Измени мне, любимый! (СИ) - День Иоанна

Туда, где наш общий финал: вместе растворились друг в друге и потом каждый — обещает возродиться заново.

— Лесёёнышшш…

Я вся еще по кусочкам. А в целое возродиться — никак. Какой-то сбой.

Шепот Олега. Такой знакомый, такой родной.

И понимание: он-то, этот шёпот, теперь совсем из другой жизни.

Как минимум, из жизни ДО — определенных обстоятельств, настигших меня утром в среду на пороге моего дома. И ДО появления доказательств, которые все еще лежат в моей сумке.

Вот наш секс — он был здесь и сейчас. Как всегда с Олегом — крышесносный.

А теперь я слышу — “Лесёёнышшш…” — и это уже другое, извините.

Обновление не происходит. Я застряла на прежней версии и в разобранном состоянии.

— Штоошшшш…Мой стриженый блондин больше не мой?

Оглядываюсь. Ямпольский предупредительно исчез. Не заметила когда, но надеюсь — уже давно.

Встала, встряхнулась, одернула, пригладила.

Олег повторяет, практически зеркалит — встал, встряхнулся, одернул, пригладил. Спрашивает:

— У нас с тобой ничего не закончилось. Иначе, что это было сейчас?

— Прощальный секс. Если хочешь — то, что было сейчас, можно назвать “прощальный секс”.

— Все было как всегда. Как ни с кем больше — только с тобой!

— Ммм… Как ни с кем больше — так себе признание, не радует!

— Не радует? Алеся, я не дам тебе развод. Никогда. Ты — моя жена. Поехали домой!

— Я это сегодня уже слышала. И мой ответ прежний — нет!

— Твое “нет” не помешало тебе получить сейчас удовольствие!

— Физическое! Моральное я получу, когда мои адвокаты доведут дело о разводе до конца.

— Ты — моя жена. И останешься ею.

— Я — твоя жена. Пока. И можешь уже себе заводить новую. Нас разведут быстро!

— Алеся, я не дам тебе развод. Никогда. Ты — моя жена. Поехали домой!

— “Алееееся, я не дааам тебе развоооод” — запиши на рингтон и поставь на контакт своей Новой.

На словах о Новой, (не)мой стриженый блондин улыбнулся, кивнул, как-будто с чем-то соглашаясь, развернулся. И вышел из переговорной и, надеюсь — из моей жизни.

Потому что я сегодня поняла главное последствие секса с еще своим (и физически и юридически), но уже выходящим за дверь из твоей жизни мужчины.

Последствие в том, что каких бы вы с ним звезд не нахватались, собрать себя теперь в кучку не получается.

Я вся еще по кусочкам…

Но я знаю, кто бережно и с любовью возьмет мой каждый отдельный кусочек, осмотрит, подправит, подбодрит, поддержит и соберет из этого набора пазлов лучшую версию меня.

Глава 22

Яська крутит в руках стакан с коктейлем. Стакан скользит по гладкой столешнице — влево, вправо, по кругу.

На своем скользком пути стакан встречает разные препятствия — небольшие, но регулярные.

И эти препятствия каждый раз переворачивают его прекрасный внутренний мир: уткнется ли он в кончик ножа или ручку вилки, наедет ли на оставленную на краю салфетку, ударится ли о солонку — его содержимое каждый раз встряхивает и коктейль по чуть-чуть смешивается.

Тяжелый гренадин от каждого такого потряхивания, назло силе всемирного тяготения, ползет вверх и текиловый рассвет превращается в багровое зарево.

Также и моя душа — она пылает. И потушить этот пожар может только краткосрочное изменение состояния сознания. Для этого мы с Яськой пришли в один из лучших баров города.

Здесь как и в любом подобном заведении есть барная карта. Но гений этого места в том, что пошептавшись с барменом, можно заказать уникальный и неповторимый, только для тебя смешаный коктейль.

Под твое настроение (вам, чтобы расслабиться? или планируете оттянуться по полной?); под твои ожидания (вам чего хочется — горечь, переходящую в ментол с шоколадом? или чтоб как после зефирки?); под твои предпочтения в выборе палитры вкусов (кислый, острый, ядреный или пряный) и ароматов (амбра, мох, розовая вода или чистый горный воздух)?

