Паутина (СИ) - Костадинова Весела

Тяжесть тела, склонившегося на меня, горячее, тяжелое дыхание над ухом. Дернулась снова и снова, стараясь не дать наглой руке проникнуть дальше, пытаясь хоть как-то сбросить с себя того, кто владел мной полностью.

Бесполезно. Горячее дыхание стало прерывистым, рука уже не ласкала, она требовала, вторгалась, ломая мое сопротивление полностью. То чуть глубже, то снова поглаживая. Я глубоко вздохнула, застонала, заплакала, ощущая…. Аромат цитрусов и уда.

От ужаса и накатившего шока замерла, впала в ступор, перестала сопротивляться. И этого ему хватило.

Боль, острая и непереносимая ворвалась в тело острым ножом. Я закричала, замычала, почти теряя сознание, утыкаясь лицом во влажное сидение автомобиля. Тяжелое дыхание и запах, снова и снова. Снова и снова.

И поцелуй в шею – нежный, острый, с тихим стоном удовольствия и страсти.

И пустота.

В себя я пришла от острого, проникающего до самых костей холода. Лежала на чем-то холодном, мокром, твердом, сверху на меня падали капли ледяного дождя. Замерла, не открывая глаз, боясь шевельнуться, показать, что пришла в себя, что еще жива. Прислушалась.

Тишина. Далекий шум проезжающих машин, шум ветра и стук дождя по чему-то металлическому. Минута, другая. Ничего. Ничего нового.

Пошевелилась и застонала от жгучей боли во всем теле: в спине, животе, руках, ногах. Но руки были свободны, рот и глаза – тоже. Сверху на меня падал дождь.

Села, снова застонав от боли, пронзившей с головы до пят. Попыталась осмотреться, не смотря на то, что вокруг была темнота.

Я лежала около кирпичной стены дома, накрытая сверху своей курткой. Одежда грязная, мокрая, холодная.

Мозг улавливал мелкие детали: как накренившийся фонарь размывает своим светом кусок стены, как мусорный контейнер в нескольких метрах тихо постукивает под ветром, как вода струится в щели тротуара. Но внутри было пусто. Глухая, обесцвеченная пустота.

И боль.

Только боль.

Встала, едва держась на ногах, хватаясь за стену ледяными пальцами. Пошла. Куда? Я не знала. Просто шла, шаг за шагом, шаг за шагом. Снова и снова.

Знакомый двор. Знакомый дом. Знакомый подъезд.

Этаж. Квартира.

Зашла внутрь, не замечая, как стекают на пол струйки воды и грязи. Не разуваясь, не снимая одежды дошла до ванной.

Включила воду. Обжигающе-горячую.

Пар мгновенно начал подниматься, заполняя пространство, окутывая меня липким, тяжёлым туманом. Вода с шипением ударялась о дно ванны, стремительными потоками стекая в слив.

Я забралась туда, не раздеваясь. В обуви. В грязной, насквозь промокшей одежде, в которой ещё сохранялось что-то чужое, цепляющий разум запах уда и цитрусов, что я не могла смыть иначе.

Вода лилась сверху, обжигая кожу, заставляя её краснеть, но тепла не приносила.

Я дрожала. Где-то внутри. Где-то глубже, чем могла дотянуться горячая вода.

Она текла по лицу, по волосам, по плечам, смывая грязь, дождь, следы ночи. Но не боль.

Не пустоту.

Не то, что поселилось внутри.

Где-то, сквозь шум падающей воды, услышала телефонный звонок. Не мой… мамин. Или чей-то еще. Закрыла глаза, наваливаясь горящим затылком на край ванны, не замечая, что стекающая по стенке вода стала розовой.

Руки нашли что-то острое…

А потом стало все равно.

15

Жар. Холод. Чьи-то голоса. Чьи-то шаги. Разговоры, доносящиеся словно откуда-то глубоко из-под земли, приглушенные звуки. Хлопки дверями. Суета.

Меня качало на волнах жара и ледяного озноба, сознание то возвращалось, то ускользало обратно, теряясь в вязкой темноте.

Плотный запах лекарств, пластика, чего-то стерильного, но при этом странно чужого. Шуршание пластиковых упаковок. Резкая, но мгновенная боль на сгибе локтя.

Мягкость подушки под головой.

- Какая красивая, все-таки…. – глубокий голос.

То ли комплимент, то ли осуждение.

