Моя желанная студентка (СИ) - Чи Майя

Полночи я ошивалась около своего двора в надежде увидеть в подъезде хотя бы маму. Мне была важна, просто катастрофически необходима ее поддержка. Хватило бы теплого шарфа, пледа, три рубля в конце концов, потому как на объятья даже не стоило надеяться. Но в четвертом часу, разочаровавшись и осознав свое одиночество, я побрела куда глаза глядят, просидела в заброшенном доме, случайно порвала рукав любимой куртки, когда пыталась протиснуться через старый деревянный забор, и все это время ревела.

Подруга предала, к другу не могу обратиться — ему самому нужна помощь, а сама я, как оказалось, глупая. Нет, чтобы взять заначку из комнаты, и так уйти. Махнула рукой сгоряча, убежала. Теперь же приходилось слушать жалобное урчание живота, понимая, что надо поскорее решить новую проблему. Я ведь хотела самостоятельности. Так вот она!

Увы, но отогреться получилось только в университете. Поэтому и пришла на пары. Плевать, что голодная, зато не холодно.

— Ника, расскажи мне. — Станислав Юрьевич хватает мое лицо ладонями, при этом участливо смотрит в глаза. — Ну же.

— Я… Я ушла из дома. — Признаюсь и со страхом ожидаю длинную тираду о том, какой это позор для семьи. Ужасно боюсь разочароваться в людях окончательно. Но вместо обвинений, он тяжело вздыхает и снова обнимает.

Я не знаю, как реагировать на неожиданное поглаживание моих волос, на терпкий запах кофе и его бешено стучащее сердце. Неужели, мой куратор за меня волнуется? А казалось, он умеет только зажимать и лапать молоденьких девчонок.

— Когда ты ела в последний раз?

Станислав Юрьевич отстраняется и смотрит на наручные часы.

— Вчера.

— Ужин?

Качаю головой.

— Вероника, нельзя же так с собой!

Я поднимаю взгляд, вижу темные круги, покраснение глаз, общую бледность и забавно торчащие волоски на макушке.

— Вам бы воспользоваться своим же советом, — невольно улыбаюсь тому, как смешно взлетают его брови и в удивлении вытягивается лицо. Красивый он. Хоть и видно, что уставший, но даже такой — красивый.

— У меня сейчас окно, потом еще одна пара. — Деловито говорит мужчина. — Пойдем перекусим в кафе.

Снова качаю головой:

— Я не могу.

— Почему? Ты же голодная!

Стыдно признаться в отсутствии денег, но, кажется, он понимает меня без слов.

— Я угощаю, и никаких пререканий не хочу слышать.

— Но…

— С профессором Кутуковым разберусь сам, тебе не засчитают прогул.

Я не перечу ему и иду следом. Правда, сложно поспеть за тем, чьи шаги в полтора раза шире и очевидно быстрее. Он и сам намного выше меня, широкоплечий и, наверное, из тех, кого называют защитниками, каменной стеной. Но тогда почему от него ушла жена? Может, мужчины только вначале кажутся идеальными? Создают образ заботливого и надежного, а потом, спустя годы, когда женщина теряет форму и уходит в заботы о детях, они заводят любовниц, забивают на семью…

— Подожди немного.

Он заходит в кабинет кафедры. Спустя пару минут появляется с сумкой, перекинутой через плечо и коротким пальто. Едва мы оказываемся на улице, как уютная и пропитанная ароматом его туалетной воды верхняя одежда ложится на мои плечи.

— Надень. Сегодня ветер какой-то противный.

— Спасибо. — Сразу засовываю руки в рукава, из-под которых выглядывают только кончики моих пальцев, и запахиваю пальто. Наверное, ему совсем не холодно, раз он смело шагает дальше. — Я думала, мы сходим в кафе на первом этаже.

— Мне не нужны лишние уши и, тем более, глаза. На две минуты присядешь к девушке, и предприимчивые коллеги пустят слух, что я с ней уже спал.

Он недовольно корчит лицо и почему-то раздражается. Вряд ли по моей вине, однако его настроение передается и мне.

Мы заходим в пиццерию, находящуюся в двухстах метрах от здания университета. Сразу делаем заказ, и пока его ждем, Станислав Юрьевич выбегает в аптеку, а потом возвращается с градусником и жаропонижающими таблетками.

