— Папа! — уцепившись за шею, Ник запрыгивает верхом мне на спину.
Всё остальное сразу уходит на второй план. Сердце ликующе пританцовывает в груди.
— Иди сюда, — аккуратно спускаю его.
Удерживая за руку, обвожу сбоку от себя, расставляю ноги, чтобы сын мог подойти как можно ближе. Никита тут же снова обнимает, трётся щекой о щетину, прикладывает голову к плечу.
— Папа, а когда ты меня уже заберёшь? — шепчет он.
— Скоро, родной. Скоро, — глажу его по затылку. — Я нашёл тебе нового друга. Точнее подругу. Будем знакомиться? — спустив одну ногу на ступеньку ниже, усаживаю сына на колено.
— Девчонка? — фыркает Никита.
— Ага. Ей нужно сильное мужское плечо. Ты как? Справишься с этой сложной задачей?
— Я не знаю, — немного смущается он.
Набираю Маришку сразу по видеосвязи. На экране появляется бледная детская мордашка, а рядом с ней Катя. Машут нам с Ником ладошками.
— Мариш, как и обещал. Знакомься. Никита, —представляю сына.
— Привет, — улыбается девочка.
Ник немного теряется и молчит. Смешной такой. То важно фыркал, а теперь девочку застеснялся.
— Ты чего молчишь? — Марина берёт инициативу на себя. — Никита, сколько тебе лет?
— Пять, — он всё же решается ответить.
— Такой маленький, — хихикает Маришка. — А мне девять.
— Я не маленький, — Ник тут же расправляет плечи и задирает нос.
Отдаю ему трубку. Между ними завязывается диалог. Я не влезаю. Мне так офигенно просто быть с ним, смотреть, как он улыбается. У Никиты такие же ямочки на щеках, как у меня. Волосы вечно растрёпаны. Надо бы отвести его в барбер, немного подстричь. Забирать только отсюда нельзя. Опека не дала разрешение на прогулки вне детского дома.
Никита с упоением рассказывает Маришке про свою любимую игрушечную машинку. Она в ответ делится с ним впечатлениями о последнем просмотренном мультфильме. Прощаются, обещая друг другу позвонить ещё.
— А почему она в больнице? — спрашивает Никита, снова забираясь ко мне на колено.
— Болеет сильно потому что.
— Ей там болючие уколы делают?
— Делают. Ник, расскажи мне, чем вчера занимался.
Он задумчиво стучит пальчиками по подбородку и начинает перечислять: проснулся, почистил зубки, сделал зарядку, покушал кашу и хлебушек с маслом… Я жадно слушаю и тихо ненавижу всех, кто нас разлучил.
—… а когда ты меня заберёшь, можно я больше не буду есть кашу с комочками? Она бе какая невкусная.
— Можно, — улыбаюсь ему. — Сам терпеть не могу кашу с комочками.
К нам выходит воспитательница. Это означает, что время свидания подошло к концу. Никита тут же снова бросается мне на шею, прижимается всем тельцем, носом тычется в шею.
— Не уходи, — шепчет он.
— Я ещё приеду, Ник. И буду звонить, — пытаюсь его отцепить, а он ни в какую. Ещё и ногами умудряется как-то цепляться.
— Нет, нет, я не хочу. Не уходи!
Это обратная сторона наших свиданий и созвонов. Его слёзы и страх. Каждый раз мой сын боится, что я больше не вернусь.
— Папочка, пожалуйста, — хнычет он. — Не уходи.
— Ник… — закрыв глаза, глубоко вдыхаю, собираясь с силами. Напрягаю руки и отстраняю сына от себя. — Никит, посмотри на меня, — сам вытираю ему слёзы. — Я прямо сейчас работаю над тем, чтобы тебя забрать.
— Давайте мне, Роман, — к нам подходит воспитательница и тянет руки к Нику.
— Я не хочу! Не хочу! Не хочу! — малой качает головой.
— Никит, ты же мужчина. Соберись, — так себе аргумент, но ничего другого мне в голову сейчас не приходит.
— Нет. Я маленький! Не уходи! Па-па, — плачет он, пытаясь оттолкнуться от воспитателя.
Она уносит его на руках, а я так и сижу на ступеньках, чувствуя себя предателем. И не приезжать не могу. Тогда Никита точно станет думать, что я его бросил.
Тяжело поднявшись, отряхиваю штаны, опускаю тёмные очки с головы на переносицу. В ушах всё ещё стоит его плачь. Даже долбящий по всем фронтам пульс не заглушает.
