Брак по расчету - Кингсли Фелиция

На экране вновь появляется стадион, и мы замолкаем, точно в церкви.

По крайней мере, до следующего гола, который по чистой случайности забивают на девяностой минуте. Под три свистка судьи мы бросаемся друг к другу и обнимаемся так, словно выиграли войну.

После интервью, когда команда возвращается в раздевалку, мы выключаем телевизор и переглядываемся. Точнее, я наблюдаю, как Ланс, Кэмпбелл и Боуэн пытаются тянуть время. Да, мне пора уходить, я здесь чужак. Хотя и, честно говоря, здесь, среди слуг, в этой комнатке, за эти девяносто минут я чувствовала себя больше дома, чем за весь день в роскошных покоях поместья.

– Я… наверное… – начинаю я.

– Желаете, чтобы я проводил вас в ваши апартаменты? – спрашивает Ланс.

– Э-э, да, но, Ланс, мы же только что посмотрели вместе матч и вместе пили пиво, может, будешь обращаться ко мне на «ты»  [19]?

– Протокол это запрещает.

– Мне из-за этого очень неловко, – признаю я.

– Вы привыкнете, – понимающе сообщает он, после чего открывает дверь и делает мне знак следовать за ним.

Я желаю доброй ночи Кэмпбеллу и Боуэну и иду за Лансом по коридорам.

В Денби-холле царят тишина и полумрак, приглушенный свет канделябров на стенах – единственное освещение. Раньше, должно быть, туда вставляли свечи, но сейчас повсюду красивые лампочки тонкой работы в форме бутонов.

Ланс впереди меня двигается быстро и бесшумно, и я, понимая, сколько шума от меня, снимаю каблуки и иду босиком по холодному мрамору.

– Спасибо за компанию, Ланс. Я так получила от матча гораздо больше удовольствия, чем если бы смотрела одна. Привыкла сидеть на стадионе в первых рядах вместе с болельщиками. Прошу прощения, что вторглась к вам. Просто абсурд, что телевизор есть только у вас!

– Вы нас ничуть не побеспокоили. Мне тоже было приятно, и, думаю, могу сказать то же самое о Кэмпбелле и Боуэне. Вы всегда желанная гостья.

– В таком случае бронирую себе место на все следующие матчи кубка!

– Я позабочусь о том, чтобы вам досталось лучшее место, а Боуэн принесет пиво. «Гиннесс» – или предпочитаете что-то другое?

– «Гиннесс» – идеально, – сообщаю я, падая на свою кровать и впервые за весь день чувствуя полноту жизни.

– Что ж, тогда желаю вам доброй ночи, ваша светлость.

– Спокойной ночи, Ланс, до завтра.

Ланс уже собирается закрыть за собой дверь, но потом возвращается:

– Еще кое-что. Открою вам секрет. – Он нажимает на переключатель рядом с прикроватной тумбочкой, и с легким «дзинь» в стене открываются створки, из которых появляется телевизор – большой, как картина в музее.

14

Эшфорд

Вернулся я тайком, чтобы никто не заметил, точно Арсен Люпен  [20]. Почему? Потому что вся одежда после купания в Темзе еще не высохла и источала неописуемый запах канализации, настолько сильный, что по дороге в Денби мне пришлось снять брюки, чтобы не испачкать сиденье автомобиля.

Сдергиваю с одного из столов у входа дамасскую скатерть и заворачиваюсь в нее.

Образцом мужественности в этом шелке лососевого цвета меня не назовешь, более того – я скорее похож на Мату Хари на задании, но еще не хватало, чтобы меня поймали в таком полуголом виде – так я потеряю последние крупицы авторитета, которые у меня еще остались в этом доме.

Не будь Харринг моим лучшим другом со времен учебы, после сегодняшнего вечера ему бы не поздоровилось. Но только он из всех людей в этом мрачном мире может рассмешить меня даже в самое неподходящее время. Да, талант Харринга – неуместные шутки на королевских приемах, церковных службах или похоронах, и он заботится о том, чтобы хоть кто-нибудь его да услышал.

У каждого из нас своя роль, и за правила приличия и примерное поведение из нас двоих отвечаю я.

