Грешники (СИ) - Субботина Айя

— Проходите, — предлагает секретарь после короткого разговора по селектору. — Игорь Сергеевич ждет.

Я поправляю юбку, бросаю взгляд в зеркало и, убедившись, что выгляжу отлично, смело захожу в кабинет.

О том, что в жизни бывают крайне странные совпадения, я знаю не понаслышке.

Например, одна моя старая приятельница вышла замуж за сына друга моего папы, которого одно время пророчили в мужья мне. А женщина, которой я однажды, не побоюсь этого слова, спасла жизнь, помогая сбежать от мужа-абьюзера, потом оказалась моей соседкой по лестничной клетке на новом месте жительства.

В общем, меня не удивить тем, что все люди — родня, а земной шарик — круглый и очень тесный.

Но даже с такими широкими взглядами на мир мне требуется пауза, чтобы переварить тот факт, что в кресле собственника «ОлМакс» сидит… Гарик.

Судя по его лицу, ему эта пауза так же кстати.

Я мнусь рядом со стулом, почему-то ожидая хоть какого-то знака, что мне можно присесть, но Гарик только странно морщит лоб и послабляет узел галстука.

— Маша.

— Гарик.

Обмениваемся «любезностями».

До чего же все это странно и неловко.

— Можно присесть? — все-таки киваю на стул — и Гарик тут же кивает.

Степенно усаживаюсь на самый край, помня, что именно так проще всего держать осанку.

В конец концов, я на собеседовании.

Интересно, он сразу меня забракует или для вида найдет какую-то формальную причину?

— Вот уж не думал… — Он прочищает горло кашлем. — А ведь не верил в судьбу.

— Ну, в нашей Северной столице не так много мест, куда может устроиться приличная девушка, — пытаюсь пошутить я, но, судя по выражению лица Гарика, шутка получилась слишком тонкой. На грани фола. — Я хотела сказать, что удивлена не меньше.

Мы снова молчим, но на этот раз Гарик нарушает молчание разговором по селектору — просит секретаршу принести два кофе.

Девушка приходит, ставит чашки и корзинку с конфетами, оценивает меня еще раз и уходит с тем самым выражением лица, которое я называю «Поганке никто не пишет». Могу поспорить, что эта красавица начиталась романов о страсти между боссом и подчиненной и мнит себя героиней такой истории.

Мысленно пожимаю плечами.

Каждый волен заниматься самообманом, как ему вздумается.

— У тебя очень хорошие рекомендации по собеседованию, — говорит Гарик, когда мы почти в унисон хрустим обертками от конфет. — Настолько хорошие, что я предпочел лично в этом удостовериться. Теперь все стало на свои места.

Я кладу шоколадный трюфель в рот, делаю глоток кофе. Он просто ужасный, хуже, чем из автомата.

— Но разве ты не работаешь? — переспрашивает Гарик. — Мне казалось, что… но может…

— Меня уволили, — говорю прямо, потому что юлить нет смысла. Это место так или иначе моим не будет. — Вернее, разрешили уйти по собственному, а взамен обещали не упоминать в рекомендациях факт подозрения в производственном шпионаже.

Гарик стаскивает галстук, расстегивает пару верхних пуговиц.

Я все же немного, самую малость, но снова залипаю на его руки: аристократичные, с ровными тонкими пальцами пианиста. Говорят, в мире существуют модели, которым платят сумасшедшие деньги за вид их рук на рекламных постерах. Гарик мог бы сколотить состояние, продавая свои пальцы и запястья под рекламу какой-то дорогущей ювелирки и часов.

Хотя, он ведь и так собственник целого предприятия, и это в его-то годы!

На вид ему точно не больше тридцати!

Не вдаваясь в личные подробности, я честно рассказываю печальную историю взлета и падения своей карьеры.

Он внимательно слушает и не перебивает.

Когда заканчиваю, встает, проходит до столика с выпивкой в графинах, наполняет пару бокалов и протягивает один мне. Стараясь не шуметь, едва слышно чокаемся, делаем по глотку.

— Не любишь виски? — улыбается Гарик, когда морщу нос и характерно фыркаю от вкуса горечи на корне языка.

— Ума не приложу, как можно пить эту гадость, — сознаюсь я, хоть можно не сомневаться — цена «гадости» в моем стакане как минимум стоит того, чтобы молча пить и нахваливать «оттенки вкуса корицы и шоколада». Или как там обычно говорят ценители? — Спасибо, что выслушал.

