меня. Аманда наоборот являла собой воплощение спокойствия. Вставив в уши наушники, она даже что-то мурлыкала под нос, весело тормоша на коврике мышку.

Работа над календарём позволяла молчать, и я уже не особо ругала себя за то, что утаила от Аманды не только разговор с отцом, но и беспокойство Стива. В понедельник я ещё пыталась улучить минутку для разговора, боясь, что Стив не выдержит и всё же решит обсудить с названной сестрой сложившуюся ситуацию. Однако Аманда была слишком поглощена изучением содержимого привезённой мной коробки, что реально не слышала моих жалких потуг начать разговор о матери. Лишь во вторник утром, когда Аманда решила разбудить соседей соковыжималкой, я сумела выговорить:

— Твоя мать, когда звонила отцу, чётко заявила, что ты переезжаешь к ней сразу после родов. Ты сказала ей, что это не так?

Я встала в позу детектива, уперев руки в бока и прищурив глаза. Аманда продолжила спокойно процеживать сок и, лишь когда протянула мне стакан, ответила:

— Пока это так.

В её голосе напрочь отсутствовали эмоции, будто не было того истерического крика в машине, когда она сообщила мне о предложении матери. Я вновь лишилась дара речи, и если бы сама Аманда не решила продолжить разговор, на нём можно было бы ставить крест. Она отхлебнула из стакана и, вернув его на стойку бара, произнесла:

— Я не хочу ехать, но пока у меня нет выбора. Возможно, я сумею выиграть неделю, не сообщив ей, что уже родила, но потом она приедет. Я могу тянуть сколь угодно долго, даже до июня, если ты согласишься терпеть меня и ребёнка, но потом я либо должна повернуться к матери спиной, либо выполнить то, что она требует. Я пока не знаю, как сделать первое. Даже если найти удалёнку, если даже уехать куда-то из долины и снять дешёвую студию, мне не хватит на жизнь. До конца августа я не имею доступа к своему счёту, и я понятия не имею, сколько оставил мне отец. Я в лоб спрашивала мать, и она специально молчит.

Аманда вновь подняла стакан с соком. Мой оставался нетронутым.

— Пей, — приказала она, когда я уже начала говорить, но я не замолчала:

— Отец не хочет, чтобы я жила одна, и если мы его попросим…

— О чём? — не дала мне договорить Аманда и демонстративно распахнула дверцу холодильника.

— Чтобы он сказал твоей матери, чтобы ты осталась здесь, со мной.