Иду к выходу и, как дурак, повторяю про себя одну и ту же фразу:
«Я заберу тебя, Ник. Обязательно заберу»
В такси фоном слушаю радио, настраиваясь на беседу с бывшим начальством.
В конторе меня ждёт временный пропуск. Знакомые парни жмут руки, задают вопросы и понятливо кивают, не получая ответов.
Мне теперь не нужны никакие лишние телодвижения, чтобы попасть в этот кабинет. Захожу. Оказываюсь в узкой, но светлой секретарской.
— Добрый день. Проходите, Роман Максимович, вас ожидают, — дежурным тоном говорит секретарь.
Толкаю деревянную дверь. У подпола тоже тут ничего не поменялось. Да и он сам с нашей последней встречи совсем не изменился. Хороший мужик. У меня лично к нему особых претензий нет. Над ним стоят те, кто принимал решения. Если бы не подчинился, слетел с должности, а меня бы всё равно заюзали в этой истории. Так что пусть лучше будет он. Относительно свой.
— У сына был? — считав моё настроение, Матвей Степанович тянет руку через стол.
— Был, — пожимаю шершавую ладонь. — Что там с моим разрешением?
— На вот, почитай пока, — протягивает мне лист бумаги с чуть растянутыми, убегающими вверх строчками. Генеральским почерком написано всё, что я требовал.
«Гарантийное письмо…» — и далее по тексту про сына, про снятие обвинений. В конце подпись, дата, печать.
— Надо же, как я ему стал нужен, — не перестаю злорадствовать.
Матвей Степанович кладёт передо мной ствол. Мой. На нём гравировка с коцаными буквами. Провожу по ней пальцами. На губах появляется жёсткая ухмылка.
— Товарищ подполковник, кто сейчас держит донорский рынок в нашей стране? — перехожу к делу.
— Так, Бероева же ещё при тебе убрали. После этого больше никто в поле зрения не попадал.
— Понял. Погнал работать, — поднимаюсь со стула.
— Рома, подожди. Новости будут? Что сказать генералу? — Матвей Степанович поднимается вместе со мной.
— Скажите, что мне нужен доступ ко всем счетам клиники, в которой лежит маленькая сестрёнка Екатерины Шалиевой. Пока всё. Как только у меня будет чуть больше данных, состряпаю вам отчёт, как в старые добрые времена, — скалюсь в улыбке.
— Язва же ты, Суворов. Так и будешь нас теперь за это носом тыкать? Работаешь же. Пусть и неофициально.
— Конечно, буду, товарищ подполковник. Должен же я получать хоть какое-то удовольствие от процесса.
Глава 16
Роман
Из кабинета подпола сворачиваю в тир. Расстреливаю две обоймы, представляя на месте мишени сначала голову генерала, потом — Магомеда Шалиева. Заглядываю к знакомым парням в спортивный зал. Напрашиваюсь на спарринги. Очень надо заебаться и выспаться сегодня ночью.
Даю себя повалять, потом отрываюсь на них.
Потные и довольные, садимся на скамейку отдышаться. Парни делятся разрешёнными новостями, травят анекдоты. Офигенно так. Будто домой вернулся.
После душа бьём по рукам, и я двигаю на выход. Всё тело приятно гудит после нагрузки. Жалко, мотоцикла здесь нет. Я бы сейчас погонял пару часов по сумеркам. Но вместо байка такси от ближайшего магазина. В руке бутылка тёмного пива, в зубах сигарета с разрешения водителя.
Не могу сказать, что сильно полегчало. После свиданий с Никитой не отпускает долго. Я злопамятен. Его детские слёзы никому не прощу. И Маришку с Катей надо спасать.
Так. На хер всё из головы. Иначе сейчас опять вместо сна буду схемы рисовать и считать баранов, глядя в потолок.
Мне номер сняли в том же отеле, но я свободен до утра и еду на съёмную квартиру, в которой живу с тех пор, как вышел на свободу. Она такая же пустая для меня, как и квартира покойных родителей. Нет привязки к месту, к вещам. Вечно пустой холодильник, минимум шмоток, чтобы удобно было собрать в пару сумок и двинуть куда-то ещё.
Грустно вздыхаю по тому супу, что так и не попробовал. Он, наверное, успеет умереть своей смертью, пока мы вернёмся. Сегодня даже есть не хочется, но после тренировки надо, иначе мышцам хана.
