Сто причин родить от меня ребенка (СИ) - Марецкая Зоя

Сидим на кровати и смотрим друг на друга, как будто в первый раз увидели. И я очень доволен тем, что вижу в ее глазах.

– Я расстроилась из-за кресла. Оно было мне дорого, как память.

– Милок, а ты есть-пить будешь, или тоже голодаешь? – доносится до меня голос гостеприимной бабы Дуси. У нее настоящий праздник: очередной гость, которого можно покормить, к тому же опять молодой и холостой приезжий мужчина.

Одновременно оглядываемся на сладкую парочку.

Вахтанг делает круглые глаза. Смеется.

– Я? Голодаю? Да упаси Боже. Пить точно не буду, я за рулем. А вот от завтрака не откажусь. А то я только кофе с утра успел выпить, так к Гоги торопился. Угостишь меня завтраком, Гоги?

Я машу рукой:

– Я в отпуске. Главный повар у нас здесь баба Дуся. И, кстати, готовит очень вкусно.

Я машу рукой, мол, иди уже, оставь нас. Ваха улыбается во весь рот и кивает: понял, не дурак.

Довольная баба Дуся уводит Вахтанга к себе в квартиру. Надеюсь, не будут про нас сплетничать, ограничатся обсуждением «Пятидесяти оттенков серого». На Вахтанга, конечно, надеюсь больше.

– У меня для тебя есть подарки, – говорю я Зое. – Только мне нужно побриться и переодеться. Кто первый в ванну: я или ты? А потом буду наряжать елку.

Зоя Павловна

Он уходит бриться, оставив мне для изучения свой паспорт.

Пользуюсь предоставленной возможностью и разве что под лупой его не рассматриваю. И под лупой бы тоже рассмотрела, но лупы у меня нет.

Запоминаю наизусть и дату рождения (мой одногодка, телец, а я рак), и единственное место прописки (город Москва, Малая Грузинская улица – забавное совпадение), и даже группу крови (вторая отрицательная). Больше изучать и нечего: место рождения – г. Москва, штампа о браке нет, графы «Дети» пустые. Неинтересный какой-то паспорт. Впрочем, у меня у самой такой же. Без штампа и без детей.

С фото мне улыбается Варламов Георгий Иванович, молодой, симпатичный, безбородый, с чуть более длинной стрижкой, чем теперь носит. И глаза точно такие же, как сейчас, – внимательные и насмешливые.

Может ли паспорт быть поддельным? Если документ поддельный, получается, Ваха – сообщник, а не брат? И специально привез липовый паспорт, а сейчас разводит бабу Дусю? На что разводит? На оливьешечку и картошечку?

Или у меня уже паранойя началась?

А еще Гоша мне тетрадь принес. Обычную, тоненькую, в клетку. Скрученную трубочкой.

Внутри, на первой странице, размашистым мужским почерком написано: «Сто причин для Зои Лагутиной родить от меня ребенка». И тринадцать пунктов.

Прячу тетрадь под подушку. Не дай Бог глазастая баба Дуся увидит. Я же тогда со смущения умру. Я лучше потом почитаю, в одиночестве, когда никого не будет. Даже при Гоше читать не буду. Не хочу, чтобы он подглядывал за выражением моего лица.

Почему-то эта тетрадка воспринимается мной, как что-то глубоко личное. Хотя, по сути, она – всего лишь один большой прикол.

Но мне все равно очень интересно, что он там написал.

Георгий выходит из ванной гладковыбритый, посвежевший, в новой чистой домашней одежде. Останавливается в дверном проеме, смотрит на меня. Выглядит ужасно непривычно. Без бороды он не так похож на чурку. Таращусь на него, ничего не могу с собой поделать.

– Ну, как? Нравится? – по обычаю, усмехается он, при этом правая щека у него немного искривляется и подергивается.

– Специально побрился, чтобы быть на свой паспорт похожим? А я уже к тебе бородатому привыкла, – наконец, отлепляю свой взгляд от его лица. Встаю с намерением идти в ванну. Он стоит на пороге и не пропускает меня. И словно ждет от меня чего-то.

– Решил, что если я в отпуске, то нужно в себе что-то изменить.

Я привычно прикрываю ладонью рот и говорю первое, что приходит мне в голову:

– А я подумываю волосы остричь. Сложно ухаживать, да и надоело такую тяжесть на голове таскать.

Он аж в лице меняется.

