Я закатываю глаза от её формального языка.
— Да, отлично, мы приняли эти условия, — говорю я. — Хорошо, мама. Какая разница. Просто отпусти меня наверх, и Золушка продолжит свой путь. Просто оставь меня в покое.
На первый взгляд мама выглядит ошеломленной, но затем у неё появляется огонь в глазах, какой я прежде не видела, даже когда Бетси получила трёхсотдолларовый штраф за превышение скорости. Я задаюсь вопросом: неужели это первый раз, когда мы боремся?
— Элизабет Бест, измени своё отношение прямо сейчас. В жизни мы делаем выбор, а затем мы живем с ним. Вы сказали, что уже взрослые, так что сейчас время начать действовать, как взрослые. Живи с выбором, который сделала.
Что-то щелкает внутри меня, и вдруг чувства моей мамы и будущего — не мой приоритет. Может быть, в первый раз я забочусь только о себе.
— Я сделала выбор? — Я закипаю. — Было ли это моим выбором — украсть кого-то из лаборатории? Был ли это мой выбор — убежать? Было ли это моим выбором — жить как треть человека? Нет! Всё это был твой выбор, не мой.
Челюсти мамы сжимаются, ясно показывая, что она пытается взять себя в руки.
— Я уже говорила тебе тысячу раз, — говорит она сквозь зубы. — Люди, которые платили нам, хотели создать только одного. Лучшего. Они хотели идеального ребенка, а два других, которые были не так совершенны, должны были быть… — Она умолкает. — Я должна была забрать вас. Я должна была сделать это. — Мама решительно поднимает подбородок.
Она рассказывала нам ту историю много раз, но только после того, как мы переехали в Калифорнию. До этого всё было невинно и благополучно.
После того как мы сбежали из Флориды, она рассказала нам о своей работе в генетической лаборатории, которая тайно клонировала людей, в то время как остальной мир волновался о клонировании овцы.
Она рассказала нам о своём боссе, докторе Йововиче, который участвовал в плане нашей кражи. Она показала нам газетную статью того времени, когда их практика была разоблачена, и он был публично доставлен в тюрьму в наручниках, когда он под присягой признал, что мы просто могли существовать.
Когда всё изменилось.
— Да, ты такая мученица, — говорю я с сарказмом. — Ты имплантировала эмбрионов в своё чрево, как Дева Мария от науки, и бросила свою жизнь, чтобы воспитать нас. Что ж, спасибо. Я имею в виду, прожить треть жизни почти также хорошо, как одну настоящую.
Моя мама выглядит так разбито из-за того, что слетает с моих уст, что на мгновение я задумываюсь о том, что наделала. Но затем несправедливость из-за Шона настигает меня, и я делаю последний выпад в её сторону.
— Я даже не уверена, почему ты так обеспокоена. Ты даже не наша настоящая мама. Ты должна была просто оставить не-лучших из нас умирать.
Я поворачиваюсь и снова поднимаюсь вверх, пробегая мимо Эллы и Бетси и их открытых ртов на пути к моей комнате. К моей кровати. Я дрожу от осознания того, что я только что открыла то, что лучше было оставить плотно закрытым.
Я изменила мои отношения с мамой. И, что ещё хуже, я никогда не чувствовала себя такой неуверенной в том, кем я являюсь, что довольно забавно для того, кто и так составляет одну треть человеческой личности.
После нескольких часов вина давит на меня с такой силой, что я понимаю, что должна извиниться. Даже если я злюсь на маму за то, что она не даёт мне встречаться с Шоном, то, что я сказала, было ужасно.
И, в конце концов, я знаю, что путь назад к нормальной жизни — к Элле, Бетси и ко мне, живущим как три человека, а не один, — это, во-первых, перемирие, и затем, в конечном счёте, разговор. Но всё начнётся с того, что я извинюсь.
Я покидаю свою комнату и иду искать маму, но когда я спускаюсь вниз, её нет поблизости.
— Она только что ушла, — говорит Бетси, глядя на меня разочарованно. — Прямо сейчас.
— Куда она собирается? — спрашиваю я.
Бетси пожимает плечами.
— Выполнять поручения перед работой.
— Мне нужно поговорить с ней, — говорю я, зная, что чем больше потребуется времени, чтобы извиниться, тем хуже будет. — Я иду за ней.
Я спешу к выходу и засовываю ноги в первые попавшиеся ботинки, затем хватаю ключи и выбегаю из дома. Я прыгаю в машину и мчусь вверх по дороге, постукивая пальцами по рулю, мучительно медленно ожидая, пока откроются ворота.
— Ну, давайте же! — кричу я им.
Проехав через ворота, я двигаюсь по оживленной улице и смотрю в обе стороны: замечаю маму, остановившуюся на светофоре внизу по склону слева.
Я жду, пока несколько автомобилей проедут, чтобы свернуть, и затем быстро двигаюсь по той же полосе, что и она.
Около шести автомобилей позади, благодаря чему ни один не может меня пропустить, и я следую вниз по холму через город, мимо почты, где у неё есть свой почтовый ящик, аптеки, где она покупает свои витамины, и супермаркета, где она делает запасы для дома.
Я следую за ней, пока мы не проезжаем все знакомые места.
Тогда мне становится любопытно.
Я по-прежнему в трёх машинах позади, когда мама останавливается на автостоянке рядом с двухквартирным домом, который был преобразован в офис. Не желая, чтобы она видела меня, я проезжаю мимо и паркуюсь немного дальше по улице.
Я смотрю, как она поднимается по ступенькам к входной двери офиса. Затем, вместо того чтобы просто войти внутрь или постучать, мама достаёт ключ и отпирает дверь сама.
— Что это за место? — спрашиваю я себя вслух.
Пока я размышляю про себя о том, почему дежурный врач нуждается в личном кабинете, мама выходит, закрывает дверь, садится в свою машину и уезжает.
Я не следую за ней: я проезжаю через квартал и становлюсь на месте, которое мама только что освободила. Я дергаю дверь и пытаюсь заглянуть в окно, но все заперто и темно.
Я прохожу со всех сторон в поисках другого пути, но ничего нет. Полностью запутавшись, забывая об извинениях, я возвращаюсь к седану и озадаченная еду домой. В смысле, возможно, в этом нет ничего такого.
Но в этой странной жизни, которую я веду, никогда не знаешь точно.
Глава 10
Я просыпаюсь обеспокоенная тем, что у мамы есть секреты — и тем, какими они могут быть. Потом мои эмоции переключаются, и я прихожу в бешенство, когда вспоминаю, что сегодня воскресенье: день, когда мне нужно идти в кино с парнем, который мне даже не нравится, спасибо за это неуклюжести Эллы и глупой маленькой соломинке.
Проблема была в том, что Элла подвернула ногу прошлым вечером. Она старалась не говорить об этом, но Бетси рассказала, что Элла скакала по комнате, примеряя наряды, и споткнулась о пару туфель. Мама сказала, что нога выглядит нормально, но Элле придется просидеть дома день… может, два.
