Ты нам не нужен (СИ) - Кароль Анита

— Так, иди к Ниночке, сейчас же, — снова появляется мама, дергает меня за плечо.

Я вспоминаю о Максе, как мы встречались тогда. Тоска какая−то скручивает все внутри.

— Мам… а можно любить человека, если он предал? – задумчиво спрашиваю.

— Можно. Особенно если у тебя дети от этого мужчины. И простить можно, если он изменился. Вот иди, приведи себя в порядок и послезавтра, в субботу, поезжай к нему вместе с мальчишками. Нечего киснуть сидеть.

Мама еще минут десять доказывает, как важно любить и быть любимой. И я сдаюсь. Иду в салон красоты, который в соседнем дворе. Лишь бы ее не слушать.

— Ну что, — спрашивает пухляшка Ниночка лет сорока, — красим в темный, или восстанавливаем твой природный цвет?

Смотрю в зеркало. Цвет у меня сейчас зебру напоминает. А я всегда себе нравилась и никогда не красила волосы раньше. И Максу нравилась блондинкой.

— Восстанавливаем, — улыбаюсь своему отражению.

Через три часа я выхожу на улицу с прической и маникюром. Немного полегчало. Даже захотелось купить себе летние платья. Иду вдоль домов, в конце улицы есть магазины одежды. Для простых людей, как я. Никаких бутиков.

В детский сад за мальчишками прибегаю чуть опоздав. Они ждут меня на площадке.

— Мамочка! – кричит Матвейка, бежит навстречу. – Какая ты красивая!

Андрейка сидит в песочнице и смотрит на меня. Протягиваю руки к малышу. Уставший он какой−то, вялый.

— Андрейка не спит днем? – спрашиваю у воспитательницы.

— Наоборот, хорошо спит. К полднику еле разбудили. И вообще, он молодец, тихий, играет сам с собой. А вот за Матвеем глаз да глаз нужен, непоседа, — рассказывает Ирина Геннадьевна.

Странная тревога наполняет сознание. Что−то не дает покоя, как заноза. Да, Андрейка всегда спокойнее брата, но не так же, чтобы выглядеть уставшим после полуденного сна.

— Полина, — окликает меня Игорь, когда подходим к подъезду. Он врач детский, живет рядом. Лечит моих близнецов, когда болеют. – Погоди, поговорить нужно.

Мужчина присаживается перед Андрейкой, трогает его лоб рукой. Хмурит брови, и моя тревога усиливается. Зову доктора на чай.

Мама переодевает мальчишек и уводит их во двор поиграть. А я угощаю Игоря вкусным чаем и настороженно жду, что он скажет. Это про детей будет разговор. Я точно не интересую этого добродушного доктора.

— Не знаю, как и сказать… я давно наблюдаю твоих мальчишек… и я сразу заметил патологию у Андрейки, просто пугать не хотел раньше времени. Я надеялся, что он перерастет свою аномалию, как часто бывает.

— Да Игорь! Говори напрямую! Что с моим сыном? – не выдерживаю намеков.

— С печенью проблема у ребенка, врожденная, — крутит ложкой в креманке с вареньем. – Нужно срочное обследование, я наблюдаю за мальчиком и вижу симптомы.

— Это же лечится?! – мну пальцы, не в силах представить, что страшное нависло над нашей маленькой семьей.

— Нет, к сожалению… то есть, если найдется донор… но я уже давно поставил Андрейку в очередь. Вот только донора пока не нашлось. Возможно ты подойдешь, или отец ребенка. Завтра жду вас на обследование. Потом видно будет, возможно я зря беспокоюсь.

Не зря. Я тоже заметила, что с сынишкой что−то не так. Даже кожа у него странноватая, с желтизной. Не сильно, можно подумать, что это загар легкий. Оцепенение окутывает меня. Волосы дыбом встают от ледяного ужаса.

— Поль, мы сделаем все возможное, — трогает мою руку друг.

— А если… если… — не могу произнести слова, страшные настолько, что язык не поворачивается. – Сколько? Сколько ему, если…

— Об этом даже не думай…

— Скажи, сколько моему сыну осталось, если донора не найдем? – рычу, вскакивая со стула. – Я должна знать!

— Полгода от силы.

— Полгода… шесть месяцев… сто восемьдесят дней всего… — слезы наворачиваются на глаза. Я бессильна. И не знаю, что делать.

— Завтра утром жду, а там посмотрим, может я ошибся.

