Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья

Паша углубился в снимки, а Ника приподнялась на кровати.

— Мамуль, — ласково начала она. — Павлик предложил мне перевестись к нему в тринадцатую. Я думаю, стоит послушаться. И к тебе ближе.

— Да ты что! Павлик, вот спасибо! — мама радостно всплеснула руками. — Я и сама думала, но постеснялась спросить…

Чтобы мама — и постеснялась? Удивительное дело. Ника покачала головой. Кто бы мог подумать, что к Исаеву будут относиться с таким пиитетом. Заслужил ведь. Спаситель, хоть и на белой газели вместо богатырского скакуна. Или, к примеру, черного ягуара.

И пока Ника писала отказ, Исаев о чем-то говорил с ее хирургом в коридоре и вызванивал транспортировку. С его помощью все заняло не больше часа. Ника едва успела попрощаться с соседками по палате, как Паша собственноручно сдал ее в дребезжащую карету неотложки и сам забрался следом.

— Слушай, я не хотела спрашивать там, — тихо сказала они, когда машина вырулила на трассу. — Но осложнение пошло из-за того, что они напортачили?

Он задумчиво смотрел в окно, и на его лице мелькали пятна солнечного света.

— Не думаю. Все вместе. И медикаменты, и аппаратура… От их мастерства здесь не все зависит, к сожалению.

— А можешь рассказать про операцию?

— Предстоящую?

— Нет, которая была. Ты ведь читал историю. Я спрашивала, но они все время на бегу, и мне никто толком не объяснил. Бросили пару слов, из которой я разобрала только аппендицит.

— А что тебе это даст? — Паша вздохнул и повернулся к ней.

— Просто. Интересно ведь. Меня режут, а не кого-то.

— Ну, смотри. Они вошли в брюшную полость.

— Так, — Ника с готовностью смотрела на него, как на учителя в школе, словно готовая в любой момент записать.

— Целились на перитонит, а нашли абсцесс. Нарыв. Он уже лопнул, все вытекло. Гноя около ста миллилитров было, как они пишут. И когда все убрали, оказалось, что сам аппендикс, ну, червеобразный отросток, уже успел сгнить и самоампутировался.

— Отвалился, что ли? — поморщилась Ника.

— Вроде того. Но то место, откуда он рос, уже было поражено. Воспалилось. Они попытались закрыть дефект швами, и за это им, между прочим, респект. Потом поставили тампоны с левомеколем и в малый таз, и на место абсцесса, но что-то пошло не так. Видимо, начался некроз…

— Все, я больше не могу. Прости, — Нику передернуло. — Я думала это интереснее.

Гной, черви, некроз — и все у нее внутри. Господи, как она вообще держалась на ногах? Зомби, а не человек. Ходячий бизнес-план. Выходит, она тихо гнила изнутри, а думала только о дегустации? Теперь понятно, почему Исаев смотрит на нее так снисходительно.

— Ну, а ты чем по жизни занимаешься? — с улыбкой спросил он, явно пытаясь ее отвлечь.

— Работаю в инвестиционной конторе. Хочу открыть свое дело. Ты же видел у меня в комнате меню? Вот, как раз подумываю о кофейне-кондитерской.

— И что будете подавать?

— Десерты, выпечку, что же еще. Из лучшего у нас капкейки с малиновой… — она сдержала волну тошноты. — Нет. Не могу про еду.

— Жаль. Я бы послушал, если поесть все равно не получается.

— Рассказывай лучше ты что-нибудь. У тебя голос успокаивает.

— Правда? Вот уж не думал. А что?

— Что хочешь. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе… Или на худой конец, как ты умудрился попасть в мед и дошел до самых вершин хирургии.

— Ну, не такие уж это вершины… Хотя да, ответственными хирургами в тридцать два кого попало не делают…

Ника уютно прикрыла глаза, словно кто-то читал ей сказку на ночь. Боль отступала вместе с волнением, его спокойный теплый голос действовал лучше всякого наркоза.

— Эй, не отключаться мне здесь! — вдруг опомнился он. — Держи меня за руку.

— Да, сэр, — блаженно пробормотала она, не открывая глаз. — Только никуда не уходи.

Глава 8

02 мая 12:29

#миртрудмай #спасибочтоживой

Пора обзавестись дачей, ящетаю. Буду феодалом.

Главное, чтобы там телефон не ловил, и хотя бы пару дней не видеть Шарик[1].

[1] Шарикоподшипниковская улица рядом с 13 ГКБ.