— Спасибо, что поделилась. Место твое.

Он серьезно?!

Я запиваю это известие той самой «гадостью», но на этот раз даже не морщусь.

— Ты слышал, что я сказала? — Ну, мало ли, вдруг у него какая-то редкая форма потери краткосрочной памяти. — У меня волчий билет.

— В рекомендациях этого нет, служба безопасности тебя проверила и дала «добро». А откровенность характеризует тебя как ответственного и прямолинейного человека. Мне в команде нужны именно такие люди.

— Уверен, что это не проблема?

— Уверен, если ты пообещаешь держать свою подругу подальше от «ОтМакс».

— Клянусь и готова подписаться кровью, — быстро говорю я. — И… еще кое-что.

Гарик вопросительно ждет, а мне совсем не по себе от темы, которую нельзя не затронуть.

Корпоративная этика.

— Мне очень нужна работа, Гарик. И я готова выложиться на весь предел возможного, потому что у меня есть планы на жизнь, которые не осуществить без стабильного хорошего дохода. И еще целый мешок амбиций в придачу. Так что… Я благодарна за твой кредит доверия и сделаю все, чтобы его оправдать. Но ввиду некоторых особенностей нашего… знакомства раньше, будет неправильно не обсудить тему личных отношений.

— Хочешь сказать, что мы просто коллеги? — угадывает он.

С облегчением киваю. Слава богу, мне пришлось говорить это вслух.

— Маша, я тоже крайне амбициозный человек и у меня тоже есть большие планы на жизнь. Я не стал бы тем, кем стал, если бы бегал за юбками своих сотрудниц. Я не собираюсь использовать служебное положение, чтобы выпросить у тебя свидание. Будем считать тот инцидент исчерпанным и вопрос закрытым, если ты не возражаешь.

Все четко и по полочкам, как я и люблю.

— Могу я приступить к своим обязанностям… сейчас?

Гарик посмеивается и говорит, что для начала мне покажут рабочее место и проведут инструктажи, а завтра в восемь тридцать я должна приступить к выполнению своих обязанностей.

Сказать, что я довольна — значит, не сказать ничего!

Я освобождаюсь часам к четырем: сначала долго прохожу все инструктажи, потом два часа тестирования, потом знакомлюсь с коллективом и привыкаю к новому месту. В «ТриЛимб» у меня был свой кабинет и помощница, но в «ОлМакс» помощницей директора по персоналу буду я, так что и кабинет у меня соответствующий — смежный с ее, небольшой и не очень уютный. Зато в плюсе — огромное окно почти во всю стену, из которого просто потрясающий вид на город с тридцатого этажа бизнес-центра. Ради этого можно терпеть абсолютно все, а для уюта приволоку из дома пару картин и ящик с фиалками.

Когда выхожу из офиса, первым делом строчу Диме длинное сообщение о том, что место мое, что все хорошо — и я довольна. Не упоминаю о нашем с Гриком некотором «заочном» знакомстве, потому что теперь это все равно не имеет значения.

ДИМА: Поздравляю!

ДИМА: Встреча в силе? С меня ресторан.

Вообще-то меня бы устроил и обычный вечер дома перед теликом и с двумя ведерками мороженного, но нельзя же вот так сразу убивать в мужчине порыв к прекрасному?

ВАНИЛЬ: Может, в «Людвиг»? Там отличная итальянская кухня.

ДИМА: Идет. Буду там к семи, годится?

Я отправляю стикер-поцелуй, завожу двигатель и уже собираюсь выехать с парковки, когда мой телефон включается звуком входящего звонка.

От Ленки — на экране ее имя.

Удивительно, как все меняется, стоит человеку хоть бы раз сделать тебе какую-то гадость. Сначала вы близкие друзья, не разлей вода и свои в доску, а потом тихо желаете друг другу сдохнуть от упавшего на голову кирпича. Хотя в моем случае у Ленки точно нет повода желать мне смерти.

Сначала даже хочу сбросить звонок, но потом вспоминаю свой недавний разговор с Димой и о данном себе же обещании не вести себя, как истеричка. Рано или поздно нам с Ленкой все равно пришлось бы поговорить, и даже к лучшему, что разговор случится по ее инициативе — я бы лучше проглотила пачку ржавых гвоздей, чем после ее тотального игнора набрала бы ее первой.