Гипноз для декана (СИ) - фон Беренготт Лючия

Дрожащими руками я достала с прикроватного столика свой телефон и открыла папку с фотографиями, начав пролистывать их с конца — с самых ранних дат владения этим дивайсом.

Вот она… моя свадьба в восемнадцать лет, чуть ли ни на следующий день после последнего школьного звонка. А вот и муженек мой любимый — одноклассник Лешенька Самсонов. Красавец, вратарь школьной команды, объездивший полстраны в соревнованиях… умница, которым так гордились родители — причем и мои, и его.

Вы не подумайте, Андрей Федорович, мы с Лешей по большой любви женились, а не из-за того, что я залетела, как вы, наверняка, подумаете. Вы ведь так представляете себе ранние браки «глубинного народа»? Он ее обрюхатил где-нибудь на сеновале, а ее мамаша жениться заставила, за шкирку в ЗАГС повела.

Нет, господин декан, у нас с Лешенькой всё по-другому было. Мы до свадьбы только целовались и обжимались — и далеко не так страстно, как мы с вами на том столе. За ручку гуляли, на луну ходили смотреть на городскую набережную… Душу друг перед другом изливали, часами могли разговаривать.

— Что еще нужно для правильных отношений? — убеждал меня Леша, по-хозяйски обнимая за плечи. — Чтоб друг друга с полуслова понимали. Чтобы общие интересы были… чтоб поговорить было о чем… Представляешь, как здорово будет — приходишь ты с учебы, а тут я — с теми же проблемами, что и у тебя. И поделиться, и посоветоваться можно, и посплетничать… Не то, что у тех пар, у которых всё общение вокруг секса, а кроме этого и поговорить-то не о чем. Вот и общаются на уровне «передай соль, пожалуйста». Нет, Алинчик, мы с тобой лучшие друзья будем — как и полагается в здоровой, интеллигентной семье!

Встречались мы с Лешиком целых полгода — ждали моего совершеннолетия, которое как раз совпало с окончанием школы. Родители не были против — ни мои, ни его. Всем казалось, что нет более идеальной пары на всем белом свете.

Свадьбу сыграли скромную, в обычном ресторане — уж очень не хотелось в долги влезать, а своих денег было, как говорят, кот наплакал. Жить собирались у него, учиться в местном отделении крупного московского вуза — оба выбрали специальностью журналистику. На одну группу даже надеялись, так хотелось всё время вместе быть…

Медленно, с нарастающей тоской в сердце, я перелистывала уже подзабытые фотографии, в очередной раз напоминая себе, что надо бы стереть их к чертовой матери, да всё рука не поднималась…

Вот я — в компании подружек перед свадьбой, примеряю платье. Вот — Лешик, подглядывает в дверь моей комнаты, а его, смеясь, Ксюха выгоняет — лучшая моя подруга, с которой за одной партой все десять лет просидели.

Вот заходим в зал бракосочетаний — Лешик тогда всех насмешил тем, что с парадным костюмом надел здоровенные, красные кроссовки с огоньками в подошвах. Так в них и женился.

Вот видео в ресторане — отжигаем с Ксюхой и Маринкой Соловьевой посреди уже почти пустого танцпола, чуть не падая друг на друга, хохоча и путаясь в моем платье…

С ними-то я и застала мужа всего лишь через три месяца брачной жизни — с любимыми подружками Ксюшей и Маришей. Да, да, с обеими. И ни где-нибудь, а на частной вечеринке по поводу окончания футбольного сезона, куда меня мой новый муж не взял, потому что там «одни пацаны будут и все бухие».

Пацаны на самом деле были бухие. И девушки, которые с ними развлекались, позабыв где-то свои топчики и юбочки. И Лешик, который в отдельной комнате на втором этаже выделенной под вечеринку дачи самозабвенно жарил Маришу, раскинув ее в позе звезды в широком низком кресле, в то время, как совершенно голая Ксюша лизалась с ним, позволяла лапать себя за сиськи и явно ждала своей очереди.

Именно этим они потом все и оправдывались — что, мол, нахрюкались до разноцветной вермишели. Потеряли берега. Еще и врали, что совсем ничего не помнят и поначалу пытались из меня дуру сделать ревнивую. Мол, мне всё это показалось, потому что тоже успела глаза залить.

