Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon"

Темный паркет, и идеально вычищен. Не решаюсь ступить еще шаг, разуваюсь, рассматривая интересные картины, на которых изображено некое пространство и геометрические фигуры. Стены тут бледно-кремового, совсем немного рыжего оттенка. Небольшая тумбочка, на которую я кладу свою сумку, и рассматриваю небольшой цветок-дерево, с огромными листьями темной зелени. Тут уютно. Мне нравиться.

– Если хочешь, можешь принять душ и лечь спать, – проговаривает Нильс, ступая за мной, и засунув свои руки в карманы брюк, нарочно рассматривая меня, как куклу.

– У меня даже вещей нет на ночлег. Ты уверен, что хочешь, чтобы я осталась? – растеряна. Поворачиваюсь к парню лицом, а он как будто ожидал этой речи.

– Снимай пальто и следуй за мной, – гремит приказ, четко отбиваясь в тишине, насторожив меня, как бедного зайца, ожидавшего волка.

Не хочу сомневаться, хочу его порадовать. Хочу, чтобы он увидел, как я стараюсь, хоть и сомневаюсь в каждом шаге. Я сказала сегодня то, что нужно было Нильсу, и пути обратного никогда не будет. Нельзя жалеть, хочу попробовать то, что мне предлагают, ведь слишком часто обманывала его. Пора смериться – ты его, Розали Прайс.

Поднимаюсь по ступенькам наверх, прямо за Нильсом. Его рука удерживает мою ладонь и от этого спокойнее. Его касания не вызывают страха, они нежные. Нильс открывает темные двери, заводя меня внутрь и включая неяркий свет.

– Это моя комната. Ты будешь спать со мной, – голубоглазый не спускает с меня взгляда, словно ожидая протеста, оспаривания или даже возмущения, но я лишь кратко киваю. Мне нравится спать с ним в одной постели, это всегда происходит неожиданно, но в его объятиях куда приятней засыпать, чем самой в холодной постели.

– Душ за той дверью, – кивает он в угол комнаты, и я медленно ступаю по комнате.

Тут лучше, чем в нашем блоке. Кровать, что стоит у него в комнате, я считала большой, но она не сравниться с той, что стоит в его доме. Черное постельное белье придает эффекта, и воспоминания нахлынули на меня, когда я каждый раз раскрывала глаза, оказавшись под тканью чернильного атласа. В стороне стоит огромный шкаф с книгами, и нет ни свободного местечка, чтобы там было пусто. На стенах весят фотографии, но я не могу их рассмотреть, так как стою слишком далеко. Но вижу портрет, большой, у противоположной стены с кроватью. На нем женщина. Она красивая, и ее голубые глаза слишком выразительно смотрят на меня, когда я делаю пару шагов к стене, заинтересовано разглядывая ее. Светлые русые волосы до плеч, теплая улыбка, что дарит горечь внутри меня. Он похожа на него.

– Это моя мать, – проговаривает Нильс, становясь слишком близко к моей спине. Разворачиваюсь к нему лицом, ощущая, как брови сдвигаются к переносице. Он хранит о ней не только воспоминания, но и портрет, что почти отображает ее живую натуру.

– Ты ее сильно любишь, – не вопрос. Нильс выдыхает, поднимая взгляд с меня на женщину, и сам начинает смотреть на нее, словно увидел впервые в жизни.

– Любил, Роуз. Есть потери, с которыми нужно смериться. Портрет висит для того, чтобы я не забыл ее образ, который постепенно мутнеет в моей памяти, – объясняет он, не боясь откровений, и я киваю, понимая его.

В моей гостиной тоже есть фотографии с родителями, но я их все еще не отпускаю и часто прячу от посторонних глаз на праздники, ненавидя обсуждения других людей. Мне не нравиться, когда они начинают обсуждать моих родителей, и еще больше не нравится, когда они меня что-либо спрашивают. Нильс убил горе в себе, но я этого не могу, сделать по сей день. Уважение к парню выросло в мгновение, и я ощущаю губы на макушке.

– Я могу спросить… о твоем отце? – спрашиваю я, покусывая губы, занервничав. Нильс удивленно вздымает брови, но кивает, хоть и хочет отказать. – Если бы он… если бы Хольгер попытался извиниться, ты бы его простил?