–Заяц, не смей! Ты что! Такую красоту! Всей энергии себя сразу лишишь!

Я ехидничаю:

– Испугался, что не за что меня лапать будет, когда я сплю? Думаешь, я не знаю, чем твои шаловливые ручки занимаются, когда я в отключке?

Он ухмыляется.

– За мои шаловливые ручки не беспокойся, они всегда найдут, за что тебя полапать. Даже если обреешься наголо. Но я очень сильно расстроюсь, Заяц. У тебя очень красивые волосы. Дай мне тетрадку, мне в голову кое-что пришло. Я допишу пару пунктов, пока ты ванну принимаешь.

Искушение слишком велико. Вытаскиваю тетрадку из-под подушки, отдаю ему и под насмешливым взглядом Георгия иду мыться. Почему-то очень смущаюсь, но стараюсь не показать ему своей уязвимости.

Когда я училась в средней школе, а это было ужасно давно, уже больше двадцати лет назад, среди девочек нашего класса были очень популярны так называемые дневники. Так мы называли толстые тетрадки, в которых записывали всякие девичьи глупости: тексты лирических стихов и песен, глубокомысленные высказывания якобы знаменитых людей, секреты, кто в кого влюблен. Дневники оформлялись очень ярко: в них рисовались и вклеивались красивые картинки, вкладыши от жвачек. Особой популярностью пользовались различные анкеты. Читателям предлагалось ответить на стандартные вопросы о том, какая у тебя любимая книга, группа и песня, о чем ты мечтаешь, кто твой лучший друг и кто из твоего класса тебе нравится. Особым шиком считалось уговорить ответить на вопросы анкеты какого-нибудь мальчика, чтобы «разбавить» девичьи странички. Как правило, представители мужской половины нашего класса отвечали кратко и четко, без лишних сантиментов. На особо заковыристые вопросы частенько писали: «Не знаю». И вообще не отличались полетом фантазии.

Прошло два десятка лет, и сильно повзрослевший мальчик, который по возрасту мог бы учиться в моем классе, принес мне тетрадку с десятью ответами на один и тот же глупый вопрос. Есть в этом что-то ужасно трогательное. Как будто то, что он там напридумывал, может как-то изменить мою или его жизнь.

Он почему-то решил мне написать какие-то нелепости, пришедшие ему в голову. А я почему-то решила их прочитать.

На этом воспоминания не заканчиваются. Они уносят меня в то время, когда мама и папа, молодые, веселые, еще были живы, когда самой большой моей проблемой в жизни была случайно схваченная «двойка» по литературе, когда на переменах в школе мы прыгали с сестрой «в резиночки», а пятиэтажки в поселке еще не были такими обшарпанными. Наоборот, они казались нам огромными и величественными.

Я стою под чуть теплым душем и беззвучно плачу. Прошлое ушло безвозвратно, но почему-то воскресает в моей памяти. И это больно. Но и прекрасно одновременно.

Когда я выхожу из душа, живая елка в единственной комнате чужой квартиры, в которой я временно существую, одуряюще пахнет зимой, новогодними чудесами и моим детством.

И все это – и мои воспоминания, и тетрадку с ответами на вопросы, и елку с запахом – притащил сюда он.

Георгий

Мы сидим на кухне и пьем горячий настой шиповника. Снегурочка делает вид, что смотрит в окно, а на самом деле исподтишка изучает мое лицо. Я изо всех сил делаю вид, что ничего не замечаю. Но ее взгляд действует на меня аналогично щекотке – мне хочется засмеяться и сказать, чтобы она прекратила.

– Ты голодаешь сегодня уже четвертый день, – вместо этого говорю я. – Как ты себя чувствуешь?

– Слабость, – вяло отвечает Зоя, прикрывая ладонью рот. – Утром трудно было встать с постели. А есть совсем не хочется, кстати.

– А мне наоборот, очень есть хочется.

– Ну так в чем же проблема? Иди к бабе Дусе в гости и поешь.

– Ты знаешь, я посмотрел сегодня утром в зеркало в ванной и подумал, что мне не мешало бы похудеть, – ухмыляюсь я. – Надо бы сбросить пару-тройку килограммов. Что-то я толстоват. Руки какие-то дряблые. Что скажешь?

Я провоцирую Зою, и она легко ведется на мои дешевые приемчики. Хмурится, но послушно смотрит на мои подтянутые руки, на плечи и грудную клетку. Я в хорошей физической форме, и жду не дождусь от собеседницы комплимента.