- Купер Джилли

- Конечно, парень был слишком самоуверен: решил, что дело в шляпе.

Джульетта, усмехнувшись, принялась за бутерброды с огурцами. Имоджин сидела в мечтательной задумчивости, пока ее не толкнула в бок Джульетта, прошипевшая: ?Бересфорд появился?.

Имоджин поперхнулась чаем. Его приветствовали со всех концов.

- Он тебя заметил, - прошептала Джульетта, - продвигается в нашем направлении.

- Привет, Ники, - сказал секретарь клуба. - Что с тобой случилось?

Бересфорд рассмеялся, показав очень белые зубы.

- Меня отвлекло кое-что за оградительной сеткой, - сказал он, глядя на Имоджин.

- Тебе надо было играть в наглазниках, - сказал секретарь клуба. - Присоединяйся к нам, познакомься: наш викарий мистер Броклхерст, его дочери Имоджин и Джульетта.

- Очень приятно, - сказал Бересфорд, пожав всем руки, при этом задержав руку Имоджин в своей много дольше необходимого, после чего сел между ней и викарием.

- Броклхерст, - задумчиво произнес он, кидая в чай четыре кусочка сахара, - Броклхерст. Вы не выступали за Англию сразу после войны?

Мистер Броклхерст растаял как масло в духовке.

- Да, именно тогда. Как вы это могли запомнить?

Поговорив с викарием минут пять о регби и получив приглашение на завтрашний обед, Бересфорд перенес свое внимание на Имоджин.

- Вы просто выбили меня из седла, - мягко упрекнул он ее, - еще хорошо, что это не была отборочная встреча на кубок Дэвиса.

- Я так рада, что вы победили, - заикаясь сказала Имоджин.

- А я рад, - заявил он, глядя ей прямо в глаза, - что вблизи вы еще красивее.

И он тоже, подумала Имоджин. Намного красивее с темными кругами под глазами и влажными завитками волос вокруг лба. Его низкий голос звучал так, словно она была единственным в мире существом, с которым ему хочется поговорить.

И хотя он задавал ей обычные вопросы, - где она работает, нравится ли ей эта работа, была ли она когда-нибудь в Лондоне, - его обволакивающий голос и его взгляды, гулявшие по ее фигуре и лицу, придавали этим стандартным фразам какой-то особый смысл.

Тут подошел какой-то бледный юноша с длинными, мышиного цвета волосами, одетый в свитер с вырезом углом и изображением оленей вдоль каймы. Он откашлялся. Ники посмотрел на него без энтузиазма.

- Да?

- Я с Йоркширского телевидения, - сказал юноша. - Вы не могли бы обменяться со мной несколькими словами?

- Когда? - спросил Ники.

- Ну, сейчас.

- Я занят.

- Это ненадолго.

- Я поговорю с вами после парных матчей. А теперь оставим это, - отрезал Ники и вновь повернулся к Имоджин.

Она смотрела на него не отрываясь и поражалась такому совершенству. Быть может, это черный ободок вокруг радужной оболочки или толщина ресниц придавали такую яркость голубизне его глаз. Его загар был таким ровным, что казался нанесенным искусственно. И он в самом деле назвал ее красивой. Позднее, ночью это замечание будет для нее как кусок торта-мороженого, унесенный с праздничного стола. Она будет вновь и вновь шептать его себе, стараясь в точности припомнить хрипловатые тлеющие обертоны его голоса.

- Где у вас следующая игра? - спросила она. Мысль об его отъезде была ей уже непереносима.

Ники усмехнулся.

- Понедельник - в Риме, потом через неделю в Париже, потом Эдинбург, Уимблдон, Гстад, Китцбюгель, а потом турне по Северной Америке: Вашингтон, Индианаполис, Торонто, под конец Форест Хилл, если не помру от изнеможения.

Имоджин вздохнула. Единственная заграница, в которой она бывала, - Шотландия.

- Ой, как замечательно. Можно послать столько открыток.

Ники рассмеялся.

- Я смог бы это проделать, если бы вы поехали со мной, - сказал он, понизив голос.

Имоджин покраснела и отвела глаза, уставившись на чашку с чаем.

Ники, чуть помедлив, спросил:

- Хотите прочитать судьбу по чаинкам? Они вам говорят, что рослый темноволосый теннисист только что вошел в вашу жизнь.

- Ха, - послышалось позади них, - я вижу, ты как обычно не скучаешь, Ники.

Они были так поглощены друг другом, что не заметили, как подошел коренастый ухмыляющийся молодой человек, жевавший резинку. На нем был бледно-голубой тренировочный костюм и голубая повязка вокруг лба, удерживавшая его светлые волосы. В одном ухе он носил золотую серьгу.

