Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер

Я немного постоял рядом, прежде чем присоединиться к ней у раковины и взять вымытую тарелку.

— Я помогу.

— Ты не обязан.

— Я хочу. Кроме того, я не понимаю, как ты собираешься делать это одной рукой. — Я взял тарелку, стоявшую на краю кухонной стойки, и вытер ее полотенцем, отложив в сторону. — Послушай, я надеюсь, что мы сможем оставить то, что произошло на вечеринке, между нами, — пробормотал я, стараясь говорить тихо и глядя в сторону столовой. — Ради Тары.

— Конечно. Не беспокойся. — Она украдкой взглянула на меня, ее тонкое горло судорожно сглотнуло. — Ничего не было.

Это была ложь, и мы оба это знали.

Но из нас двоих только я был взрослым. Не было другого выбора, кроме как притвориться, что ничего не произошло. И хотя в ту ночь нас, возможно, захлестнула физическая реакция, никаких роковых границ пересечено не было.

Мы могли это сделать. Это было возможно.

— Хорошо. Хорошо. — Мои глаза остановились на ее профиле, затем на ее сломанной руке, которую мне хотелось вылечить одним лишь взглядом. — Тот синяк на твоем лице в канун Рождества… это твой отец?

Одна только мысль об этом была смертельно опасной, и мое тело напряглось, когда я представил, как ее собственный отец причиняет ей такую боль. Я не мог этого вообразить. Он был чертовым ублюдком, и я был рад, что Уитни предоставила ей убежище, несмотря на обстоятельства.

Галлея замялась, глядя на мыльные пузыри, и ее губы сжались. Она кивнула.

— Да. Прости, что снова солгала, но ты ничего не мог сделать. Не было смысла поднимать эту тему.

— Я мог бы тебе помочь.

— Как?

— Я… — Я не знал. Она была просто симпатичной девушкой, которую я встретил на вечеринке. По сути, незнакомкой. — Я мог бы что-нибудь сделать. Вызвать полицию. Нашел бы, где можно переночевать.

Она фыркнула.

— Ты бы привел девочку-подростка к себе домой в канун Рождества после того, как мы… — Она посмотрела на меня остекленевшими глазами цвета темной карамели с вкраплениями изумруда. — Неважно.

— Да. — Мои губы сжались. — Я бы так и сделал.

— Мне не нужно, чтобы ты меня спасал, Рид. На самом деле я не потерялась. — Ее взгляд вернулся к раковине. — Я сильнее, чем ты думаешь.

Это были первые слова, которые я сказал ей, когда искал во владениях Джея свою сбежавшую дочь, а потом заметил ее, в одиночестве стоящую в озере, ее волосы сияли, как нимб под луной.

Ты потерялась?

Она так выглядела.

Потерянная, одинокая, в доле секунды от того, чтобы навсегда исчезнуть под водой.

Я не был склонен к отношениям на одну ночь или случайным связям, но по мере того как мы знакомились, что-то в ней вызывало у меня крепнущее желание закинуть ее в свой грузовик и увезти в свою квартиру, чтобы запомнить выражение ее лица, когда она будет выкрикивать мое имя и кончать подо мной.

Она сказала мне, что ей двадцать один год, и я по глупости поверил. Она выглядела старше. И хотя молодые женщины никогда не привлекали меня, странная связь расцвела в те первые несколько минут, когда мы говорили о музыке и мечтах, стоя лицом друг к другу, всего лишь на расстоянии вздоха.

Семнадцать.

Все рухнуло, когда правда выплыла наружу. Шок, ужас, тошнотворное разочарование. Я был так близок к тому, чтобы переспать с чертовым подростком, и сама мысль об этом вызывала сожаление.

С лучшей подругой моей дочери.

Мне удалось довольно быстро избавиться от похотливых мыслей, но она все равно не выходила у меня из головы. Мне было интересно, где она, как у нее дела, не запечатлела ли она какие-нибудь новые вспышки или не нашла ли новую любимую песню.

Словно прочитав мои мысли, Галлея сменила тему и потянулась в раковину за тарелкой.

— Ты уже послушал их новый диск?

Я схватил тарелку, пока она не попыталась вымыть ее сама.

— Какой диск?

— «Oasis».

— Да. — Я мягко улыбнулся. — Мне понравился.