Человек за барной стойкой выслушает тебя, переспросит, уточнит, а потом начнется ольфакторно-гастрономическое волшебство. И только одно удручает и печалит: это удовольствие на один раз. Больше такого ты не выпьешь нигде и никогда.

Яська, откинулась в удобном кресле, выпивает уже третью порцию и продолжает из меня вытряхивать подробности.

— И так: секс с блондином теперь уже не “лучший в мире”? —

— То есть — секс с блондином? И все? Только секс с блондином — и больше тебя ничего не заинтересовало из моего двухчасового рассказа?

— Ну, все другое, как я поняла, Леськ, ты уже “порешала” — у измененного авторскими коктейлями сознания моей подруги крайне беззаботный взгляд на мир. И у темы секса в этом ее временно измененном мире — безусловный приоритет.

Собственно на теме секса — первого и, как водится, несчастливого — мы с ней и познакомились, и подружились. На первом курсе. Помню все — как вчера.

Кухня в студенческом общежитии. В центре Яся — на табурете и с гитарой — поет заунывные песни про несчастную любовь. После каждой песни небольшой технический перерыв — Яся рыдает.

Делает она это живописно: нескончаемый поток колерованных слез сопровождается заламыванием рук, закатыванием к потолку глаз, периодическим шмыганьем, дрожанием губ, стучанием зубов о стакан с водой, который добрые люди время от времени подносят страдалице со словами “ну-ка-выпей-ка-водички-легче-станет” и хорошо темперированными всхлипами и подвываниями.

Раз в час Яся прерывает пение и недолго, но с чувством голосит (мордовские плакальщицы тихо курят в сторонке) и каждый раз к началу этого дивертисмента подтягивается народ с других этажей (курсов, факультетов), так как это отдельный вид ритуально-драматического искусства.

Эпичности добавляет внешний вид героини дня, главный акцентом которого — ее волосы: рыжие, золотистого тициановского оттенка, спускающиеся густыми, блестящими и упругими локонами ниже колен. Волосы окутывают Яську светящимся коконом и являются главной декорацией спектакля.

Сама Яся невысокая и хрупкая — размером с полторы гитары. Но талантливый микс музыкальной, экспрессивной и визуальной частей выступления сделали ее образ цельным, а по истечении стольких лет — легендарным.

Сейчас эта история относится к университетской мифологии, но бывалые ее помнят, а новичкам рассказывают.

Концерт продолжался тринадцать с половиной часов и был посвящен девичьей невинности, отданной в порыве любви бездушному сердцу и неумелым рукам и прощанию с беззаботным детством.

Я тогда, хоть и видела Яську впервые, прониклась темой и продержалась с ней до конца выступления, воодушевленная силой ее духа и желанием рассказать миру свою историю. Подкармливала и подпаивала ее между песнями.

А вновь обретенная подруга делилась деталями истории в перерывах. Так я узнала, что скорбь ее совсем и не по утраченной девственности как артефакту, а о том, как это на самом деле произошло — “ожидание-реальность”: мол, цветок свой девичий сорвать дала, наслушавшись обещаний райских чувств и плотского блаженства, а вместо всего этого доселе невиданного получила кровь, боль и досаду.

Главный месседж: какая это вселенская несправедливость — мальчикам сразу рай и амброзии, а девочкам — как повезет. Ей в первый раз не свезло…

Поздно вечером, уставшая и успокоившаяся Ярослава подвела итог:

— Я сегодня могла бы разорваться на тысячу кусочков — так сильно мое сердце жаждало справедливости. Но я выбрала отдать этому миру свои эмоции — через музыку и слезы. Я отпустила и готова идти дальше. Ну и с ним — с этим крышесносным сексом — мы еще разберемся.

С тех пор мы “добавились” друг другу в жизнь и оказалось, что у нас есть все для настоящей дружбы: всегда на расстоянии одного звонка, не давить и не требовать, а просто быть рядом — если горе или радость. А еще у нас много чего в запасе: шопинг, путешествия, похвастаться “новым МЧ” (это по части Яськи) или пригласить обмыть повышение по службе (это больше про меня).