— Почему ты раньше молчал? Мы могли бы вылечить уже давно, — набрасываюсь с упреками.

— Нет. Здесь только пересадка поможет. И то, если донор идеально подходит. Прости, но еще месяц назад не было повода для тревоги. Такие аномалии обычно с возрастом приходят в норму, организм сам включает исцеление. Может и у Андрейки так. Поэтому он и устает быстро, что организм все силы на исправление ошибок уходят.

Он не сыплет терминами, объясняет обычными словами. Я благодарна ему за это, если терминами, то непонятно и страшнее становится.

Игорь уходит, советуя не отчаиваться. А мне еще мама надо как−то объяснить. Когда они приходят с прогулки, я сообщаю, что завтра Матвейку отведет в садик, а Андрейку я поведу в поликлинику.

— Случилось что−то? – смотрит со страхом мама. Чувствует все, всегда так.

— Да не… Игорь сказал, что с анализами попутали, надо заново сдать, — пытаюсь успокоить.

— Ну да, за месяц не могли же сообщить, что попутали… Поль, я не вчера родилась, не надо меня обманывать. У тебя глаза мокрые, и на Андрейку так смотришь, будто… ох−х…

— Да, врожденная патология, с печенью что−то у Андрейки. Игорь велел на обследование прийти. Срочно.

Пока купала мальчишек, кормила их ужином и укладывала спать, еще держалась. А потом ушла на балкон, закрылась там и разрыдалась. Долго плакала, не решаясь позвонить Максу. Завтра, как узнаю, как обстоят дела, сразу ему позвоню и расскажу.

Я бы сейчас позвонила. Так хочется, чтобы рядом сильное плечо было. Но ведь он все испортит. Потащит ребенка в свои дорогие клиники, где знать не знают о диагнозе. А Игорь уже знает все. К нему хочу сына отвезти. Ему доверяю. Он с рождения моих малышей наблюдает.

— Дочь… ты бы Максиму позвонила, — скребется в дверь мама. – Он поможет.

— Завтра. Пусть Игорь обследование проведет спокойно. Ты же знаешь Макса, он всех на ноги поднимет. А переполох здесь только помешает. Иди спать, мам.

Мама тяжко вздыхает и уходит. А у меня снова соленый водопад. Плохие мысли сами лезут в голову, как ни отгоняй. Жалят мозг, аж горит все, кожу как иголками колет.

Я не могу представить, как завтра Матвейка пойдет в детсад без брата. Они неразделимы с рождения. А как он будет жить, если вдруг…

Глава 20

Максим

Приезжаю за сыновьями, как обычно, но вместо них вижу Полину. Она выскакивает из подъезда, бежит к моей машине, перескакивая через лужи, оставшиеся после ночного дождя. Неужели собралась нарушить договоренность?

— Привет… — падает на переднее пассажирское сиденье и застывает, глядя через лобовое стекло.

— Привет. И все? Дети где? У меня планы, вообще−то, я собирался… — начинаю высказывать, но тут вижу, что девушка плачет. – Что случилось?

В груди сжалось что−то, будто железная клешня сдавила органы. Тормошу Полину, но она ничего сказать не может. Из ее рта только нечленораздельные звуки вылетают. Достаю бутылку с водой из холодильного отделения, но она не может ее взять. Тогда отвинчиваю крышку и заставляю сделать глоток.

— Во−о−т… а теперь не торопясь, рассказывай.

— Андрейка в больнице, — наконец может сказать. И сразу затыкается. Потом хватает бутылку и пьет, торопится, чуть не давится. – Все плохо, Макс… я не подхожу, мама тоже.

Ни черта не понимаю, но даю высказаться. Когда она замолкает, я задаю вопросы.

— Почему он в больнице и куда вы с мамой не подходите?

— Мы не можем быть донорами… Игорь звонил сегодня утром, пришли результаты обследования… у Андрейки патология какая−то… врожденная вроде… с печенью что−то… донор нужен, срочно… Макс, я не хочу потерять нашего мальчика…

Полина рыдает, а я от растерянности не знаю, как успокоить. Андрейка… мой тихий улыбчивый сын…

— Поехали. В какой он больнице? Адрес говори. И запомни – никого мы не потеряем! Я всех на уши поставлю, но все добуду, что нужно.

Мы едем в обычную городскую больницу, для меня это необычно, что все так убого и бесплатно. Обшарпанные стены наводят мрак. Кого здесь могут вылечить?