Она уставилась на меня, не в силах сдержать блеск в глазах.

— У меня его пока нет. Я берегу деньги на самое необходимое.

Я подумал, обнаружила ли она те деньги, которые я сунул в карман ее пальто в тот вечер возле магазина. Это не должно было означать ничего, кроме импульсивного акта доброты. Ее пальто выглядело старым и потрепанным, а ботинки дырявыми. И я заметил, как беспокойство росло на ее лице с каждым товаром, проходящим через кассовый сканер.

Она прочистила горло.

— В любом случае я должна поблагодарить тебя за…

Не успев договорить, Галлея сделала неловкое движение и сбила одну из тарелок с кухонной стойки. Мы оба смотрели, как она словно в замедленной съемке разбивается вдребезги о кафель у наших ног.

Она побледнела.

Слезы заблестели в ее глазах, когда она резко вздохнула и упала на колени.

— Черт. Прости… я… я не хотела…

— Ничего страшного. — Я схватил полотенце, чтобы собрать осколки, но мое внимание было приковано к ее испуганному лицу. — Эй, все в порядке. Я разберусь с этим.

— Я просто… мне очень жаль. — Покачав головой, она поднялась на корточки. — Это произошло случайно.

— Серьезно. Все в порядке.

Она слепо смотрела на осколки. Затем румянец медленно вернулся к ее щекам, а дыхание выровнялось. Когда страх прошел, она издала самоуничижительный смешок.

— Боже мой. Это была чрезмерная реакция.

Я изучал ее, собирая тряпкой осколки.

И я понял.

Вероятно, ее уже били за то, что она разбила тарелку, и эта мысль была для меня как кислота в венах.

Уитни вбежала на кухню, схватила совок и присела рядом с нами.

— С кем не бывает, — поддразнила она, ослабляя возникшее напряжение.

Галлея вздохнула, взяла себя в руки и поднялась на ноги.

— Мне очень жаль, мисс Стивенс. Я постараюсь впредь быть осторожнее.

— Можешь начать с того, что не будешь мыть мою посуду, дурочка. Твоей руке нужен отдых. — Она замела осколки в совок и с улыбкой добавила: — И еще, пожалуйста, зови меня Уитни.

— Хорошо. Без проблем.

Уитни бросила на меня быстрый взгляд, прежде чем исчезнуть из кухни. Повернувшись к Галлее, я наблюдал, как она теребит подол своей светло-желтой футболки и нервничает, опустив глаза в пол.

Я сделал шаг ближе и наклонился к ней.

— По крайней мере, это не рука для «Камень, ножницы, бумага».

Прошла секунда.

И улыбка, наконец, вырвалась на свободу.

Она прикусила нижнюю губу, щеки вспыхнули знакомым румянцем, и она подняла на меня глаза.

— Ты должен подписать мой гипс, — сказала она, и облако неловкости рассеялось. — Все крутые люди так делают.

— Да? — Я покосился на розовое чудовище на ее левой руке. — Есть маркер?

— Конечно. Секунду. — Через мгновение Галлея вернулась с маркером.

Я взял его.

Наши пальцы соприкоснулись, и у меня перехватило дыхание.

Затем я нацарапал черным маркером свое имя на ее гипсе, пообещав себе, что это будет единственное, что она когда-либо от меня получит.

ГЛАВА 6

Утром в середине февраля, в день моего восемнадцатилетия, я проснулась с ощущением, что у меня в горле поселилась колония огненных муравьев. Если бы кому-то понадобился дракон, я бы вызвалась добровольцем. Я была уверена, что смогу дышать адским пламенем.

Голова раскалывалась.

Веки казались приклеенными к глазным яблокам малярным скотчем.

Я старалась сохранять связность мыслей, пролистывая фотографии, которые я проявила в школьной темной комнате, — снимки расплывались и искажались, пока я перебирала стопку.

Тарелка с черникой в кафетерии. Дети, смеющиеся возле своих шкафчиков. Наш настоящий талисман, кролик Нибблс, грызет морковную палочку. Директор смотрит на моего учителя естествознания.

Наверное, мне стоит спрятать эту фотографию.

Но чем больше я пыталась сосредоточиться, тем больше все расплывалось перед глазами. Мой мозг подводил меня. Все меня подводило.