— Пал Дмитрич, опять вы? — приветствовала его в оперблоке сестра Ольга, с которой он только вчера распрощался на выходные.

— Опять я. Кто у нас дежурит?

— Поспелов. Он во второй сейчас.

— Отлично. Если разминемся, предупреди насчет меня.

— А что случилось-то? — Ольга достала из коробки новую пару перчаток.

— Там девушка у меня с осложнением после гангренозного аппендицита. Надо бы взять. История свежая, но ты все равно возьми анализы, подготовь. Операционная есть?

— Первую сейчас отмоем, и, по идее, можно взять.

— Что значит «по идее»?

— В приемнике мужчина с аппендицитом, но Поспелов говорит, что срочных можно вперед, — Ольга переминалась с ноги на ногу, и было заметно, что ей не терпится закончить разговор.

— А из анестезиологов кто? Севанян?

— Да. Но его должен подменить Фейгин.

— Зачем? Разве он не?..

— Пал Дмитрич, не втягивайте меня в их преферанс дежурствами. Там белья вагон, отходы и полы домывать.

— А санитарка?

— Зинаида Федоровна-то? У нее спину продуло вчера на грядках, я ж не зверь. Можно я пойду? А то до утра не управлюсь.

— Конечно, конечно. Извините.

Паша решил все же дождаться Поспелова, чтобы не самовольничать в его смену. Договорился с ассистентами, отправил Севаняна к Веронике. Он убеждал себя, что она не настолько близкая знакомая, чтобы отказаться, но отчего-то нервничал. Да и поздно было отказываться. Во-первых, никто кроме него не стал бы заговаривать зубы Надежде Сергеевне, во-вторых, она вдруг так восхищенно посмотрела на него там, в неотложке… Не хотелось терять лицо.

Нет, недостатка в женских восторгах у него не было. У некоторых дамочек молодой врач был чем-то вроде фетиша. Здесь, конечно, не Америка, чтобы девушки в очередь выстраивались за престижным статусом докторской жены и весомым окладом, но кое-какой романтический флер вокруг белого халата сохранялся. Больше, правда, у старушек. С ними просто чаще приходилось иметь дело. Да и молодым девушкам опыт ручного осмотра порой казался чем-то игривым и пикантным. В первые годы работы, по глупости не послушавшись коллег и не удалив страницу с реальным именем из социальных сетей, Паша время от времени получал послания от недавних пациенток. А уж медсестрам и вовсе чуть ли не по должностной инструкции полагалось бросать на врачей томные взгляды и грезить о подвенечном платье. Времени у них на это, конечно, оставалось мало, но не было случая, чтобы Паша зашел в сестринскую и остался без чашечки кофе, домашнего пирожка или радушной улыбки. Разумеется, здравым смыслом он обделен не был, и потому мух с котлетами никогда не смешивал.

А Бася Карташова его всегда бесила. Сам не понимал, почему. Выходила гулять во двор вся из себя, в белых гольфиках. Кто вообще гуляет в белых гольфиках? Играла с другими мелкими в какую-то дурь, все время у них были альбомы с секретиками, наклейки и прочая девчачья чушь. Два хвоста, круглые щеки под челкой и деловито поджатые губы. И на него смотрела, как пионер на тунеядца. И пусть он эти времена не застал, но именно такой ему представлялась советская зануда. Только красного галстука не хватало.

С какой стороны ни глянь, ему должно было наплевать на ее мнение. Мелкая — раз, девчонка — два. Не сказать, чтобы она была очень толстой, но его так разозлило это сюсюкание «Басенька», что он не удержался. Да, пожалуй, он погорячился. И в какие-то моменты ему даже становилось жаль ее. Но только он думал о том, чтобы как-то сгладить свою вину, как она бросала на него свой фирменный презрительный взгляд, он чувствовал себя последним нищебродом, и от злости выкидывал очередной фортель.

Она была не виновата, что ей так повезло с отчимом и мамой. Его вот мама воспитывала одна, как и все в девяностые, впахивала на трех работах и вся родительская любовь выливалась в раздраженных «Ешь!», «Иди спать!», «Выключи телевизор» или «Опять двойка?! А ну поди сюда, скотина такая!». И он шел, только не к маме, а в гаражи, где они с пацанами жгли покрышки, строили убежище и хоронили дохлого голубя. И как назло всякий раз, когда он нес скоропостижно почившую зверушку на импровизированное кладбище, ему попадалась Карташова. И смотрела на него с таким омерзением, как будто он их собирался есть.