Надежда для Бирюка (СИ) - Романова Наталия

– Ага. Вечером тётя Люда позвала, – кивнула Василиса.

– За Кириллом в оба смотрите, – наказала я со смешком, заранее зная, что пострелёнок с двоюродным братцем, под предводительством Ромы, всё равно чего-нибудь отчебучат.

Скользнула взглядом по комнате старшей. Идеальный порядок, хоть кое-где, к моему облегчению, проглядывался дух подросткового бунтарства.

Какое-то время я всерьёз опасалась, что у Василисы ОКР – настолько удивляла её страсть к порядку. Оказалось, зря волновалась. Сказывалось воспитание, привычка, вложенная едва ли не с младенчества. Уклад жизни, в котором всё на строго отведённых местах, а труд – не повинность, а основа мировоззрения.

Такой же идеальный порядок был у Людмилы, у других староверов, у которых приходилось бывать по долгу службы и по дружбе.

И у Митрофана, конечно же. Касалось это не только дома, но и дел, мыслей, всей жизни. Что в итоге отлично сказывалось на мне, моих зачастую поспешных решениях, хаотичных желаниях, необдуманных поступках.

Муж обнаружил кнопку «стоп» в моём характере, урезонивал мой пыл, желание рвать, метать, бежать. Научил останавливаться перед стартом и включать голову. Оказалось – нужный навык.

Я же научила Митрофана ценить крошечные безуминки и маленькие радости. Находить удовольствие в лёгкости.

Показала, что вспыхивать порой полезно. В конце концов, если бы не мой характер, я бы не оказалась в этой точке, посредине бескрайней тайги, в селе на берегу полноводной сибирской реки.

Я зашла в нашу комнату, быстро переоделась, отправилась в кухню, в кои-то веки, решив оккупировать территорию. Самое трудоёмкое в приготовление кальмара – чистка. С опытом приходит навык, у меня же опыта не было, но я всё равно старалась, время от времени бросая взгляды в окно.

Митрофан чистил дорожку между калиткой, гаражом, баней и хозпостройками. Рома закончил колоть дрова, принялся играть в снежки с Ладой. У крыльца Вова с Кирюшкой лепили снеговика, рядом снежную крепость – по замыслу будущего архитектуры, конечно же. Вышла Василиса, принесла морковку для снежного человека и детское ведро в качестве головного убора.

После все сгрудились у ворот, глядя, как выезжает автомобиль Митрофана. Счастливо помахали мне рукой, уселись в салон, толкаясь, пыхтя и шутливо ругаясь, отправились к Людмиле.

Несмотря на разницу в образе жизни, наши дети любили бывать друг у друга, хорошо находили общий язык и весело проводили время.

Дом Людмилы был в относительной близости, здесь всё рядом на самом деле. Митрофан должен был вернуться почти сразу, но через полчаса его всё ещё не было.

Я покосилась в сторону телефона, решив, что пропустила сообщение. Ничего.

Нафаршировала несчастных кальмаров, уложила в сотейник, снова посмотрела на телефон. Ничего.

Вздохнула, отправилась в ванную, чтобы смыть следы рабочего дня, стояния у плиты и нервное напряжение.

У нас вообще-то пять лет свадьбы – значимая дата, а мужа где-то носит…

Я не думала о том, что Митрофан может злоупотребить моим доверием, завернуть к какой-нибудь заинтересованной даме – а жизнь показала, что таких немало, – тем более изменить.

Такого случиться не могло, потому что не могло. Аксиома, которая не нуждалась в доказательстве.

Измена – то, что не могло существовать в миропонимании моего мужа.

Но это не мешало мне злиться.

У меня кальмары эти дурацкие, за чистку которых не мешало бы награждать государственной премией, а награждателя где-то носит!

Покрутилась после ванны перед зеркалом, надела коктейльное платье, нанесла лёгкий макияж, ещё раз оценивающе оглядела себя.

Не стоило прибедняться: жизнь на свежем воздухе, отсутствие бытовых проблем и бесконечная любовь мужа благодатно сказалась на моей внешности.

Выйти замуж за своего любимого Бирюка-старовера оказалось лучшим решением в моей жизни!