Твердая, не женская рука на лбу, от которой хочется и отшатнуться, и довериться одновременно.

На секунду показалось, что до меня долетит этот запах…. Ненавистный запах цитрусов и удового дерева, но его не было.

— Ты не перестарался? — женский голос дрожал, звучал напряжённо, будто говорившая сама не знала, правильно ли она сейчас поступает.

О чём речь?

Я попыталась сосредоточиться, уловить смысл её слов, но разум плыл, вязкий и тяжелый, словно закутанный в плотную вату.

— Сейчас станет легче… — всё тот же мужской голос, глубокий, чуть тягучий, слишком… уверенный.

— У неё шок… дал чуть больше…

Запах лекарств накрыл новой волной, неприятный, стерильный, резкий. В носу защипало, голова снова запульсировала болью. Что-то тёплое касалось моей кожи, шуршали какие-то упаковки, но я не могла понять, что происходит.

Где-то раздался телефонный звонок. Потом другой. Разные мелодии, короткие, отрывистые, почти раздражающие. И снова голоса, но они звучали приглушённо, словно из-под воды.

Но его голос…

Он другой. Он выделяется. Он звучит отчётливо, уверенно, не теряется в общем шуме.

Сильный. Пугающий, но при этом странно успокаивающий.

Будто бы он здесь главный.

Он говорит откуда-то издалека, но в каждом слове слышится контроль. Он отдаёт распоряжения — чётко, без сомнений.

Напряглась, пробуя пошевелиться, но тело было ватным, тяжелым, не слушалось. Казалось, будто я погружена в густую, непроглядную воду, через которую не пробиться. Сосредоточилась на голосах, на обрывках слов, пытаясь собрать их воедино. Женщина что-то тихо говорила, но слишком сбивчиво, почти шёпотом. Мужской голос отвечал коротко, сдержанно, но в нём звучало раздражение, как будто он контролировал не только ситуацию, но и самого себя.

— Когда она окончательно очнётся?

Они говорят обо мне.

— Скоро, — терпеливо ответил он, пальцы снова коснулись горящего лба, но прикосновение было скорее деловым, чем личным. — Ещё немного… я дал ей успокоительного, скоро действие закончится.

Препарат?

Всё внутри напряглось, но тело по-прежнему отказывалось повиноваться.

Жар сменился холодом, меня накрыла новая волна дрожи. Всё ощущалось странно — пальцы, ноги, голова, всё было не моим, будто бы принадлежало кому-то другому.

Я попыталась дышать глубже, ровнее, не подавать виду, что слышу их, но каждое движение давалось с трудом.

Снова ощутила его руку — тёплую, сильную. Он убрал её с моего лба, но теперь легко коснулся запястья, проверяя пульс. Дыхание мужчины стало ближе, я почувствовала тепло его тела рядом.

— Ты можешь открыть глаза, — сказал он.

Это не был вопрос. Это было указание, и обращался он ко мне.

Тишина повисла в воздухе, тяжёлая, насыщенная ожиданием. Я чувствовала его рядом — слишком близко. Тепло его тела пробивалось сквозь холод, который всё ещё сковывал меня изнутри.

— Я сказал, открывай глаза. — Голос тот же: ровный, уверенный, но теперь в нём прозвучала едва уловимая нота нетерпения.

Я не двигалась.

Не подавала ни единого признака, что услышала его.

Сердце гулко стучало в груди, но я заставила себя дышать ровно, медленно, глубже, чем раньше — будто бы я всё ещё была под действием препарата, всё ещё находилась в забытьи.

Он вздохнул, будто ему наскучила эта игра.

— Давай, Лиана. Давай.

Голова резко дёрнулась в сторону — он легко, почти небрежно взял меня за подбородок и повернул лицо к себе. Пальцы были тёплыми, но хватка твёрдой.

Я медленно открыла глаза, уставившись в белый потолок собственной спальни. В первые мгновения все плыло в глазах, двоилось, казалось размытым и нечетким.

Натяжной потолок, чуть повернула голову – шкафы из светлого дерева, все такое знакомое, все такое родное. Глазам было больно от яркого света, проникающего в комнату сквозь окно.

Я попробовала пошевелиться, но тело откликнулось тупой болью в суставах, слабостью в мышцах. Казалось, что я спала слишком долго, слишком глубоко, а теперь организм отказывался признавать, что пора проснуться.