«Может, это и к лучшему», — уже в который раз повторяю себе слова Аличевой. А на следующей день мучаю себя тем, что чуть ли не каждые пять минут с тоской смотрю на часы. Даша так подробно рассказывала, как будет распределен самый важный день в ее жизни, что я ярко представляю, как ее одевают, как за ней приезжает Богдан, как они вместе едут в районный отдел ЗАГСа, как дают друг другу свое согласие, и… как Богдан целует уже свою жену.
— Юлиана! Юлиана! — доносится через пелену затуманенного сознания голос мамы. Она настойчиво трясет меня за плечи.
— Что? — переспрашиваю, пытаясь сфокусировать свой взгляд.
— Господи! Что же ты меня так пугаешь?! — восклицает. — Я тебя зову-зову, а ты не откликаешься. Словно… неживая.
— Сколько времени? — зачем-то спрашиваю.
— Третий час уже.
— Сколько? — уточняю упрямо.
— Четырнадцать двадцать, — получаю точный ответ. — Юлиана, ты меня напугала! Тебе плохо?
«Четырнадцать двадцать». — Стучит в ушах.
Регистрация брака должна была состояться в одиннадцать ноль-пять по местному времени. Значит… Он. Уже. Женат.
Не знаю, на что я надеялась. Ведь умом понимала, что чудес не бывает, но его слова: «Мы отменим свадьбу» давали крошечную искорку на чудо. Но сейчас она погасла. Совсем.
Вот и все.
— Все нормально, мам. Задумалась просто. Прости, что напугала, — отвечаю на автомате.
Как бы мне ни хотелось, и как бы я ни старалась, но случайная встреча с Богданом оказалась для меня не просто мимолетной интрижкой. Этот мужчина глубоко запал в мою душу и поселился в ней навсегда, забрал мое сердце и оставил след в моем теле. И мне нужно как-то научиться с этим жить.
— Доченька, может, скажешь, что случилось? Я пойму.
— Я знаю, мам. Все, правда, хорошо. Не переживай. Видимо, никак не отойду от перелета, — успокаиваю ее.
— Страшно было?
— Немного.
— Ты в детстве хорошо переносила перелеты.
— Я уже летала? — Мама никогда об этом не говорила, а сама я не помнила.
— Да. Только ты была совсем маленькая. А потом… Потом мы больше никуда не летали, — со вздохом признается мама.
— Потому что ты боялась… — Кладу голову к ней на плечо.
— Да. За тебя. И сейчас боюсь. Особенно, когда ты сидишь, вот так, и ни на что не реагируешь. — Мама гладит меня по волосам, как в детстве. Словно скидывает с моей головы тяжелые мысли. И мне становится легче. Немного, но легче. — Бледная совсем. Словно и не на море была.
Тут мама, конечно, сильно преувеличивает. Вообще-то, я всегда «бледная». Я не виновата, что от солнца становлюсь похожей на вареного рака, поэтому постоянно пользуюсь кремом от загара, но, даже несмотря на это, моя кожа приобрела другой оттенок.
— Нет, мам. Я была на море. И оно такое… такое… Незабываемое. — Я, наконец, подбираю нужное слово.
— Да, — соглашается мама. — Незабываемое. Это правда. Именно на море я узнала, что у меня появишься ты.
Из моей груди вырывается кашель. Прям до слез.
— Ты не заболела? — Мама испуганно смотрит на меня.
— Нет, — хриплю. — Просто подавилась. Неудачно сглотнула.
В горле першит, и у меня не получается избавиться от этого ощущения.
Вечером, после работы, прилетает Аличева. Суетится, тараторит, пытаясь беззлобным ворчанием на своих клиентов, которые не понимают, что в сутках всего двадцать четыре часа, а клона у нее пока нет, развлечь меня и маму.
— Хоть и правда партнера бери, — вздыхает Дана. Отламывает кусочек овсяного печенья и засовывает его в рот.
— Тебе не партнеров заводить надо, а к мужу перебираться, вместо того, чтобы дышать пылью и вредными запахами, — замечает мама. — Ладно, секретничайте. Не буду вам мешать. — Выходит из кухни, прикрывая дверь.
— Знаешь, Дан, а она права.
— Да понимаю я. — Подруга отводит взгляд.
В самом начале она думала, что так и будет, но Аличев вдруг отказался работать вместе с женой, и они тогда очень сильно поругались по этому поводу.