Побежала вниз, на первый этаж, ступая босыми ногами по тёплым деревянным полам. Какое же счастье, на улице минус тридцать, метель, дома – тепло и уютно.

– Красивая, – услышала я, заскакивая в кухню.

Митрофан стоял у плиты, доготавливая задуманное мною блюдо. По помещению разносился аромат морепродуктов, специй, мужского парфюма и чего-то ещё…

Счастья?

– Выключишь через три минуты, – шепнул он, подойдя ко мне. – В гостиной всё накрыто, – оставил поцелуй у уголка губ и отправился наверх, тоже переодеться.

Через обозначенное время я зашла в ту самую комнату на первом этаже, где пять лет назад я осматривала маленького пациента с ветрянкой, ещё не зная, что он станет моим сыночком.

Со временем мы сделали из неё гостиную, и иногда – о, беда-огорчение для Людмилы, – туда перекочёвывали игрушки из детских комнат на втором этаже.

Овальный стол накрыт белоснежной скатертью, контрастный раннер, свечи, фарфор, музыка.

И когда только успел накрыть?

– С праздником, Надежда, – услышала я за свой спиной, одновременно почувствовав тонко-сладкий цветочный аромат.

– С праздником! – развернулась я на месте.

Наткнулась на пронзительный взгляд светло-голубых глаз, с расширяющимися чёрными зрачками и тёмной каёмкой на радужке, фиолетовой.

И огромный букет свежайших французских роз – ярко розовых, с клубничным отливом, – один бог ведает, откуда взявшихся в этих краях. Ближайший цветочный магазин в райцентре, да и там вряд ли можно найти подобную роскошь.

– Митрофан… – выдохнула я, забирая розы.

Вдохнула оглушающий аромат счастья, замерла, боясь поверить, что всё это – дом, семья, любящий муж, лучший отец моим детям, заботливый мужчина, фантастический любовник в лице одного человека со странным именем Митрофан – реальность.

Мой мир. Моя жизнь. Счастье моё. Единоличное.

– Спасибо за надежду, Надежда.

– Какую надежду? – улыбнулась я, купаясь в тепле родных глаз и рук.

– Которую ты подарила и оправдала.

– Тебе спасибо за счастье, – выдохнула я.

Кальмаров пришлось подогревать через несколько часов. Сами понимаете, что случается, когда многодетные родители остаются наедине, без любопытных ушей и глаз подрастающего поколения.

И скоро на одну пару глазёнок в нашем доме станет больше.

Эпилог. Митрофан

Митрофан стоял у машины, разговаривал с Серёгой, обсуждали строительство нового дома. Друг решил перебраться, расшириться, выбрал участок рядом с новым жильём Гучковых.

Хорошее место, просторное, высокое, с видом на реку, центр села недалеко, со всеми нехитрыми благами цивилизации.

– Как Надежда себя чувствует? Скоро уже? – спросил Серёга, кинув взгляд на соседский «коттедж», вспомнив соседство с новым врачом ФАПа.

Ох и смеялся тогда Серёга над городской дамочкой, недоумевал, что такая краля в их глухомани забыла. Нет, хорошо, конечно, что медика выделили, медпункт открыли, что помощь теперь можно получить рядом с домом, не надо добираться в райцентр, отстаивать очереди в ЦРБ, но эта Надежда Андреевна – курам на смех сельский житель.

И машинка её, бестолковая, и цвет волос чудаковатый – чуть розовый. Всё вызывало добрую усмешку у сельского мужика, выросшего на земле.

Митрофан не интересовался новой жительницей, хоть разговоров ходило по селу море разливанное.

Приехал человек, живёт, лечит – вот и славно. Спасибо скажите, а не обсуждайте, на какой машине ездит, какой высоты каблуки носит.

Его тогда мало что интересовало, жил по наитию, накатано как-то жил. В нужное время вставал, в нужное ложился, о детях заботился, сестре помогал, работал много, посты держал, в церковь захаживал.

Ответы искал, отчётливо понимая, что нет их – ответов-то. И не будет.

Кто ответит, зачем его Маша богу так рано понадобилась? Почему от лечения отказалась? О чём думала в последние дни?..

Она закрылась тогда, почти не разговаривала, только молилась, да смотрела глазами бездонными, будто душу из мужа высасывала…