- Я пришел, чтобы узнать причину, из-за которой ты проиграл три гейма.

- Вот она, - сказал Ники.

Опять Имоджин почувствовала, что краснеет.

- Мои поздравления, - сказал молодой человек, быстро и с пониманием осмотрев Имоджин с головы до ног и перебросив резинку из одной щеки в другую. - У тебя всегда был хороший вкус, Ники.

- Это Чарли Пэйнтер, - представил его Ники, - мой партнер в парных. Воображает себя крутым парнем.

- Я ничего не подбираю на дороге кроме красивых девушек, - сказал Пэйнтер, подмигнув Имоджин. - Послушай, если вы в силах оторваться друг от друга, то нам надо быть на корте через минуту.

- Я не в силах, - заявил Ники, снова адресовав Имоджин свою настойчивую, понимающую улыбку. - Я тебе не нужен. Ты уложишь этих тихоходов одной левой.

- Жуткое освещение. Придется играть как в угольном подвале, - сказал Пэйнтер, выглядывая из-под навеса.

- Тогда заяви протест, - сказал Ники. - Знаешь, я боюсь темноты и потому предпочту беседу с мисс Броклхерст.

Имоджин боязливо посмотрела на отца, но тот, к счастью, увлеченно, носом к носу обсуждал что-то с секретарем клуба.

Громкоговоритель икнул и объявил финалы мужских игр. Ники поднялся с неохотой.

- Сегодня здесь будет вечеринка, и, может быть, вы и ваша сестра, конечно, - добавил он, улыбнувшись Джульетте, - захотели бы прийти?

- О, с удовольствием, - начала было Имоджин, но вдруг вмешался викарий.

- Это очень любезно с вашей стороны, - спокойно сказал он, - но я боюсь, нынче вечером они уже заняты - будут помогать на собрании союза матерей. Мы ожидаем увидеть вас завтра у нас за обедом в любое время начиная с половины первого.

Имоджин и Джульетта одновременно протестующе открыли рты, но потом закрыли. Они знали своего отца. На какое-то мгновение глаза у Ники сузились. Потом он улыбнулся.

- Я тоже буду этого ждать, - сказал он и, выйдя из-под навеса, последовал за Пэйнтером.

- Пропади пропадом этот союз матерей, - проворчала Джульетта.

***

- Я знаю, что ты любишь несовершеннолетних, - сказал Пэйнтер, когда они направились к корту номер один. - Но у этой, кажется, еще молоко на губах не обсохло.

- Она старше, чем выглядит. Два года, как школу окончила, - сказал Ники, останавливаясь, чтобы дать пару автографов. - И хороша, согласен?

- Мила, - подтвердил Пэйнтер, тоже расписавшись.

- Совершенно нетронутая мужской рукой - вот что главное.

- Мы были первыми, кто заплыл в это тусклое море, - рассмеялся Пэйнтер. - Но все равно тебе не запустить свою ложку в этот пудинг. Держу пари, их достопочтенный запирает их на ночь в пояс целомудрия.

- Он пригласил меня на обед.

- Ну и что? Все равно он никогда не подпустит тебя и близко к ней.

- Хочешь пари? - спросил Ники, достав из футляра ракетку и делая резкие замахи. - А плечи у меня снова в норме.

- На пятерку, - предложил Пэйнтер, снимая куртку.

- Давай на десятку, - сказал Ники, разминая плечо.

- Согласен.

Когда они с Пэйнтером взяли первый сет со счетом 6:0, Ники увидел, что викарий с дочерьми наблюдает за ним. Он был рад, что каждая подача удается ему с первой попытки, и впервые удары с лета, сверху, высокие мячи, удары после отскока - все получается. Он оказывался у мяча так быстро, что у него было время для того, чтобы решить, как ударить. Вот такую форму ему надо поддерживать до конца сезона. Он сверкнул зубами в сторону Имоджин и увидел, что она собирается уходить.

Дожив до двадцати шести лет, Ники ни разу серьезно не влюблялся. У него было немало разных историй - в теннисных кругах искушениям нет счета. Если ты в великолепной форме, то по вечерам ты не ложишься в постель с книгой в руках. Если ты выиграл, то надо это отпраздновать, если проиграл, то надо поднять настроение. Но вообще его сердце было эластичнее его самоуважения. Когда очередная история заканчивалась разрывом, он переносил это легко. У него от этого не оставалось ни шрамов, ни страданий, наоборот, он иногда даже сожалел, что их нет, полагая, что лишен чего-то, что есть у других и, похоже, высоко ими ценится, хотя это и причиняет им порою настоящие муки.