Паутина Фрейда (СИ) - Еленина Юлия

— Есть немного, — ответил я.

Признаться, даже не немного, а основательно.

— Будем здесь стоять или пригласишь?

Вот я охренел еще больше, чем когда увидел ее возле ворот.

— Ты. Собираешься. Зайти. Ко мне. Домой?

Это что, блин, шоковая терапия? Ситуация меня дезориентировала, ее поведение — тоже. Кажется, я вообще перестал что-либо понимать. То ли у меня действительно сейчас галлюцинации, то ли были неделю назад в кабинете Коротаева.

Но мне было интересно. Очень.

— Идем, — кивнул я, достав ключи.

Мы оставили машины возле ворот и зашли во двор. Она шла в полушаге за мной справа, и я едва не заработал косоглазие, пытаясь уловить хоть что-то. Ноль.

В прихожей я посмотрел на нее и снова растерялся. Что за черт?

— Кофе? — спросил, не зная, что еще сказать.

Ладно, буду гостеприимным хозяином. Может, тоже удивить ее получится. На кухне она устроилась на диване, положив локоть на спинку и подперев ладонью голову. Свободно так себя чувствует. В довесок еще подтянула одну ногу, устроив стопу на второй. Как дома, ей-богу. Хорошо, что хоть это она проделала не в юбке, а в спортивных штанах, а то я бы подумал, что соблазняет. Шерон Стоун в «Основном инстинкте» просто курит в сторонке!

Пока делал кофе, стоя спиной к ней, чувствовал взгляд на затылке. И это совсем не самовнушение. Я умею чувствовать такие взгляды. И сейчас я бы даже согласился, чтобы на меня смотрели через прицел винтовки, чем так. Как будто она залазит мне в голову.

Кофемашина работала, а я начал перебирать таблетки, когда понял, что голова больше не болит. Кажется, перестала в тот момент, когда я почувствовал запах индийских пряностей.

Швырнув уже ненужный блистер на столешницу, я взял две чашки и повернулся. Поставил одну перед ней, удостоившись, наверное, благодарственного кивка, и подошел к окну, открыв его настежь. Свою чашку определил на подоконник и потянулся за сигаретами, которые оставил на холодильнике.

Это так странно, когда за каждым движением кто-то так внимательно следит. Я закурил и повернулся. Она сидела все в той же позе и, кажется, даже не моргала, наблюдая за мной.

— Теперь ты на меня пялишься и молчишь, — сказал я.

Она оценила. Улыбнулась.

А потом подошла ко мне, и сигарета снова показалась ароматизированной. Потянулась за сигаретами, невольно коснувшись грудью моего предплечья. Зажигалка все еще находилась в моей руке, и я, нажав кнопку, поднес огонь к сигарете. На пару секунд пламя отразилось в ее глазах, и это было подобно тому, как на солнце переливать мед. Она уже прикурила, а я все держал зажигалку, пока не почувствовал жжение в пальцах.

Наваждение, а не женщина. Только все равно сука.

— Думаешь, зачем я пришла? — спросила она, выдохнув дым мне в лицо.

Я поморщился, но ничего не сказал. Даже не ответил на ее вопрос. Не дождется — не стану. Она это поняла. Может, еще и попросит извиниться? Или денег на аборт потребует? Наверное, сегодня я не в форме, потому что по мере того, как все эти мысли проносились у меня в голове, на ее губах расплывалась улыбка.

— Не переживай, — она даже дружески хлопнула меня по плечу, — извинения тебе не к лицу.

Теперь я нарушил дистанцию, сделав шаг, который нас разделял.

— Тогда какого черта ты ко мне приперлась?

Она сделала еще две затяжки и затушила окурок в пепельнице, ответив:

— Хочу кое-что показать.

— Показать? — не понял я.

— Да, но можешь не настраиваться, это не позы из Камасутры.

Ну сука! Я притянул ее за руку к себе и тихо сказал прямо в лицо:

— Не зли меня.

Не испугалась. Только наиграно удивилась:

— А то что? Трахнешь меня еще раз?

Я выбросил окурок в окно и прижал ее к подоконнику, наклонившись еще ближе, почти коснувшись ее щеки губами:

— А тебе так понравилось, что ты прямо нарываешься?

