Неверная (СИ) - Романовская Кира

— Ида, блять, ты что делаешь?! — неожиданно для всех и самого себя вслух воскликнул Влад.

— Что? Что она делает? Няню твою в бассейне топит или она её? — попытался пошутить Филин.

— Спаивает несовершеннолетнюю. — процедил он сквозь зубы и встал, чтобы уехать домой и навести в своём доме порядок.

Спасибо всем за участие во вчерашнем обсуждении, было очень интересно читать ваши рассуждения и мысли. Местами задумалась сама, таких хитросплетений мне в голову не приходило) Из прочитанных версий делаю однозначный вывод — мне всё ещё есть, чем вас удивить) Всех обнимаю)

Госпоже Ковалевской надоело хандрить и валяться в постели, изображая из себя больную, которая пытается излечиться. Её болезнь была неизлечима, пока она оставалась в этом доме. Ида не пила успокоительные, что прописал ей врач, она смывала их в унитаз, два раза в день. Она больше не хотела плавать в киселе из собственных мыслей, ей нужна была холодная голова и чистые мысли. Только вот ещё ей надо было снять стресс.

«Надо срочно напиться.» — решила она.

Вытащив две бутылки красного грузинского вина из винного шкафа, нарезав себе сырную тарелку, она взяла штопор и две бутылки под мышки и пошла на улицу, лавируя в темноте вместе с двумя тарелками в руках. Ей хотелось полежать на лежаке на освещенном заднем дворике у бассейна и от души побухать винишко из горла, без всяких сантиментов.

С тихим хлопком она открыла первую бутылку и сделала большой глоток сладкого и при этом терпкого напитка. Она обожала сентябрьские вечера, прохладные, свежие, они её успокаивали, лучше чем всякие успокоительные. Ида огляделась вокруг, листья уже местами начали желтеть на кустах, желтые листочки будто горели в темноте светлыми пятнами на кроне живой изгороди. Ида мелком взглянула на второй этаж гостевого домика, где горел приглушенный свет, что резко затух. Зарема, наверное, легла спать.

Не нравилось Иде эта девушка, хотя ничего плохого она не делала, только на Влада смотрела как рабыня на своего хозяина, мужчинам нравятся такие взгляды, тешат их самолюбие. Её прочие прелести, за которыми Влад наблюдал в режиме реального времени, нравились ему скорее всего ещё больше. Сколько бы Влад не пытался объяснить ей, что он делает это ради её безопасности, она никак не могла это понять. Ида хлебнула ещё вина, чтобы заглушить ревность, что вдруг нежданно негаданно поднялась у неё в душе.

— Привет, что делаешь?

Ида чуть не подавилась третьим глотком, когда услышала голос, которого тут не должно было быть, она закашлялась, марая каплями махровый белый халат.

— Пью. — прохрипела Ида, глядя на Киру Морозову, что стояла прямо перед ней.

— Можно с тобой?

Две женщины молча осматривали друг на друга и хлопали ресницами, Кира одетая в черный костюм спортивного кроя, со свободными штанами с карманами по бокам и такой же куртке переминалась с ноги на ногу, держа в руках небольшой, но вместительный рюкзак. Ее волосы были забраны в пучок, а не распущены как обычно, голову накрывала черная бейсболка, на лице не было ни намёка на макияж и она была бледнее, чем обычно, и как будто напугана.

— Ну садись, раз пришла. — кивнула Ида и оглянулась вокруг. — Как охрана тебя пустила?

— Никак, я через забор перелезла от ваших соседей, у них дом арестован приставами, камеры не работают. — пожала плечами девушка и легла рядом с Идой на соседний лежак, взяла вторую бутылку в руки и открыла её штопором. — Посмотрим, как скоро ваша охрана сообразит, что в саду посторонний.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Ида, у которой уже начала затуманиваться голова.

— Да вот, уезжаю, пришла попрощаться…

— Уезжаешь? Надолго?

— Надеюсь, навсегда.

— А как же муж?

— Он мне не муж. — повторила Кира, заученную Идой до зубного скрежета, фразу. — Мы были партнерами по одному делу, но сегодня я разрываю отношения в одностороннем порядке в связи с нарушением условий договора.

Кира сделала внушительный глоток вина, и судя по ее виду, что-то явно случилось у неё самой.

— Север тебя как-то обидел? — осторожно поинтересовалась Ида, глядя как еле заметно нижняя губка Киры задрожала, будто от обиды.

Она вздохнула и вывалила на Иду чудесную историю сегодняшнего семейного вечера, который супруги Морозовы провели на свингер-пати у четы Родимовых. Ида молча слушала, что там произошло, и всё шире открывала рот.

