Одноклассники бывшими не бывают (СИ) - Хаан Ашира

Мне было приятно, что там скрывать.

Отметились все, остался только Соболев, который сказал:

— Будет еще сюрприз под конец вечера, а пока…

— Какой сюрприз, Илюха! — Наташка уже изрядно выпила и наносные тонкие манеры сползли с нее, открывая простую натуру, знакомую нам по школьным годам. — Ты уже и так для меня столько сделал!

Она наклонилась к нему и звонко чмокнула в щеку.

Хотела было остаться рядом, но места вокруг были заняты, а «Хаммер» в очередной раз вильнул задом, причем довольно резковато. И затормозил.

Наташка чуть не упала, но схватилась за шест для стриптиза.

— Будет еще сюрприз, — повторил Илья. — А пока маленькое дополнение к подаркам.

Дверь лимузина открылась и внутрь начал протискиваться огромный букет белых роз.

Действительно огромный. Невероятно огромный, учитывая, что проем двери у «Хаммера» был тоже побольше, чем в обычных лимузинах.

Просто гигантский букет!

Он лез и лез, и все не кончался, перегородив собой, кажется, проход полностью.

— Илья Дмитриевич, заберете? — раздался из-под него чей-то полузадушенный голос.

Соболев подскочил, помог букету влезть окончательно — и следом появился мужик в темно-синей форме с золотыми пуговицами и фуражке.

— Да, спасибо, — Илья быстро сунул в ладонь мужику чаевые и дверь захлопнулась. Лимузин снова отправился в дорогу, на этот раз с филиалом цветочного магазина внутри.

— Это… твой сюрприз? — спросила потрясенная Наташка.

— Нет, это пока только цветы. Нельзя же в день рожденья без цветов, — пояснил Илья.

Слава богу, розы почти не пахли, только немного влагой и свежестью, иначе мы бы все тут задохнулись. Но ошеломляли своим количеством и без этого.

— Сколько их тут? — поинтересовался Першин, и в голосе явно слышалась досада. Видимо, он уже пытался впечатлять свою творческую жену миллионом алых роз, но не дотянул.

— Хочешь — посчитай, — усмехнулся Илья.

А я вспомнила тот его букет из сотни роз, что он принес Варе на выпускной. Все-таки мальчики не меняются, меняется только размер их игрушек и размах жестов.

Варя на выпускном была в длинном бархатном платье того же самого оттенка, что стебли роз в этом букете, а на щеках у нее расцветах лихорадочный румянец цвета его бутонов. Она выглядела с ним как богиня природы. Только на лице было очень растерянное выражение. А когда она смотрела на Илью, в глазах появлялась какая-то беспомощность. Не принять этот букет она не могла. Не отблагодарить тоже.

Подарила ему всего один танец, во время которого усиленно смотрела в сторону, а его ладонь, как приклеенная лежала у нее на спине, словно он боялся сдвинуть ее даже на сантиметр.

Когда танец закончился, Соболев ушел. Совсем ушел, с выпускного, даже не пошел с нами встречать рассвет. Всю сотню роз Варька раздала девчонкам, себе оставила одну. И с этой одной смотрелась еще круче, чем с роскошным букетом. Жаль, Илья этого уже не увидел.

Впрочем, танцы в благодарность тоже бывают разные.

— Илюха, спасибо! — продолжала визжать Наташка. — Давай я тебе за это спою, а? Тут караоке есть, я видела! Эй, найдите караоке!

Ой, нет…

Хотя Наташка еще ничего, лишь бы остальные не подхватили.

Но тут она перевела взгляд на шест, за который держалась и добавила:

— …и станцую!

Вечер резко перестал быть томным.

— А ты умеешь? — распахнула глаза Синаева. Похоже, Наташка потихоньку становилась ее героиней.

— Я училась полдэнсу! — гордо заявила Наташка, покачиваясь на своих босоножках на платформе.

— Это сейчас модно! — подхватила Оленька. — Хочу старшую отдать тоже учиться.

— Ты больная — ребенка учить стриптизу? — вмешался Протасов. — У меня жена хотела нашу записать, я сказал — сама хоть на панель иди, а дочь мне не развращай с малолетства!

— Полдэнс это спортивная дисциплина! — запальчиво возразила Оленька. — Собираются даже сделать олимпийским видом спорта!

— Много ты видела спортсменов, которые в трусах выступают?! — взревел Протасов.

