Тиран (ЛП) - Фрейзер Трейси Мари

Таннер видит то же, что и я, поэтому отвечает за меня.

— Нет, сэр. Не учат, — произносит он с широкой улыбкой. И я знаю, почему он улыбается. Мой отец провел кампанию против изучения основ контрацепции в нашей местной школе. Его план по сексуальному образованию заключался лишь в курсе изучения только одной дисциплины под названием «Только Воздержание».

— Сотри эту смехотворную улыбку со своего лица, — говорит мой отец Таннеру, наклоняясь через стол. — Я попрошу Надин позвонить частному доктору. Конечно, я не могу заставить сделать аборт, но так как в этом случае закон на вашей стороне, и вам решать, поменяют ли республиканцы свои позиции. — Это не заявление о том, что у меня есть выбор. Это предложение. Приказ.

— Нет! — отвечаю я, вставая. Натягиваю ткань на моем округлившемся животе, чтобы отец столкнулся лицом к лицу с тем, что он предлагает мне сделать. — Слишком поздно, — продолжаю, — но даже если бы это было не так, я бы не стала звонить доктору, чтобы избавиться от него. — Смотрю на него сверху вниз.

— Что значит «слишком поздно»? — осторожно спрашивает отец.

— Она уже на шестом месяце, — отвечает Таннер, пытаясь вызвать всю злость отца на себя.

Слава Богу, это работает, потому что сенатор переходит к следующему плану. Я все еще жду, что он позвонит матери.

— Нам нужно с этим разобраться, понять, как подойти к решению этой проблемы, — произносит мой отец. — Нужно многое учесть при подобных обстоятельствах. — И он прав. Нам нужно обсудить, что делать со школой, кто будет возить меня на прием к доктору, и многие другие детали. Я переплетаю пальцы и делаю глубокий вдох.

— Послушай, — начинаю я, но отец поднимает руку, тем самым затыкая меня, и тянется к стационарному телефону, двигая его из угла в центр стола. Он открывает телефонную книгу и листает список контактов. Находит нужный номер, нажимает на кнопку громкоговорителя на стационарном телефоне и набирает его.

— Это Мэгс, — отвечает женский голос.

— Прайс, — начинает отец. — У нас здесь проблема. Нужно поработать над стратегией, негативной реакцией, а затем обсудить уровень поддержки. Составь рейтинг.

Мэгс. Я знаю это имя.

Мужчине, моему отцу, сидящему передо мной и склонившемуся над рабочим телефоном, плевать на беременность его дочери-подростка. Его не интересует, что я пропущу школу. Плевать, что мне ничего не известно об уходе за ребенком, или о том, что весь мой мир изменится. Нет.

Этот телефонный звонок как ведро ледяной воды на голову, помогает мне вернуться назад к реальности под названием «сенатор».

Потому что этот телефонный звонок был сделан единственной и неповторимой Мэгс Олбрайт.

Человеку по вопросам организации отношений с общественностью в случае проблем.

Я не его дочь.

Я — проблема.

Этот день официально стал последним, когда он слышал от меня слово «папа». Все последующие дни я называла его одним единственным словом.

Сенатор.

Отец сидел за своим столом и выглядел почти так же, как в день, когда узнал о моей беременности, возможно, немного хуже. Круги под глазами, волосы заметно тронуты сединой, лицо слегка пожелтевшее. Я села в то же зеленое кресло, в котором сидела три года назад.

— Даже не поздороваешься? — до меня из угла донесся голос. Я повернула голову и увидела маму, сидящую на стуле с высокой спинкой в идеальной позе — ноги скрещены в лодыжках.

— Привет, — ответила я. Моя мать наклонилась вперед, придерживаясь за подлокотники. Подняла бокал, наполненный какой-то темной жидкостью, и встала. Поставила его на стол, расплескав часть содержимого. — Ты уже лучше чувствуешь себя после возвращения из… спа? — спросила я.

— Я в порядке, дорогая. Так рада, что ты вернулась домой, — ответила она механически. — Предполагаю, что ты меня не помнишь, — заявила она.

Я покачала головой.

— Хотя я вспомнила ее, — я повернула рамку и указала на Никки.