— Он не собирался мною разбрасываться по чужим койкам, если что. — пробурчала Кира, виновато опуская голову. — Нам было кое-что нужно там… Я просто не думала, что он воспользуется ситуацией и отымеет телку у меня на глазах, а потом ещё и ко мне начнёт лезть под шумок. Не думала, что он такой же урод как и все.

— И далеко ты собралась?

— Подальше отсюда, идти то мне к кому и некуда, поэтому буду просто идти вперед. Решила у тебе заглянуть напоследок, попрощаться, я тебе звонила, но последние три дня у тебя телефон отключен. А ты чего здесь в одиночестве сидишь пьешь? Случилось чего? — спросила Кира, кивая на явно несчастный и жалки видок подруги. — Муж тебя тут взаперти держит? Телефон отобрал?

— Можно сказать и так…

— Он тебя бьёт? Ты не можешь уйти?

— Не бьёт, только тиранит. Могу уйти, ну в теории… Но стоит мне выйти, как меня пытаются убить. — усмехнулась Ида, делая глоток вина. — Подыхаю тут молча, рядом с ним… Нельзя уйти от мужчины, который отец твоего ребенка, это невозможно, всегда будете связаны, на всю жизнь.

— А ты замуж по любви выходила?

— Да, по любви. — сглотнула горечь утраты Ида.

— И как она закончилась, если не секрет?

Ида взглянула на Киру и плюнула на всё запреты Влада, который велел ей никому ничего не рассказывать, чуть ли не под страхом смерти. Закончив свой рассказ, который Кира выслушала молча, она добавила:

— Так я живу уже три месяца, в страхе, что каждый мой выход за ворота окончится либо в больнице, либо в морге… Влад пытается выяснить, что случилось тогда и кто под нас роет могилу. Но я не думаю, что он сильно пытается.

— А что на самом деле он делает?

— Держит в заложниках, меня и моих детей. — усмехнулась Ида.

— Детей? — вскинула брови Кира, под которыми уже мутнели её глазки.

— Я родила ребенка, после той ночи. Ее зовут Сонечка. Она моя дочь, но даже не знает, что я её мама. По документам я ей никто, скрыла её от мужа, чтоб он не прибил меня, нахрен, когда бы узнал. Записала её на чужого человека, чтобы спрятать. Не срослось. Первое, что он спросил, когда узнал про нее, какого хрена я не сделала аборт? Она спит на втором этаже… — сдавленно сказала Ида. — В одной комнате с мальчиком, его родила любовница моего мужа, которую он трахнул за неделю до того, как меня изнасиловали. Он боялся вернуться домой, чтобы я не увидела царапины на его спине. А теперь он хочет, чтобы мы как супруги усыновили обоих детей, жили долго и счастливо, видимо, и выбора он мне не дает. Я должна стать матерью его ребенка, которого родила его любовница, понимаешь? Это как вообще?

— Я дочь любовницы своего отца. — загробным голосом сказала Кира. — Не надо соглашаться, если ты его ненавидишь. Меня ненавидели, никакой доброты в этом нет — принимать ненавистного тебе ребенка…

— Я не ненавижу его, Кира, он же ребенок, родная мать обращалась с ним очень плохо, мне его жаль, но себя мне жаль ещё больше. Я не знаю, чем я заслужила такую жестокость от мужа…

Ида вытерла пьяную слезку, скатившуюся по её щеке и взглянула на Киру, которая, казалось, утонула в собственных мыслях.

— Мужчины часто поступают жестоко… И со своими детьми и с женами, ведь их слово это закон, им можно всё, если они себе это позволяют. — тихо сказала Кира, взглянув глазами полными печали на Иду. — Мой отец убил мою мать, потому что она стала слишком жадной. Он забрал меня к себе в дом, к жене и сыновьям, и жизнь моя стала адом. Мачеха издевалась надо мной всеми возможными способами, старшие братья эту линию партии поддерживали, а когда мне исполнилось двенадцать лет и появилась грудь, братья начали меня за неё лапать, а потом засовывать мне свои пальцы в трусики. Мачеха делала вид, что не замечает, отец, он мне не поверил. Сам был и есть урод моральный. Он нанимал в горничных молодых девушек, таких, которых некому защитить, из неблагополучных семей, с трудностями в жизни. Мой папенька их насиловал с особой жестокостью, мачеха смотрела сквозь пальцы, говорила сами виноваты, трясли перед ним своими жопами. Братья насиловали их тоже, после отца, это было интересно, сопротивление их забавляло, пресытились доступными женщинами. Через пару месяцев девушек выбрасывали, как поломанную игрушку, приходила следующая жертва ей на смену. Некоторые поломанные кончали с собой, иногда прямо у нас дома, их тела просто увозили куда-то и они бесследно пропадали, их никто не хоронил. Я выжила в этом аду, и этот ад родил меня заново.