Честно говоря, я совсем не понимаю, зачем ему это. Неужели его совсем не обременяет трата денег на совершенно чужого человека? Мне стыдно за свою слабость, но его помощь я принимаю без пререканий, надеясь, что он не потребует за все эту непристойную плату. Хотя, попроси куратор поцеловать его, как бы я поступила? Кошусь на его щеку, небритую и, наверняка, колючую и понимаю — решиться на большее не хватило бы смелости.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает он, потягивая чай, который уже принесли.

Я стыжусь под его проницательным взглядом и делаю вид, что что-то ищу в сумке.

— Осторожно, уронишь градусник.

К нам подходит официантка и раскладывает сначала столовые приборы, а после ставит передо мной суп. Я достаю стекляшку с ртутным столбом, смотрю на свои тридцать семь и пять градусов и вздыхаю. Простудилась. Как же теперь быть?

Пока пью таблетки, Станислав Юрьевич следит за каждым моим движением. Это нервирует, но в то же время мне приятно его внимание. Я благодарна за объятья, за пальто, еду и лекарства. Будет стыдно просить о большем, но найдя в себе силы, произношу:

— Вы случайно не знаете, у кого можно было бы снять комнату?

Без понятия, откуда сейчас возьму деньги на жилье, но вдруг у него есть знакомые, которые пойдут навстречу и подождут с оплатой хотя бы до конца месяца?

— Ты не собираешься возвращаться домой?

Станислав Юрьевич отставляет чашку с дымящимся чаем в сторону и, по-видимому, намеревается устроить мне допрос.

— Нет, — говорю твердо, чтобы мое намерение было ясно и не вызывало ни капли сомнений.

— Почему?

— Я не готова сейчас общаться с родителями. Мы слишком взвинчены и злы друг на друга.

— Не поделишься? — Он наклоняется и готовится слушать, но разве правильно говорить о своей боли совершенно чужому человеку? Впрочем, позавчера я уже сболтнула лишнего. Мечты тоже сокровенны, возможно, даже больше, чем страдания. Ведь боль знакома каждому. Да, у всех она своя, но ощущается абсолютно одинаково. А мечты… Есть большая вероятность, что за них тебя осудят или обсмеют. И если ты слаб по духу, то спустя годы они не станут частью тебя, а так и останутся вне досягаемости, вместе с призрачным счастьем.

Говорят, нельзя тянуться к журавлю в небе, но синица, которую мне с такой охотой подсовывают, тоже не нужна!

— Это из-за клуба. — Шепчу куратору, размышляя о правильности своих поступков. — Отец узнал. Простите, в подробности вдаваться не буду.

— И не надо. — Станислав Юрьевич смотрит на меня долгим взглядом, чем сильно смущает и вынуждает есть дальше суп. — Сколько пар у тебя осталось? — спрашивает спустя несколько минут задумчивости.

— Еще две.

— После второй жди меня на парковке.

— Зачем?

— Организуем тебе временное жилье.

— А где?

Я смущаюсь, отгоняя внезапную мысль. Ну не возьмет же он меня к себе домой, да и жить под одной крышей с мужчиной — это слишком. Тем более с Графом. Это действительно дорога в пропасть, которая с момента, как родители узнают, будет только расширяться! Они же ненавидят его! Но за что?

Смотрю на мужчину, выпивающего свой чай, и внезапно осознаю. Мама с папой всегда отзывались о нем негативно, мелочно перемывали косточки, но ни разу так и не произнесли вслух истинную причину своей неприязни.

— Станислав Юрьевич, — решаюсь спросить у него, — почему вас недолюбливают в научном обществе?

Он застывает с чашкой в руке и удивленно на меня смотрит. Черт! Что я такого сказала?

— Разве меня недолюбливают?

Его изумление настолько искреннее, что вгоняет меня в краску. Щеки вмиг загораются, и вскоре я понимаю почему. Взгляд. Он смотрит прямо в душу. В ясных карих глазах отражаются открытость и спокойствие. В них столько силы, уверенности, умиротворения… Если соединить их с заботливостью и вниманием, которым он так неожиданно меня окружил, то можно безвозвратно нырнуть в пучину, влюбиться или еще чего… Боже, о чем я думаю?!

— Мои родители часто о вас отзывались не с лучшей стороны, особенно после разрыва с вашей женой… — Он хмурится. — Простите! Я не говорю это с целью вас обидеть, и знаю, не мое это дело, не надо совать нос в…