Бросила Лешика я не сразу. Но не потому, что раздумывала или собиралась простить его. Нет, решение было принято сразу, мгновенно — как только я, бессильно прислонившись к стене в коридоре, пыталась стереть из памяти картину Лешиного члена, ритмично ныряющего в чужую промежность.

Я попросту не смогла его сразу бросить — стресс от увиденного и услышанного был настолько велик, что я, что называется, слегла. Иными словами — заболела, да так сильно, что попала в больницу, где провалялась ни много ни мало месяц. Как объяснила потом моя замечательная врач, Светлана Аркадьевна, ослабленный стрессом организм становится крайне уязвим различным вирусам, и маленькая простуда, которой я должна была переболеть за три дня, переросла в тяжелейшую ангину со всеми возможными осложнениями.

И всё время, пока я валялась под капельницей, боролась с температурой сорок или рыгала с предоставленный тазик, не в состоянии переварить даже самый легкий завтрак, эти три подлые гадины бегали вокруг меня с озабоченным видом, носили мне цветы с апельсинами и пытались сделать вид, что, мол, «а чё такого» и «с каждым бывает».

— Алинчик, ну прости нас, а? — фальшиво-виноватым голосом блеяла Ксюха, всё время пытаясь держать меня за руку и дуя губы, словно обижалась на то, что я всё никак ее не прощаю. — Ну, напились… ну, увлеклись… мы ж все друг другу как родные…

— С Алешкой твоим вообще в садике на горшках рядом сидели, — вторила ей Маринка. — А на веселухе той — чтоб ей провалиться! — ну так получилось… Алин… Сами не заметили, как разошлись, ей богу… Сначала в карты играли на раздевание, потом танцевали… ну, без одежды, потому что все продулись. Потом там драка началась, и мы наверх убежали и Алешку твоего утащили — а то бы и его затащили в кучу-малу. Так что ты еще спасибо нам должна сказать, Алин. А то бы прибили мужа твоего и поминай как звали…

Вот так. Я им еще и спасибо должна сказать, как верным подругам, сохранившим для меня мужа живым и невредимым. Подозреваю, что одной из причин, почему я так долго болела, было то, что они всё время крутились рядом, издеваясь надо мной и ломая мне душу. А у меня не было сил прогнать их — до того было плохо.

На развод я подала сразу же, как только маленько оклемалась, в буквальном смысле сбежав от своего горе-муженька через заднюю дверь больницы, пока он с «подружками» и букетом красных роз ждал меня у центрального входа. Бога благодарила за то, что отделалась разбитым сердцем и не успела за эти три месяца ни забеременеть, ни нажить хоть какое-то общее имущество.

Собственно, из-за всей этой катавасии я в Москве и оказалась, решив навсегда покинуть город своего позора и никогда больше не иметь шанса встретить этих долбоящеров на улице или в магазине. Правда для этого пришлось пропустить целый год учебы, потому что все сроки поступления я, конечно же, давно просрочила.

Зато у меня была уйма времени подготовиться к вступительным экзаменам в столичный вуз. А еще нажитый не самым легким путем жизненный опыт, толкающий меня вперед, словно мой личный моторчик внутреннего сгорания. Возможно, из-за своего неудачного замужества я и смогла пройти экзамены и даже попасть на бюджетное отделение ФМО — уж больно ярко стояло перед глазами остолбеневшее Маринкино лицо, когда она увидит меня по телевизору в составе какой-нибудь международной делегации.

— Вот так-то, Андрей Федорович… — вздохнула я, выключая телефон и вместе с ним укладываясь на подушку. И продолжила в потолок. — Лешик с подругами издевался надо мной в больнице, а я — над вами тут… Как говорят — у абьюзеров всегда вырастает абьюзер? Вот и я у Леши выросла. А теперь — играю с вашей душей. Вечная цикличность абьюза в природе…

— Алинчик… — тревожным голосом позвала меня проснувшаяся Кира. — Ты… сейчас с кем разговариваешь?

Я снова вздохнула.

— Будто ты не слышала…

Кира помолчала.

— Плохо дело.

— Хуже некуда… — согласилась я.

Мы снова замолчали. Кира, без сомнения, обдумывала, как бы поделикатнее до меня донести, что разговоры в три часа ночи с моим самым главным врагом на факультете требуют обращения к психиатру, я же — думала об этом самом враге.