— Кхм… — Морозов постучал его по плечу. — Вообще-то пловцы, гимнасты, легкоатлеты…

— А на босоножках проститутских как она?

Он кивнул на Наташку, которая медленно покачивалась, держась рукой за шест и пережидала вступление песни.

Ритм стал жестче, кто-то прибавил громкость, и спор прекратился сам собой. Потому что Наташка решила все-таки не петь, а зажечь строго в танце. Мы смотрели на нее, раскрыв рты.

Она извивалась вокруг шеста, терлась об него, приседала и вставала обратно, закручиваясь всем телом, делала волну и даже попыталась уцепиться руками и крутануться вокруг, но ладони сорвались. Стало понятно, что обучалась она совсем не олимпийскому виду спорта…

Она проделывала с шестом такие вещи, что мне хотелось покраснеть и отвернуться.

Один раз даже лизнула его. Я скривилась, но потом вспомнила, что машину дезинфицируют.

Впрочем, кривиться хотелось не только от этого. Чтобы напомнить, что танец вообще-то не для нас — а то Денисов уже пару раз виноградину мимо рта пронес — Наташка наконец отпустила многострадальный шест и переместилась к Соболеву.

Я слегка отодвинулась. Потом отодвинулась сильнее. Потом пришлось пересесть, потому что она встала на колени по бокам от его бедер и лэпдэнс потихоньку стал переходить во что-то совсем неприличное.

Его руки сжимали ее бедра.

Слишком близко от меня, но даже в бесконечно длинном лимузине было сложно куда-нибудь деться, чтобы этого не видеть. Попроситься к шоферу, что ли?

Я чувствовала острое разочарование и тошноту. От радости не осталось и следа.

Все-таки я успела засчитать его своим и, хотя изначально не собиралась продолжать эту историю, все равно в сердце растекался яд, отравляя кровь.

Это все любопытство мое.

Ну что, зато убедилась, что Наташка была все-таки права — запал! Непонятно только нафига он спал со мной. Но, может быть, это как раз в логике ярмарки тщеславия — бывший неудачник играет плейбоя.

Илья легко поднялся, удерживая Наташку за… ну, за что пришлось — за то и держал. Мелодия как раз закончилась, и он, склонившись, что-то сказал Морозову.

А потом развернулся, подхватывая одной рукой даму, а другой микрофон:

— Караоке так караоке. Я тогда тоже спою.

Наташка все-таки встала на ножки, но продолжала виснуть на Соболеве так, словно без него подломится и упадет. А он продолжал ее небрежно обнимать за талию.

Я была бы рада на это все не смотреть, даже попыталась отвлечься на Оленьку, которая демонстрировала паре одноклассниц фотки своих детей на планшете. Но мой взгляд раз за разом возвращался к зажигательной парочке как намагниченный. Само собой выхватывались кадры-вспышки: его рука, сползшая с талии пониже, ее ярко-накрашенные губы у его уха, выпрыгивающая из декольте грудь, трущаяся о черную рубашку.

— Вау! Это моя любимая песня! — взвизгнула Маринка Сапожникова, которая только что умилялась совершенно одинаковым младенческим фотографиям у Синаевой и даже умудрялась находить в них сходство с производительницей. — Это «November Rain»! Пригласите меня кто-нибудь срочно, я под нее со школы не танцевала!

В школе дискотеками заведовал Костик Разумов, суровый двухметровый качок с неожиданно хорошим вкусом, поэтому вместо положенных Бритни Спирс и Юли Савичевой у нас звучала золотая классика рока: Scorpions, Guns’n’Roses, и прочие Битлы. Правда главной душещипательной песней «Ганзов» считался «Don’t cry» а не «November Rain», но у меня все равно защемило сердечко при первых же звуках

Соболев покачивал Наташку в медленном танце, пока шло вступление.

— When I look into your eyes I can see a love restrained. But darlin' when I hold you don't you know I feel the same? (Когда смотрю в твои глаза, я вижу сдерживаемую любовь. Но, дорогая, неужели в моих руках ты не понимаешь, что я чувствую то же самое?) — начал он, обращаясь к ней, а я успела удивиться, как неплохо он поет, но потом вспомнила, что он не зря всю школу таскался с гитарой. Чему-то, видимо, научился. Голос у него был чуть хрипловатый, цепляющий, совсем не такой, как у Эксела Роуза. Надо было выбрать что-то из Брайана Адамса, ему бы больше пошло.