– Разве смерть можно простить? – задает он вопрос, избегая ответа. Я задумываюсь, и опускаю голову. Простила бы я водителя, который сбил моих родителей? – никогда! И хоть сам виновник погиб, смерть, которую он заслужил – мало. И как бы дико это не звучало, я бы не простила его, даже если бы он погиб сотни, тысячи раз. Потеря моих родителей стала ударом, и сердце до сих пор колит, как только я вспоминаю их.

– Нет, – бесшумно говорю я, и он принимает мой ответ.

– Ты устала, пора отдохнуть. Полотенца в ванной, ты найдешь все, что надо. Поторопись, – подгоняет он меня, и я иду к такой же темной двери, как и у его комнаты, напоследок окидывая его задумчивым взглядом.

Нужно действительно расслабиться. Напряженность все еще при мне, хоть я и чувствую, как Нильс аккуратен в любых действиях. Он спокоен, как никогда и честно признаться, это пугает больше, чем его равнодушие.

В его коллекции гелей я выбираю с лесной ягодой, а шампунь – яблочный, постепенно втирая в себя эти запахи и смывая новый день с новыми заботами. Скольжу руками по бедрам мочалкой и вспоминаю, как он сжимал меня в машине. Я помню, как колотилось мое сердце, когда получила его недовольство и отказ в поцелуе. Он меня смутил, но толчок ниже пояса и его явное хотение проучить меня – сделало свое дело.

Я испугалась, когда он лег на меня, не слышал ни слова, витая глубоко в себе. Контроля не было, а я не могла его остановить своими силами, слишком слаба против такого парня. Крик вытянул его, и даже с примесью страха, я получила эйфорию чудесных чувств и ощущений на губах.

– Роуз! – стук в дверь, и я встрепенулась, раскрыв глаза. Легко улыбаюсь, понимая, что такие ощущение были впервые и мне их не забыть. Он был таким прекрасным, но и страшным в один и тот же миг, и это не остановило меня, я ведь желала большего. – Последний раз повторяю: поторопись! – и он рычит, а я забыла о счете времени, которое мне было дано.

Выключаю воду, в последний раз сполоснув тело, вытираясь белым полотенцем и надев белоснежнее белье. Накидываю полотенце, торопясь, выходя из ванной, не желая встретить его ярость сегодня. Нильс сидит на кровати, сложив руки на груди и встречая меня с серьезным взглядом. О нет, только не злись, прошу тебя!

– Я… Я задумалась, совсем забыла, что ты сказал, – виновато проговариваю, удерживая полотенце на груди, чувствуя как горят щеки. Стыд быстро проходит по телу, когда он приближается ко мне, откровенно разглядывая каждый участок влажной кожи.

– Ложись в постель, ты замерзла после горячей воды, – указывает он на кровать, и я ступаю к ней. Мой разум окутан его голосом, но перед тем, как залезть в кровать, я останавливаюсь.

– Нильс, мне нужна какая-то одежда, – мои щеки уже пылают оттенком бардового прилива, когда я намекаю на то, что мне нужна хотя бы его простая футболка. Белье на мне, и слава Господу, что я надела чистый комплект.

– Ты в этом уверена? – усмехнувшись, парень сверкнул своими загадочными глазами, бесстыдно рассмотрев мое тело. Какое-то чувство, которым обладает каждая девушка, понимает то, что его слова неспроста и этот взгляд, который голодно поднимается с ног до ключиц – намеренно не прекращается.

– Ты мне не дашь одежду? – я почти ужаснулась своему вопросу, занервничав. В голове спутались все мысли, и я все чаще дышу. Нильс совершенно спокоен, настроен, говорить об этом с хитрой улыбкой на губах. Если он хочет… нет, просто не может быть!

– Под полотенцем у тебя нижнее белье, так Розали? – его голос буквально властвует надо мной, я сжимаюсь, пытаясь обладать своими новыми, совершенно не виданными ощущениям стыда и смущения.

– Да, – отвечаю, и Веркоохен кивает, скидывая с себя пиджак и вешая его на стоящий стул напротив стола.

– Тогда снимай его, – его голос равен шепоту, а я открываю рот, потерпев поражение и удивление. – Когда я выйду из душа, ты будешь лежать в кровати, без единой ткани на своем теле, тебе ясно? – он приказывает и это угнетает меня, обескураживает, почти как удар в спину. Нильс серьезен, не смеется, не намекает, он говорит прямо, чего желает. Мне кажется, становится совсем дурно.