Уравнение со всеми известными - Нестерова Наталья Владимировна

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87

Глава 10

Анна не доверяла Луизе Ивановне ни дочь, ни мужа. На предложение свекрови отправить Дарью жить к ней Анна ответила решительным отказом: “Вы с ней не справитесь”.

Луиза Ивановна не была злой, капризной или вздорной особой. Напротив, очень милой и доброй женщиной. Именно за то, что она была женщиной, а не матерью, Анна ее недолюбливала. Мама Анны и Татьяны — это настоящая мама, потому что в дочерях, в их мужьях, во внуках, в племянниках — во всех молодых родственниках она видела детей, о которых надо заботиться и у которых необходимо по возможности отобрать все проблемы и переложить на свои плечи. А Луиза Ивановна с ее женской беспомощностью и трогательной растерянностью невольно требовала большого внимания к самой себе: ей нужны были забота, сочувствие, комплименты, подарки, участие в ее трагедиях — вроде объяснения с сантехниками из ЖЭКа. Муж Луизы Ивановны умер, когда Юре еще не исполнилось и четырнадцати. Сын, естественно и незаметно, стал опорой матери.

Анне никогда не приходило в голову, что именно беззащитность и слабость Луизы Ивановны помогли воспитать в сыне мужские качества — способность принимать решения и брать на себя ответственность. Она, Анна, также не замечала деликатную покорность, с которой Луиза Ивановна переживала далекое от теплоты отношение невестки. И если бы кто-нибудь сказал Анне, что ее чувство называется банальным словом “ревность”, она бы возмутилась. Просто место мамы в ее душе и в жизни было занято и никакая Луиза Ивановна ей не нужна.

Анна не оценила того, что свекровь, против ожидания, не пала духом после трагедии с Юрой. Вернее, Анна приготовилась к тому, что раскисшая от слез Луиза Ивановна станет искать у нее сочувствия и поддержки. Заранее настроилась дать свекрови отпор. А когда никакого отпора не потребовалось, Анна по инерции задуманного решительно отмела все предложения о помощи. Но вскоре занятие для свекрови нашлось.

Деньги, отложенные для обустройства новой квартиры, стремительно утекали. Молоко для Кирюши, продукты с рынка для Юры, поездки в больницу на такси, лекарства, консультации у медицинских светил, массаж, лечебная физкультура — все требовало денег, денег и денег. На валютном счете во Внешторгбанке у Самойловых, как и у всех советских специалистов, работавших за рубежом, лежали доллары, три тысячи. Но в стране царила неразбериха, деньги практически не выдавали, нужно было несколько дней отмечаться в очереди, чтобы попасть к кассе, да и снять позволялось только сотню долларов. Кроме того, счет был оформлен на имя Юры, как и новенькие “Жигули”, стоявшие под окном.

Из Перу Анна привезла много серебряных украшений, почти полную обувную коробку. Там они стоили совсем недорого. Большую часть браслетов, колец, цепочек и сережек она раздарила подружкам и врачам. Оставшееся попросила свекровь сдать в комиссионный ювелирный магазин. Луиза Ивановна привезла неутешительное известие: серебро могут принять только как лом, то есть на вес, сумма, которую выплатят, смехотворна.

— Тогда вам придется самой их продать, — решила Анна. — Сейчас весь центр Москвы запружен барахольщиками. Встанете где-нибудь у ЦУМа, разложите все и будете торговать.

— Анечка, я никогда подобным не занималась, — растерялась Луиза Ивановна.

— Знаю. Но у нас нет денег даже на то, чтобы вызвать нотариуса в больницу и оформить все доверенности. У Кирилла нет коляски. Вы видели когда-нибудь на улице младенцев, с которыми гуляют без коляски? Вот именно, только мы одни. Да что я вас уговариваю! Вы пойдете на барахолку или нет?

Луиза Ивановна пошла. И с удивлением обнаружила, что ее коллеги по прилавку вовсе не скандальные торговки, чего она так опасалась. Рядом с Луизой Ивановной продавали личные вещи вполне интеллигентные женщины, даже одна кандидат наук. Появились и продавцы, которые работали с перекупщиками, привозившими ширпотреб из-за границы. Их называли забавным швейным термином — челноки.

