Он не двигается, продолжает целовать и гладить, мять, сжимать. Я с ним танцу этот страстный танец в зоне бездействия, но всё больше начинаю тосковать по движению.
Когда внутри всё опять пульсирует от дикой жажды, умоляю:
— Двигайся, — мне уже не нравится застой…
Я горю, в нетерпении мышцы живота сокращаются, требуя ответа от любовника, и Лео делает первый толчок.
— Ах, — срывается стон ему в рот. От остроты чувств кусаю его за губу, аккурат со вторым качанием бёдер.
Лео утробно рычит в унисон моему стону удовольствия.
Каждое его движение, разгоняет по мне волны необычайно сладких ощущений. Лео ускоряется. Толчки становятся резкими, грубыми и даже болезненными. Я напряжена, словно вот-вот лоно разорвётся от напора и наполненности.
Но не думаю отталкивать, мне это безумно нравится, как бы дико не звучало. Я не люблю боль, но Лео её делает волшебной, настолько, что в пылу сумасшествия, со смачным шлепком ладонями обрушиваюсь на его крепкие ягодицы:
— Ещё, — очередной шлепок, и всаживаю ногти, двигаясь в такт его толчкам. И вот Лео уже вколачивается, ощутимо впиваясь пальцам в мои ягодицы. Направляет к себе, не позволяя отстраниться, если вздумаю, избежать боли. Он сам предпочитает задавать темп.
— Да, маленькая, — шепчет, оголодавшими поцелуями, пожевывая мои губы. — Трахать тебя… дичайшее… удовольствие, — чеканит охрипло в редкие перерывы между поцелуями.
Уже задыхаюсь от спазмов в лоне. Меня накрывает ударной волной… ослепляет, оглушает… Воспаряю куда-то на пик…
Там так хорошо, блаженно… вишу в нирване, в полной эйфории пока в мой мир не просачивается бархатный рык Лео.
Он вбивается в меня так глубоко, что мои чувства так и остаются острыми, болезненными, но от того не менее приятными. Но и они обрываются — Лео торопливо меня покидает, зажав член между нами и, качнувшись напоследок, изливается на наши животы…
Лео Доу
Аппетит приходит во время… поэтому на душевной не останавливаемся. Остаток ночи с небольшими перерывами продолжаем заниматься сексом, и в итоге… я опустошенно вырубаюсь, но точно знаю, что Фриду держу в объятиях… И дышу ей, засыпая… в моей постели.
Не смог отпустить… да и как?
От такого не отказываются легко, таких не отпускают просто.
Просыпаюсь со сладкой болью в теле, будто спортом перезанимался и с непривычки все мышцы перенапряжены. Потягиваюсь, зевая… Запоздало в памяти мелькают картинки прошедшей ночи, и я сажусь на постели, жадно выискивая глазами Фриду.
Я один.
Фриды нет.
Дьявол!
На ходу влезаю в спортивки, бросаясь на её поиски, а то, вдруг воспользовалась моментом, и сбежала.
Я ей, конечно, никто, чтобы насильно удерживать, но прежде, чем пойти на этот шаг, должен убедиться — она здраво мыслит и понимает, какие могут быть последствия, попадись она «ему».
И, естественно, меня очень интересует кто он, тот законченный мерзавец. Но на повороте в кухню, чуть не сшибаю Ди:
— Доброе утро, — белозубо улыбается Доротея, и смотрит так всепонимающе, что злюсь:
— Фрида где?
— Герой-любовник, — закатывая глаза, хмыкает Ди, — твоя богиня страсти на кухне… убирается после вашего вчерашнего заезда.
Прям от сердца отлегает.
Рукой в косяк упираюсь, шумно выдыхаю:
— Отлично, а то подумал…
— Ха-ха-ха, твоя методика удержания беглых чужих невест достойна восхищения, — беззлобно язвит Ди. — Только не переусердствуй, — бросает в спину, когда успокоившись, решаю вернуться в комнату, а не вступать в глупую дискуссию, в которой по едкости Доротею не переплюнуть.
Спешно принимаю душ и с просветлёнными мыслями, иду на кухню.
Девушки уже, наверное, есть приготовили, но к удивлению, Ди не застаю.
— Она сказала, что на работу нужно, смену чью-то перекрыть, — засмущавшись, отчитывается Фрида на вопрос, куда запропастилась Доротея.