Дело в том, что новость о моей свадьбе Харринг воспринял плохо. У нас с ним будто было негласное соглашение никогда не жениться или, по крайней мере, жениться как можно позже. И мой поступок оказался для него как кинжал в спину. Может, я не такой беспринципный, как он, и не такой одержимый, но все наши проделки и преступления мы придумывали вместе. Преступления, канувшие в Лету. Поэтому ему было особенно приятно бросить меня в реку, пусть и в другую.

Потребовалось все мое расположение и желание, чтобы, как только мы вернулись в клуб и остались одни, убедить его, что я все еще тот же Эш, которого он знает.

– Так вот, значит, как, обрекаешь меня одного остаться закоренелым холостяком?

– Не заставляй меня чувствовать себя виноватым, ты справишься.

– А я не за себя переживаю, а за тебя. Тридцать лет – и уже в кандалах! Не надейся, что сможешь прийти ко мне за помощью. Я тебя еще в незапамятные времена предупреждал. – Харринг прекрасно умеет скрывать разочарование за маской шута.

– Давай так, если мне понадобится помощь, я приду не к тебе.

– Конечно, если ты в самом деле влюбился… – Так вот что, он хотел доказательств, хотел услышать это от меня. А инстинкт Харринга всегда безошибочно разоблачал мою ложь. И если бы я сказал, что люблю Джемму, он бы мне не поверил.

– Харринг, так просто случилось. Я женился. Это произошло спонтанно, порывом. Я просто захотел это сделать, и все. Теперь у меня есть жена, но все не так, как ты думаешь. Ты представляешь традиционный брак, обычную жизнь женатой пары со всеми соответствующими ограничениями. Так вот знай, что я женился на женщине необычной, и история у нас нетрадиционная. Наша история столь же бурная, сколь невероятная, и, возможно, Джемма – единственная, на ком я когда-либо мог жениться. Любой другой захотел бы свадьбу как по учебнику. Но не Джемма.

На этих словах Харринг скептически приподнимает бровь:

– Что ты имеешь в виду?

– Она нонконформистка и полностью поддерживает открытые отношения. Вот что я имею в виду, когда говорю, что ничего не изменилось.

Выражение лица Харринга сменилось со скептического на недоверчивое.

– Позволь мне прояснить: вы поженились, «согласен ли ты» и так далее, «пока смерть не разлучит вас», и теперь говоришь мне, что брак у вас открытый?

Я просто киваю, чтобы не раскрывать карты. Опустив при этом тот факт, что поженились мы из-за денег, и что на самом деле мы друг друга презираем, и у нас нет ничего общего, не говоря уже о кровати.

– Тебе улыбнулась удача, мой друг. Ты не представляешь, сколько бедолаг хотели бы оказаться на твоем месте.

Блин, похоже, у меня получилось искренне!

– Да, но, Харринг, это останется между нами: все, что я сказал, не должно покинуть эту комнату. Разговоров о моей свадьбе и так предостаточно, не хватало еще, чтобы и эти детали утекли.

– Старик, мне никогда еще так не хотелось встретиться с твоей женой. Я хочу своими глазами увидеть это чудо!

Чудо? Падая на кровать, не могу не думать о словах Харринга. Джемма храпит, как товарный поезд.

Одна из отрицательных сторон (если положительные вообще есть) смежных комнат в том, что всего пара дверей отделяет меня от Джеммы и от глубокого сна.

Харрингу не терпится с ней встретиться. Я уже знаю, что он воображает ее воплощением женственности, парализующей движение транспорта, но я бы Джемму так не описал. Изящная, грациозная – ага, как фура на четырех осях. Я могу только надеяться, что Харринг не вынесет ее болтливости и потеряет сознание через три минуты после рукопожатия.

За миг до сна меня посещает ужасная мысль: завтра слуги придут убирать наши комнаты и, хотя спальни у нас отдельные, им может показаться необычным, если не подозрительным, что первую ночь под одной крышей новые герцог и герцогиня провели каждый в своей постели, запершись в комнатах. Хотя бы одежду надо повсюду разбросать, а простыни сбить так, чтобы были видны признаки неудержимой страсти. Следовательно, хотя бы одна из кроватей должна выглядеть нетронутой.