— Ты помнишь Николь? — спросил отец с удивлением в голосе.

Я кивнула.

— Только один момент. Она залезала ко мне в окно, просила о помощи и хотела денег, — мои глаза наполнились слезами, но я поборола их. — Я отказала ей.

Сенатор вздохнул.

— Я запретил тебе видеться с ней сразу после того, как она впервые отправилась в реабилитационный центр, но ты не послушала. Никогда не слушала, когда дело доходило до этой девчонки.

— Очевидно, в тот раз послушала, потому что я вспомнила, как прогнала ее.

— Радуйся, что сделала это, — добавила мать, — потому что она…

— Марго, — предупредил отец.

— Она что? — спросила я. Ответ я уже знала, но часть меня хотела это услышать.

— Она мертва, — закончила мать пожав плечом. — Тот яд, который она вводила себе, наконец убил ее. Они нашли ее в грязном мотеле в стороне от шоссе. — В голос матери звучало лишь презрение, нос был вздернут вверх, словно она нюхала что-то в воздухе. — У нее нашли сумку, полную презервативов и наркотиков. Кажется, продавать себя стало ее привычкой.

Я встала с кресла, почти опрокидывая его.

— То есть из-за того, что ты покупаешь свое дерьмо с брендовыми марками и наливаешь его в хрусталь, ты думаешь, что чем-то отличаешься? — Я указала на бокал в ее руке. — Никки вводила дрянь себе в вену, а ты вливаешь ее в глотку, — и покачала головой, не веря. — Высокомерная сука! Она была зависимой, как и ты, это же очевидно! Единственная разница между вами в том, что Никки не пыталась скрывать это за красивым фасадом.

— Пошла. Вон, — сказала мне мать, дрожь в ее руке стала заметной. Она бросила бокал о стену, и он разбился на кусочки о портрет Джорджа Буша.

— Вы обе. Прекратите. Марго, машина ждет. Иди. Я вскоре присоединюсь к тебе.

Мама сверлила меня взглядом, пока выполняла приказ и в спешке покидала комнату. Несколько секунд спустя хлопнула входная дверь.

Отец не сказал ни слова о поведении матери.

— Нам нужно отъехать на мероприятие в Миртл Бич. А в это время к тебе приедет специалист. Эксперт в области травм мозга и потери памяти. В большей степени он работает с ветеранами, вернувшимися из Вьетнама, но согласился поработать с тобой. Постарайся вести себя хорошо, пока нас не будет, а твоя мать… она… нестабильна в эти дни. Не доводи ее, — он встал и застегнул пиджак. Открыл ящик стола и достал внушительные золотые часы с красными камнями. — Мы вернемся в четверг, — отрезал папа и вышел из комнаты.

Внезапно мой страх одиночества совершенно утратил смысл. Потому что я предпочла бы остаться одна, чем провести еще хоть минуту со своими родителями.

Именно в этот момент я поклялась стать такой матерью для Сэмми, которой, согласно моим воспоминаниям, моя мать для меня никогда не была.

Мне хотелось, чтобы он рос, чувствовал себя любимым и знал, что несмотря ни на что, я буду рядом с ним. И самое последнее, чего я для него хотела — это жизнь, в которой он будет ненавидеть свою собственную мать.

Как я ненавижу свою. 

Глава 9

Кинг

Когда обломки перестали осыпаться в комнату, я выскочил из-за кофейного столика, служившего мне укрытием, и упал на живот. Диван, на котором сидел Медведь, теперь был завален булыжниками.

Как и он сам.

Послышался шум голосов. Кто-то громко раздавал команды. Звук напоминал крик в каньоне, но я мог разобрать только гул его эхо.

Боль. Тупая и пульсирующая, она сжимала голову. Кровь текла в глаза. Зрение помутнело, и я прищурился. Двое мужчин с АК наперевес пробирались в квартиру через остатки стены. Они держались за что-то торчавшее из обломков на диване, и только тогда я мельком заметил Медведя.

По крайней мере, частично.

Его нога вывернулась под странным углом, повиснув на крупном обломке бетона. Джинсы были порваны. Лодыжка покрыта кровью.