Завтракаем в немного напряжённой тишине. Обстановка между нами накаляется, при том, что я не делаю движений в сторону Фриды, не задеваю её словами… если только взглядами, но стараюсь быть максимально нейтральным. Но всё равно девчонка нервничает: то ложка убегает, то кусочек хлеба, то посуда громче обычного гремит.
Она явно не своей тарелке.
— Так чем ты планируешь заниматься? — решаю разрядить обстановку.
— Не знаю, я так далеко не заглядываю, — после секундной заминки, бурчит в стол девчонка.
— План нужен всегда, чтобы видеть цели и двигаться по намеченному пути, — стараюсь говорить уверенно, со знанием дела, чтобы посеять в этой хорошенькой головке хоть каплю сознательности и желания бороться дальше за свой разум. Наркозависимым цели нужны. Без дела — прямая дорога обратно.
— У себя дома, я… — Фрида затягивает тихий разговор о прошлом и своих увлечениях и не замечает, как расслабляется. Начинает робко улыбаться, есть с аппетитом, и вот так, слово за слово, узнаю о ней чуть больше, и как бы между прочим, рассказываю немного о себе, но подвожу к тому, что с ней случилось.
— Если тебя некуда возвращаться, — делаю короткую паузу, — твоим талантам можно найти применение здесь.
Фрида озадаченно отводит взгляд, словно уже в сомнениях, и я поясняю:
— В моей клинике всегда найдётся место, особенно творческому человеку. Большая часть пациентов — дети… из гетто, с разными… неизлечимыми болезнями. Ты бы могла их учить… вместе с ними создавать праздник, потому что только это им… остаётся. Не унывать, зная, что жизни дальше… нет.
Несколько секунд висит щекотливое молчание.
— Как же это, наверное, трудно, — сглатывает девчонка. Огромные глаза полны слёз, — работать в таком месте… Изо дня в день, — мнётся, — терять пациентов, — очень искренне переживая, смахивает слезинки с лица ладошкой.
С горечью киваю:
— До сих пор не привык. И нет ничего страшнее смерти маленького, ни в чём не повинного человека.
Опять зависает молчание — сидим в раздумьях, каждый в своих.
— Твоё предложение очень… хорошее, Лео, — первой нарушает тишину Фрида. — И я прошу… если, конечно, терпит, дать мне время… подумать… Понять, что дальше… — сбивчиво бормочет.
— Конечно, — киваю как можно спокойней. — Наше дело — предложить…
Фрида суетливо встаёт из-за стола, свою посуду ставит в мойку.
— Ты меня всё ещё боишься? — не хочу спугнуть сильнее, чем уже.
— Н-нет, — мотает головой девчонка, подступив к моей тарелке и чашки. Тянется, но я перехватываю и рывком к себе подтягиваю:
— Доверься мне, Фрида, — глаза в глаза, уже пленив руками за бёдра. Девчонка между моих ног. Бледная, таращится так, словно сейчас её пытать буду. Или сожру…
— Я дам время, но хочу, чтобы ты мне верила. Ты мне веришь? — с мягкой настойчивостью требую ответа. — Я не причиню вреда… Хочу помочь…
— Почему? — роняет тихо, сжавшись как напуганный птенчик.
— Ты мне нравишься.
— Почему? — вторит с упрямством.
— Не знаю, — точно на духу, — но как наткнулся на тебя, себя потерял, — алчно удерживаю жертву в плену рук. — Глянул на тебя, и пропал. Коснулся и понял, что… — сбивчиво, потому что подоспевшая мысль перечит некогда сказанному…
— Что? — жадно ждёт признания Фрида.
— Что заполучу тебя…
Она втягивает воздух, словно решается на важный шаг, и я дополняю признание:
— Я готов на… что угодно, на любые условия, лишь бы ты была рядом.
— Это сумасшествие, Лео, — бурчит девчонка, пряча взгляд и опять став крошечной и жалкой.
Я понимаю её волнение.
— Наверное, — киваю, и это признав.
— Но почему? — допытывается Фрида. Без злобы и отчаянья, но с искренним желанием понять. — Я… ведь…
— Это провидение, Фрида. И только Бог знает почему, зачем и как. Лишь он знает, кому давать, у кого забирать. И нас именно судьба… божественное провидение свело. Тебе послало меня, когда ты уже отчаялась и умирала. Мне — тебя, когда я уже надежду потерял… Веру… Силу духа. Мы друг другу во спасение!