И тут она рассмеялась, чем снова сбила меня с толку. Я сделал два шага назад, наблюдая, как она возвращается к дивану. Сделав два глотка кофе, она расстегнула свою сумочку и положила на стол черную бархатную коробочку.

— Забирай. Я давно хотела отдать, но ты вел себя как последний мудак, чем ужасно меня бесил. Но вроде за последнюю недель не проявлял себя. Получил, видимо, что хотел? — она двумя пальцами подтолкнула коробочку ко мне и пояснила: — Это мне прислала Алиса. Там ее обручальное кольцо. Можешь не спрашивать, зачем она это сделала, я не знаю.

Сегодня для меня как-то слишком много потрясений.

Пора взять себя в руки и думать трезво.

Я открыл крышку и уставился на золотое кольцо. Обычное. Простое, как и сама Алиса. А потом посмотрел на женскую руку с другим кольцом, где посередине ободка шла сложная резьба с напылением, скорее всего, из белого золота. А в центре еще и брюлик.

— Ты поэтому пришла? — посмотрел я снова в медовые глаза.

— Ну да, — пожала она плечами и, подхватив сумку, пошла к выходу.

И тут меня как будто осенило. Молодец, сучка, только со мной это не сработает. Я догнал ее уже возле открытой двери и успел захлопнуть, едва не прищемив тонкие пальцы.

— Что еще? — вопрос был задан таким уставшим голосом, как будто я злой начальник, который просит задержаться.

Я упер руки в стену по обе стороны от ее лица и спросил:

— За идиота меня держишь?

— Как бы не хотела, но нет.

— Какую игру ты затеяла?

— Никакую, — пожала она плечами и встала на цыпочки, дотянувшись до моего уха губами. — А может, влюбилась? Трахаешься-то ты зачетно.

Глава 3. Дина

Врага надо держать близко. А еще можно поднять белый флаг, чтобы заставить его потерять бдительность.

Еще тогда, когда я вышла из кабинета продажного следователя — а по-другому и быть не могло — поняла, что сделаю все… Чтобы уничтожить Ратомского, растоптать, запутать, сломать. И знаю, чем на него воздействовать. Собой.

Я помнила его взгляды, его движения — и они просто кричали: «Я хочу тебя!»

Можно было после всего просто забиться в угол и страдать, но, увы, это не про меня. Я неделю анализировала, синтезировала, обобщала. Больше никаких необдуманных шагов. Зная человека, можно предугадать его действия. Это сработает даже с таким, как Ратомский.

И первый козырь мне дал его побег — никак иначе это не назовешь — из отдела полиции. Я поняла: он сам не хотел, чтобы так все получилось.

Сегодня все подтвердилось. И эффект неожиданности сработал как надо. И я подняла белый флаг — отдала кольцо. Да еще и провоцировала Ратомского, чем, я видела, дезориентировала его еще больше.

Я думала, что раньше была готова. Нет! Я готова теперь. И пусть он сам пожалеет, что сотворил зверя в моем лице.

В какой-то момент я поняла, что меня больше ничего не заботит. Вопрос приоритета. А в приоритете у меня осталась только месть. Причем изощренная и грязная, ради которой я готова забыть о многих принципах. Сейчас я ставлю на кон все, надеясь на победу, в том числе и себя, свою семью, карьеру… Но безнаказанным он не останется.

И за полчаса, проведенные рядом с ним с ним, увидела — он не раскаивается, не жалеет, но и не хотел, чтобы все получилось именно так. Держался он отлично, даже почти вежливо. В другой ситуации я бы могла проникнуться к нему симпатией.

И я вовремя ушла, когда отдала этот бархатный футляр, который, казалось, сделал нас двумя быками на мосту. Никто не хотел уступать, но я пошла первая на примирение. Пусть и на такое.

Это и есть мое преимущество.

Я почти вышла за дверь, даже немного разочаровавшись, пока Ратомский не догнал меня на выходе. Он не знал, что делать, руководствовался инстинктами. Даже капкан его рук выглядел неубедительно.

И после моих слов о том, как зачетно он трахается, почувствовала, что выиграла. Он мой. Только не дать понять. Пусть мнит себя победителем, пусть думает, что сломал меня. А если подумает, что влюбил, то вообще напрягаться не стоит.

Я касалась его мочки уха губами, но он держался. Не прикасался ко мне, дышал почти ровно.