— Только я сама не хочу, чтобы Славик мне постоянно тыкал, что это я сделала не так, а это не эдак. Тут я сама себе хозяйка. Мы с ним не выживем на одной территории.
— Как же вы живете вместе?
— А вот так и живем: он на своей работе, я на своей, а вместе мы ужинаем, спим, иногда завтракаем. И при этом успеваем поругаться.
— Что опять?
— А, — отмахивается Дана. — Домашние мелочи. Ты как?
— Как видишь. Чай с тобой пью.
— Так теперь только чай и можно. Эх… За-ви-и-ду-ю! Зарази меня, а?
— Думаешь, получится?
— А фиг его знает. Надо же что-то делать, если от моего Славика толку никакого.
— Дана!
— Слушай! — Данка чуть не подпрыгивает на месте, и ее глаза загораются лихорадочным блеском.
Я слишком хорошо знаю этот блеск, и мне уже заранее не нравится, что она сейчас скажет.
— Юляш, а давай к гадалке сходим? А? Ну той самой. — Заговорщически выдает Дана и наклоняется вперед. — Я про беременность спрошу, а ты про…
— Про что, Дан? — перебиваю подругу.
— Не знаю… — Тушуется. — Вдруг вы будете вместе.
— С кем?
— С Богданом.
— С чего вдруг? Он уже женат. Же-нат. Понимаешь?
— Люди разводятся, между прочим.
— Ага! — фыркаю. — А потом женятся на случайных попутчицах, — усмехаюсь. Дана иногда такая наивная.
— А почему бы и нет? Он же собирался поговорить с Дашей.
— Мало ли что он собирался…
— Ну, Юль. Ну давай сходим, а? Пожалуйста! — Аличева смотрит на меня умоляющим взглядом. — Я боюсь одна идти. — Признается.
— Не знаю, — отвечаю уклончиво.
Но ночью мне снится, как Богдан зовет меня по имени, старается дотянуться, но не может. И я просыпаюсь в холодном поту.
«Дана, я записала нас к Инайят», — отправляю сообщение Аличевой.
Глава 12
«Инайят Гадирова», — читаю на рекламном флаере. — «Ведунья древнего рода. Предсказательница. Гадалка». — Выведено золотым тиснением на темном фоне.
Если верить отзывам, Инайят достаточно известная личность, причем не только в нашем городе. Хотя, как мне кажется, в любом городе «такого добра» хватает, и я уже начинаю жалеть, что поддалась своему порыву. Не понимаю, что на меня нашло, ведь в подобную чепуху я никогда не верила.
— Дана, я, наверное, не пойду.
— Але?! Я что зря «раскидывала» своих клиентов? — возмущается Аличева.
— Ты иди, а я не пойду.
— Почему?
— Не знаю. Вдруг она «увидит», что я беременна? — шепчу подруге на ухо.
— И что?
Но на вопрос Даны отвечаю не я.
— Твое положение видит любой, кто располагает даже самыми слабыми умениями видеть поля человека, — раздается позади спокойный грудной голос.
Мы с Аличевой, как по команде, поворачиваемся и смотрим с открытыми ртами на высокую, стройную женщину, довольно красивую, смуглую и, что удивительно, намного моложе, чем я себе представляла. Она примерно одного возраста с моей мамой. Кроме темно-красного платка, повязанного чалмой и скрывающего волосы своей обладательницы, по внешнему виду совершенно нельзя сказать, что перед нами представительница редкой и достаточно необычной профессии.
Хочу спросить: «Это как?», но вместо этого тупо хлопаю глазами.
— На твою ауру накладывается еще одно поле — поле эмбриона, которое постепенно растет. И, чем больше становится срок, тем ярче видны витки, — отвечает на мой немой вопрос Инайят.
Я так понимаю, это она и есть.
— Именно поэтому очень сильна связь мать-дитя, потому что их поля долгое время слиты практически в одно целое.
Мы с Даной получаем кусочек очень странной, но довольно интересной информации.
— В виде небольшого исключения вы можете зайти вместе. — Разрешает она, видимо, заметив мою неуверенность, и жестом приглашает пройти в смежное помещение.
Мы переглядываемся с Данкой.
— Нет, я, пожалуй, потом, — отказывается подруга, заставив меня удивиться. Я ведь искренне верила, что знаю все ее секреты, но подумать, что скрывает от меня Аличева, не успеваю.