Когда “серебряные” деньги кончились, Анна попросила продать шубу и новые, еще ни разу не надетые по причине беременности платья. Потом в ход пошли хрусталь, столовые приборы, посуда, стереосистема. Даже одежду, которую Анна покупала в Лиме детям на вырост, пришлось продать. Каждый раз, когда деньги опять начинали таять, Анна ходила по квартире, раскрывая шкафы в поисках вещей, которые могли иметь спрос, которые можно снести на рынок. Татьяна с болью наблюдала, как сестра распродает все то, что любовно покупала в новую квартиру, но другого выхода предложить не могла. Единственным, с чем Анна не соглашалась расстаться, были вещи Юры. Его рубашки так и лежали упакованными в пластиковые пакеты, в шкафу висели новая дубленка и костюмы, пылились туфли.

Кроме счета в банке и автомобиля, некий финансовый резерв представляли собой золотые украшения, которые Юра дарил Анне: серьги и кольцо с изумрудами, окруженными бриллиантовой крошкой. Расставаться с ними было очень жаль. Но больше выносить из квартиры нечего: шторы с окон и те сняли. С другой стороны, отдавать драгоценности Луизе Ивановне для продажи с рук тоже нельзя: ее могли ограбить. Покупательницу нашла Ольга. Но цену, по меньшей мере в два раза заниженную — пятьсот долларов, — повысить ей никак не удавалось.

— Сволочь жирная, — жаловалась Ольга, — завотделением наша. С больных деньги гребет лопатой. У нее этих бриллиантов — как у меня перловки в рассольнике. Но не уступает. Говорит, по нынешним временам это крупная сумма. Гадина! Ань, соглашаться или нет?

— Соглашаться. У меня безвыходное положение. Через три дня забираю Юру из больницы, даже перевезти его не на что. Не говоря уже обо всем остальном.

— Отдала бы ты Юрку в санаторий для инвалидов. А поправится или как там, заберешь. Ну куда ты без работы, без профессии, с двумя малыми детьми на руках?

— Ты с ума сошла! Какой санаторий? Чтобы его там загубили? У него реабилитация только началась.

— Не дури, слезы это, а не реабилитация. “Мама, дай” говорит, конечностями едва шевелит, даже посадить его не могут.

— Ольга, прекрати, ты в черепно-мозговых травмах ничего не смыслишь. Когда ты деньги можешь привезти?

Глава 11

Вера стояла у раскрытого шкафа и выбирала вечернее платье для похода в ресторан с Игорем Самойловым. Она не любила наряжаться в парадные одежды, чувствовала себя в них липкой лентой для ловли мух. Мух заменяли оценивающие взгляды мужчин и женщин.

Игорь заметно облегчил ее жизнь в последние две недели. Каждое утро подбирал ее у станции метро “Медведково” и вез в Крылатское. Дорога занимала около сорока минут, в течение которых Игорь развлекал Веру веселыми историями. Он относился к тому типу людей, которые не подвержены рефлексии “удобно-неудобно”: Игорю было удобно открыть любую дверь, вступить в разговор с незнакомым человеком, выпить и с пьянчужкой в грязном пивбаре, и с министром на приеме.

Внешность у Игоря была деревенско-крестьянской: коренастый, широколицый, курносый — в любой стране мира соотечественники сразу узнавали в нем своего — наш, русский. Актеры с подобным типом лица в народе любимы и популярны. Реши Игорь сменить профессию, наверняка добился бы успеха. В студенческом театре МАИ он блестяще играл глуповатых студентов и туповатых профессоров. Но сам был далеко не глуп и не туп: обладал быстрым умом, хорошей реакцией, легко разбирался в людях и умел их использовать. Он занимался вертолетами: то ли строил, то ли ремонтировал, то ли торговал — Вера точно не поняла. Она полагала, что их с Игорем роднит особое братство милосердия, которое возникает между чужими людьми, оказавшимися у постели тяжелобольного человека.

Вера хотела предложить Игорю самому забирать грудное молоко, тогда она сможет пораньше приезжать к Самойловым. Но потом отказалась от этой мысли. Донор Люся — существо не для слабонервных, и тем более не для мужских глаз.

Люся жила в маленькой однокомнатной квартире с мамой, мужем и тремя детьми. Порядок, у них если и поддерживался, то заметить его в тесноте было сложно. Несколько раз Люся, не успев приготовить молоко к Вериному приезду, сцеживала при ней. Портреты живописных мадонн не имели с этими сценами ничего общего. Люсина грудь напоминала громадные узбекские дыни. Сквозь желтоватую кожу просвечивала сетка голубых вен, смотрящие в пол коричневые соски были размером с блюдце. Люся мыла их под краном в кухне, подставляла баночку и начинала быстро сцеживать молоко. Струя била с напором, молоко пенилось. Люся, ни разу не спросившая, как поживает выкармливаемый ею ребенок, говорила только о себе и уникальной способности ее тела зарабатывать деньги.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87